– Абсолютно. – Хм. – Что? – Последнее время ты не была такой позитивной, поэтому меня настораживает, как ты выражаешься. – Тяжелая выдалась неделя. – Я иду к нему ленивой походкой и обнимаю за плечи. – Одна свадьба и предстоящие похороны. Я просто хочу немного времени для себя. Может, наконец перезвоню матери и расскажу ей новости. Мэл морщится при упоминании моей матери, но кивает и целует в лоб. Не знаю, почему он ведет себя так, словно это у него терки с Дебби Дженкинс, но если Мэл и дергается всякий раз, когда я из чувства солидарности ее упоминаю, то все равно сопереживает как нельзя лучше. Мэл касается губами моего виска. – Хочешь, сегодня поговорим? Сердце начинает биться быстрее от зарождающейся надежды. – О чем? – Обо всем. – Ты наконец расскажешь, что происходит? Он склоняет голову, закрывает глаза. – Да, – хриплым голосом отвечает муж. – Господи, я не хочу, но да. Я провожаю Мэла до двери, на прощание целую его и машу рукой, как образцовая жена, хотя это не в моем стиле. Как только его машина уносится прочь по гравийной дороге, я надеваю ботинки, беру армейскую куртку и бегу на своих двоих в деревню. На улице свежо и прохладно, но мне больше не холодно. Меня пьянит и подгоняет понимание, насколько я близка к правде. Я чувствую ее на кончиках пальцев, которые покалывает в ожидании, что я все узнаю. Сегодня я не отстану от отца Доэрти, пока он не расколется. Он обязан. Человек, который служит Богу, не умеет лгать, правда? К тому же у меня есть отличная наживка, которая выбьет из него правду. Все просто на самом деле. Мать меня обманывает. Отец Доэрти тоже обманывает. Очевидно же, что они хранят один и тот же секрет. Если Доэрти подумает, что я уже что-нибудь знаю, он расколется. Голени ноют, а дыхание сбивается. Мне не хватает кислорода, но я не сбавляю темп. Я так долго этого ждала. Не только Мэла, но и правду. Правду про Кэллама. Правду про моего отца. Про мать. Мою историю. Я бегу по улицам Толки мимо газетных киосков, пабов, старомодных гостиниц, вазонов с цветами, кирпичных стен с граффити на гэльском – красивая пасторальная ложь, прикрывающая прогнившие тайны, что я собираюсь раскрыть. И не останавливаюсь, пока не нахожу нужный мне адрес. Я прижимаю к груди клочок бумаги, такой тонкой и запачканной чернилами, что на пальцах и куртке остаются пятна. Несколько раз стучу в дверь, чтобы успеть до того, как подкосятся ноги и я упаду на крыльцо. Дверь распахивается, и я выпрямляюсь, откашлявшись. – Здравствуйте, это отца До… И прирастаю к месту, увидев перед собой человека. Потому что этот человек не старик с кустистыми бровями. Это человек, о котором Мэл мне никогда не рассказывал. С фиолетовыми, как у Мэла, глазами. И чертами лица, пугающе похожими на мои. Чертами Кэтлин. Глава восемнадцатая Семь лет назад Мэл Кэт беременна. Я даже не прикидываюсь удивленным, когда она появляется на пороге моего дома не в этих тесных одежках, а в типичном для нее кардигане, плотных легинсах и с аккуратной укладкой, многозначительно поглаживая плоский живот. – Можно к тебе? – прочистив горло, спрашивает она. Кэтлин, как и я, прекрасно понимает, что той ночью мы изрядно напортачили. И проблема не в том, что я не воспользовался презервативом, оказался мертвецки пьян, а она была девственницей, которая, сколько себя помню, всегда торжественно заявляла, что хотела дождаться брака. И даже не хочу затрагивать тему сомнительного согласия на секс. Самое ужасное, что мне пришлось признаться Шону, одному из своих самых близких друзей, после чего Шон и Дэниел полностью вычеркнули нас с Кики из жизни. Поговаривают, что однажды вечером Шон признался Кэт в любви. Я и сам был в курсе его чувств. Признаю, я с ним поступил несколько фигово. Ну или, может, даже хреново. Мы с Кэт получили по заслугам. Теперь близнецы О’Лири при виде нас язвительно закатывают глаза, а Хизер и Мэйв покачивают головами. Я мог бы сказать Шону, что вина не только на мне, я не ведал, что творю, и это было бы правдой. Мои воспоминания о той ночи очень расплывчаты. Но я не хочу перекладывать ответственность на Кэт, даже если конкретно этим решением она меня все-таки дожала. Мама и Бриджет уехали в Килкенни в гости к Дезу, чтобы развеяться, так что я живу в гордом одиночестве. Пишу песни, пою их на улицах, получаю предложения и отказываюсь от них. Потом иду домой и, поскольку друзья со мной не разговаривают, а Рори я перестал отправлять письма, как она и просила, больше не отвергаю поползновения Кэт понянчиться со мной. Не могу ее дичиться. Иногда, пока я пишу, она занимается. Иногда мы трахаемся: при выключенном свете, всегда с презервативом, и она разрешает мне выкрикивать имя Рори. Но чаще всего мы ужинаем, смотрим что-нибудь по телевизору, а потом я везу ее домой до наступления темноты. Сегодня Кики проталкивается мимо меня, идет в гостиную, видимо чувствуя себя как дома. В отличие от меня комната в приличном состоянии. Да и вообще в доме очень даже чисто. Она садится за стол, и я располагаюсь рядом с двумя стаканами воды. У меня нет каких-то конкретных чувств к ее новости. Я не рад, но и не грущу. У меня было предчувствие, что такое случится. Я всегда пользовался презервативом, несмотря на ее протесты, но, видимо, у меня суперская сперма, во всяком случае, если дело касается сестер О’Коннелл. Сейчас я просто жду, что скажет Кэт: оставит она ребенка или нет. В груди щемит, но я не хочу брать на себя ответственность за ее решение. – Как себя чувствуешь? – спрашиваю я и протягиваю ей стакан. Она делает небольшой глоток, вперившись взглядом в мое лицо, пытаясь понять, о чем я думаю. Почему я не могу полюбить ее? Почему не могу полюбить девушку, которая никогда меня не бросит? Девушку, которая согласна умереть ради меня? – Хорошо. Немного тошнит, но хорошо. Спасибо, что спросил. – Когда узнала? – Сегодня днем. Съездила после учебы за тестом. Попросила Хизер и Мэйв пойти со мной. Ты в курсе, что Мэйв теперь встречается с Шоном? Мне кажется, они милая пара. Хизер довольна. – Получается, они знают о беременности, – констатирую я, пытаясь не заводиться. А я-то думал, что папочки первыми узнают новости. – Да. Надеюсь, ты не против. Я не желала делать тест одна и знала, что ты выступаешь на улице, но не хотела тебя волновать или шокировать без повода. Он мог оказаться отрицательным. – Так ты его оставляешь? – напрямик спрашиваю я.