Не говори ничего, пожалуйста. Просто слушай. Мне кажется, ей так легче. Она что, думает, что Митя бы сказал: «Ольга Львовна, заткните фонтан, будьте любезны»? Или что? Эта Вика – это нечто. — Она так кричала, так кричала. — Голос Ольги Львовны сорвался. — Андрей этих бабочек ловит, я Лерку трясу, а она кричит и кричит. Скорую вызвали. Ей сделали укол. Она успокоилась, даже уснула. А когда ночью стала просить у меня попить – все. Заикается. Я сначала решила, что просто – икота, честное слово! А Лерка: м-м-м-ма… — и все. И ревет. После длительного молчания Ольга Львовна сказала: — Неделю назад она вообще ничего нормально сказать не могла. Сейчас пытается. Но стесняется очень, поэтому всяких программ себе накачала для перевода текста в речь. Доктора говорят, что это плохо. Но я ее заставить не могу. Вот скажи мне, Митя. — Вероятно, от напряжения она перешла на «ты». — Ты бы стал дарить девушке бабочек? Скажи, скажи, скажи, скажи, скажи, — крутилось в голове. Просто: да, стал бы, это красиво. И подарил. Вашей Лере. И простите меня за это. — Нет, нафига? — сказал вместо этого Митя. Более того – он продолжил: — Дурацкий подарок. — Вот! — торжествующе воскликнула Ольга Львовна. — Именно! И, главное, сволочь, какая: открытку со стишками впихнул, но не подписался. Ничего, вот Лерке получше станет, я все выясню. Удавила бы собственными руками. — А за что? — заспорил Андрей Михайлович и посмотрел в зеркало заднего вида. — Ребят, вообще-то, Оля никого собственными руками не давит, кроме комаров. Просто она нервничает. Но мальчишка, который это сделал, ни в чем не виноват. Просто выпендриться хотел. И, кстати, если бы ее хотели прямо-таки напугать, то реально прислали бы какого-нибудь паучищу. — То есть ты его оправдываешь? То есть он не знал, какое впечатление на девочку могут произвести эти бабочки? — Да этого даже я не знал! Все девчонки боятся насекомых – это нормально. Но бабочки – это другое, это красиво. Кто мог подумать, что Лерка так отреагирует? У меня была бы такая логика. И у него, уверяю тебя. — Значит он тупой! — И я? — Нет, ты просто добрый. — Ольга Львовна снова повернулась к Вике и Мите. — Ребята, вы приходите к ней, пожалуйста. — Обязательно, — за двоих ответила Вика. Этот разговор Митя снова и снова прокручивал в памяти. Мама – просто нервничает. Папа – все понял. К Лере – приходить. Все хорошо. *** Митя бежал в магазин – до закрытия оставалось минут пятнадцать, а дома не было хлеба. Причем, купить его забыл именно он. Мама обычно в таких случаях использовала волшебное слово «закрутилась». А он почему не может закрутиться? Только потому, что ему пятнадцать? К Лере пойти нужно, к репетитору – нужно, на тренировку – нужно, бабушку проводить на вокзал – нужно. Но нет, вымрет же весь род Красовских за одну ночь и одно утро без хлебушка. На полной скорости свернув за угол, Митя сбил с ног девчонку в ярком пуховике. Отскочил в сторону и услышал визг – наступил на лапу собаке, которую девчонка вела на поводке. — Эй, ты нормально? — Я – да, — прокряхтела девчонка и указала на собаку: — А он не скажет, он не из болтливых. — Вика? Было темно, фонари не горели, но по голосу он не мог ее не узнать. — Привет. — Вика неловко приподнялась и схватилась за стену дома. — Ой. — Нога? — Да. Подержи, пожалуйста, Маршала. — Она протянула Мите поводок. Крупный Маршал – то ли сеттер, то ли спаниель – был явно не в восторге. Взволнованно вертелся рядом с хозяйкой и поскуливал. Мите даже почудилось, что на него пес недобро косится, но тут же себя одернул – в этой темени невозможно заметить, косится ли на тебя кто-то вообще. — Он у тебя спокойный или буйный? — спросил Митя, подтянув Маршала поближе к себе. Пес возмущенно гавкнул. — Спокойный, но еще не нагулялся. — Вика перенесла вес на левую ногу и сморщилась. — Митя, тебе нетрудно будет меня проводить? Боюсь, мы с ним не справимся. — Естественно, блин! Почему становилось так обидно, когда Одинцова напоминала об очевидных вещах? Пакеты донести – «не хочешь помочь?». Проводить одноклассницу с поврежденной ногой – «тебе будет нетрудно?». Маму Леры выслушать – «ничего не говори». Купить самой Лере угощение в больнице – «там палатки». Наверное, потому что Митя о такой ерунде часто забывал. Не придавал значения. И как странно: Вика просила искренне, без интонации воспиталки ясельной группы и без девчачьей жеманности. Откуда что берется? Митя взял поводок в одну рукой, а другую подставил Вике: — Держись. Ты далеко живешь? — На Лесной. — О господи. А сюда как занесло? — Здесь собачья площадка хорошая. Маршал очень активный, ему нужны нагрузки. — И не лень тебе переться? — Ну, он же один не может туда сбегать, покувыркаться и вернуться домой. Они рассмеялись. Маршал иногда натягивал поводок, вынюхав что-то очень интересное, и Митя предложил: — А если его отпустить? — Не надо! — Вика замахала свободной рукой. — Сейчас все собачники выходят, еще удерет за кем-нибудь. — А что это за порода? — Ирландский сеттер. — А почему Маршал? — Командовать любит. За прошедшую неделю Митя успел убедиться, что с юмором у Одинцовой все в порядке. Можно было бы сказать: они стали больше общаться. Нет, они стали просто общаться, потому что раньше жили в параллельных мирах. К Лере, которую уже через пару дней обещали выписать, они все время ездили вместе – так получилось. Это было удобно и привычно. Если Митя был не настроен болтать по дороге в больницу, Вика активность не проявляла – ей всегда было чем себя занять. Однажды он все-таки почувствовал себя неуютно: автобус на полпути заглох и стоял не меньше получаса. Митя, как обычно, слушал музыку, а Вика разглядывала что-то за окном. Он спросил, не скучно ли ей, и предложил наушник. Вика улыбнулась и отрезала: «мне с собой не бывает скучно». Офигенно. — Блин! — Митя опомнился, когда они уже шли по дворам Лесной улицы. — У тебя часы есть? Я телефон не взял. — Я тоже. — Вика освободила руку и взглянула на запястье. — Двадцать один десять. — Опоздал. — Куда? — В магазин, хлеба купить. — Извини, — опустила глаза Вика. — Ты бы сказал, что опаздываешь, я бы что-нибудь придумала. — Что? — Что-нибудь. О, придумала! Тебе какой нужен – черный или белый? — Лучше белый. У тебя пекарня на дому? — Нет, но батон одолжить могу. У нас точно есть два. А завтра я еще сбегаю. — Куда ты сбегаешь? Тебе бы до травмпункта лучше сбегать. Вика остановилась у подъезда с цифрой пять: — Мы пришли. Постоишь с Маршалом? Хотя нет, он с тобой не останется. — Рожей не вышел? — Для него все рожей не вышли, кроме меня и бабушки. Пойдем, поднимемся. — Ты реально мне хлеба дашь? Одинцова, ты больная. — Это факт. — Вика чуть-чуть приподняла больную ногу. — Серьезно, пошли. Какой-то сюр: Одинцова, вечер, рыжий пес, батон взаймы. Митя представил, как на мамин вопрос «что так долго?», который непременно будет задан, он скажет: «в магазин я не успел, потому что одноклассница ногу подвернула, или сломала – фиг ее знает, пошел провожать, а она за это дала мне хлеба». Мама не поверит, зато папа обрадуется – такой открывается простор для типичных батиных шуток. К счастью, в доме был лифт, а ступенек, к нему ведущих, оказалось всего семь. Хотя и их Вика преодолела не без труда – скакала на одной ножке. Как только они вошли в прихожую, Вика скомандовала: — Маршал, жди. И пес послушно уселся у порога. Митя подумал, что никакая собачья милота и крутость не перекроет необходимости в любую погоду таскаться на улицу, а потом убирать грязищу. Ну, лично для него. Хорошо, что родителей не подкупали его скупые мужские слезы в восемь лет при виде щенят. Вот бы сейчас задолбался. Осторожно стянув сапожки, Вика, сильно хромая, скрылась в квартире. Вернулась спустя минуту с нарезным батоном, аккуратно уложенным в прозрачный целлофановый пакет.