Я уже собиралась развернуться и уйти, но в эту минуту Артур Верле решил наконец-то со мной заговорить. Он вскинул голову – и тут на его плечо легла крупная ладонь, затянутая, несмотря на теплую погоду, в черную кожаную перчатку. – Не стоит распинаться перед тем, кто ниже тебя, мальчик мой! – произнес некто, стоящий чуть позади блондина, и голос у него был такой… пугающий. Холодный, пробирающий до мурашек. Еще не видя обладателя этого голоса, я могла совершенно точно сказать: он опасен! Очень-очень опасен! И самое правильное в сложившейся ситуации – удрать. Даже на войне своевременное отступление поражением не считается. Очевидно, каждый из собравшихся на крыльце почувствовал то же, что и я. Девицы и друзья Артура испарились первыми, за ними исчезли зеваки с других факультетов и курсов. Вскоре перед входом в университет остались мы одни. Как по волшебству, честное слово! Я бы тоже предпочла сбежать отсюда подальше, но момент был упущен. Пришлось выдохнуть и посмотреть опасности в глаза – до отвращения знакомые глаза, разве что цвет немного отличался. Насыщенно синий – у сына и льдисто-голубой – у отца. Рядом с Верле стоял его отец. Даже если бы этот рослый мужчина не назвал блондинистого мажора «мой мальчик», я бы все равно подумала, что они близкие родственники. Внешнее сходство, конечно, бросалось в глаза, но дело было совсем не в этом, а в той самой магии, которая заставляла всех студентов универа практически пресмыкаться перед Артуром. Та же надменность, то же высокомерие, та же способность одной ухмылкой заставить собеседника почувствовать себя грязью под подошвой начищенных брендовых туфель. Да, все это было в господине Верле – только в превосходной степени. Я поежилась. Несмотря на то, что солнце поднялось уже высоко и светило ярко, вдруг стало зябко. Ну и тип! Такого, даже увидев один раз, запомнишь на всю жизнь. Светлые очень ухоженные волосы были скорее пепельными, а не золотистыми, как у сына. Длинные платиновые пряди спускались по плечам к самой груди. А еще он носил странную одежду. Вроде и современную, но пошитую настолько тщательно – так и хотелось сказать «вручную», – что ее можно было сравнить с работой старинных портных. Черный пиджак, черные брюки, ослепительно белая сорочка очень ему шли. Пожалуй, я не смогла бы представить Верле-старшего в чем-то ином. Разве что, в расшитом камзоле какого-нибудь графа или герцога. Его ладонь все еще лежала на плече сына. В другой руке мужчина держал трость, тоже черную. Рукоять неизвестный искусный мастер выполнил в виде оскаленной головы какой-то рептилии – возможно, дракона или змеи, – украшенной золотыми вставками и драгоценными камнями. Могу поклясться, что драгоценными! Потому что все в этом человеке говорило о могуществе и богатстве. Такие люди никогда не покупают подделки. – Отец? – удивленно и немного испуганно спросил Артур, обернувшись. – Я пришел разделить триумф своего наследника! Он даже говорил так пафосно, словно не с сыном общался, а речь с трибуны произносил. Сказанные им слова обладали незримой силой – хотелось слушать и слушать, подчиняться любому приказу, исполнять любые просьбы этого господина. Да что со мной? Стоило слегка тряхнуть головой, и наваждение схлынуло. Я словно очнулась от тягостного гипнотического оцепенения и уже более трезвым взглядом окинула отца Верле. Правильные, но слишком жесткие черты лица, высокий лоб, крупный нос, упрямо сжатый рот, выражавший непреклонную волю. Почти ритуальная, высокомерно-царственная маска. На мгновение показалось, что этот надменный господин кого-то смутно напоминал – кого-то очень знакомого. Но как я ни силилась, вспомнить не могла. Зато вспомнила, что он советовал сыну. Еще неделю назад промолчала бы, но сейчас… Диплом у меня практически в кармане, и оскорблять себя я больше никому не позволю! – Знаете, – набравшись храбрости и сделав решительный глубокий вдох, выпалила я. – Теперь понятно, почему ваш сын такой невоспитанный хам. Просто ему некому было привить чувство элементарного такта и вежливость. Отец Артура застыл. Голубые глаза – и без того холодные – заледенели еще больше. Он медленно повернул голову и демонстративно-лениво скользнул по мне взглядом – словно я была не я, а пустое место, не стоящее его драгоценного внимания, но до которого все же снизошли. Однако, что-то во мне его все же заинтересовало. Несколько мгновений он пристально изучал меня, а потом удивленно хмыкнул и спросил: – Где я мог тебя видеть? Хороший вопрос! Где он меня мог видеть? Хотелось бы знать. Вряд ли господин Верле обедает в студенческих столовых, а вечера проводит в библиотеках и недорогих интернет-кафе. Более того, симпатии во мне он не вызывал абсолютно. Я, скорее, опасалась его. Чем дольше мы вот так стояли, тем больше мне хотелось удрать, и на этот раз ничто этому не мешало. Хорошо бы напоследок подобрать правильные слова, чтобы тактическое отступление не выглядело трусливым бегством. – К счастью, мы с вами видимся первый и, надеюсь, последний раз. Кто бы знал, чего мне стоило не сбиться и произнести все это спокойно, так, чтобы не дрогнул голос. Но я справилась. А потом развернулась и зашагала прочь. Только бы не сорваться на бег. Нужно уходить медленно, неторопливо, сохраняя достоинство. Спиной я чувствовала взгляд господина Верле. Чувствовала, и от этого взгляда все внутри стыло от пронизывающего, почти могильного холода – каждая клеточка, каждая капля крови... Отдышалась лишь когда за мной захлопнулись университетские двери, разделяя нас. Ощущение пристального взгляда исчезло, и я, не сумев побороть любопытство, все же обернулась. Задержалась ненадолго, сквозь стекла высоких окон холла рассматривая тех, кого оставила позади. Оба Верле все еще стояли на крыльце – но теперь к ним присоединился какой-то мужчина. Высокий, широкоплечий, мощный, весь словно облитый светом. Лучи горячего летнего солнца подсвечивали его фигуру, золотили кончики густых темно-каштановых волос, подчеркивали чеканные, немного резкие черты лица. Незнакомец выглядел младше отца Артура – лет тридцати, не больше. Но опасность, которая таилась в папаше Верле, не шла ни в какое сравнение с той, что излучал этот человек. Было в нем нечто хищное, и оба блондина ему в этой «хищности» явно проигрывали. Особенно, Артур – он вообще смотрелся неразумным щенком рядом с парой доберманов. Хотя, нет. Ничего псового в незнакомце не было и в помине, скорее, кошачье. Плавные движения, ленивая грация большого кота. Очень большого – хозяина жизни и территории, принадлежащей ему по праву силы. Верле-старший на его фоне уже не казался таким грозным и страшным. Он будто растерял всю свою надменность, общаясь с более сильным зверем. Вожаком. Лидером. Аура незнакомца подавляла – не только «блондинистое семейство» – всех вокруг. Это чувствовалось почти физически. Но я странным образом вдруг ощутила себя защищенной в присутствии этого мужчины. Как за каменной стеной, которая спасет и оградит от всех неприятностей. И все же, несмотря на все различия, у господина Верле и его собеседника было нечто общее. Они не вписывались в окружающую действительность, словно принадлежали иному миру – с магией, драконами, кланами и аристократическими родами. Возможно, такое впечатление создавала их одежда – вроде бы вполне современная, но вместе с тем неуловимо странная, чуждая. Но, скорее всего, меня впечатлило то, как держались эти двое – с достоинством и величием главных фигур на шахматной доске жизни. В то время как все остальные оставались всего лишь пешками. Эх, нужно поменьше фэнтези читать... Мне бы уйти, но по совершенно непонятной причине, я не могла отвести взгляд от незнакомца. Непростительно долго рассматривала его, а когда поняла это, оказалось уже поздно. Он внезапно перестал разговаривать с Верле и посмотрел прямо на меня. От его взгляда, пристального, пронзительного, по телу прокатилась теплая волна, а сердце, замерев на миг, забилось часто-часто. А какие у этого хищника были глаза! Гречишный мед с расплавленными в нем золотыми искрами. Глаза такого оттенка – большая редкость, если вообще встречаются в природе. Они притягивали, манили, обещали, а потом вдруг вспыхнули ярким желтым светом… Чушь, конечно. Просто показалось… Я даже зажмурилась и головой тряхнула, чтобы обуздать разыгравшееся воображение, а когда вновь посмотрела на университетское крыльцо, незнакомца рядом с семейством Верле уже не было. Испарился, так же внезапно, как появился, будто его и вовсе не существовало. Вот и хорошо… Осторожно отступила – даже на цыпочки встала зачем-то, хотя моих шагов с улицы и так никто бы не услышал – и поспешила в спасительную прохладу здания. Теперь последний раз глотнуть горячего чайку в университетском кафе, а потом вперед – за дипломом Глава 2 Свобода! И да здравствует новая взрослая жизнь с ее возможностями и неожиданными шансами! Из здания альма-матер я выпорхнула на крыльях радости и, прижимая к себе вожделенную красную корочку, устремилась в кафе, где мы договорились встретиться с Наташкой Зиминой, моей лучшей подругой. Мы были неразлучны с детства, с песочницы для малышей в соседнем парке, с детского сада и школы. К сожалению, потом наши пути разошлись. Хотя, почему «к сожалению»? Все как раз произошло очень предсказуемо и логично. Моя тропинка вела на экономический факультет, а Наташкина… в общем, ее дорога петляла, иногда раздваивалась и даже троилась. В каких только сферах и областях не пробовала себя Зимина. Она проходила кастинги, чтобы получить роль в сериалах, рекламах и даже в реалити-шоу, но по каким-то причинам нигде не пришлась ко двору и искренне полагала, что продюсеры круто проиграли, не взяв такую перспективную актрису в свои проекты. Была натурщицей у известного скульптора, но, видимо, муза деятеля искусств приревновала, и Наташку попросили… Точнее приказали… А еще вернее… выгнали. Расстраиваться долго она, в принципе, не умела и выскочила замуж за иностранца. Очень выгодно, по мнению подруги. Не помню уже, кем был ее муж. Знаю одно: он оказался таким же романтиком и искателем приключений, как и сама Зимина. А два романтика на одну семью – оба с авантюрными наклонностями, да еще и преследуемые фатальным невезением – это глобальный кризис, пустые полки холодильника и кухонных шкафов и, как следствие, недопонимание, скандалы, а в апогее – развод. Банально, но жизненно. Не одна семейная лодка разбилась о быт. Не виделись мы с Наташкой несколько недель. За это время неунывающий энерджайзер успел закончить курсы секретарей-референтов при какой-то, опять же по ее словам, невероятно крутой конторе, и теперь, получив эту модную и крайне востребованную специальность, находился на стадии поиска работы. В успех безнадежного Наташкиного предприятия я верила мало, но искренне желала ей удачи. Несмотря ни на что, Зимина была моей подругой – это раз, лучшей – два, и единственной – три. Кроме того, наши цели на ближайшее время совпадали, потому что мне, как дипломированному специалисту, работа тоже требовалась. И срочно. Кафе, хоть и находилось в центре, но оказалось достаточно уютным и, что немаловажно, недорогим. Наташка сидела за столиком у окна, рассматривала прохожих и грустила, помешивая ложкой остывший кофе. – Давно ждешь? – я опустилась напротив. – Не имеет значения, – не глядя на меня, меланхолично отозвалась подруга. – А что имеет? – поинтересовалась осторожно. – У меня депрессия! – выпалила Зимина, резко поворачиваясь. Ее голос звучал отрывисто и громко, и немногочисленные посетители, все, как один, тут же уставились на Наталью. С любопытством, а некоторые – даже с сочувствием. – Вот! – порывшись в сумочке, я выложила на стол плитку молочного шоколада с орехами. – Ешь, там содержатся вещества, помогающие при депрессии. Доказано. – Шоколад? – скривилась Наталья. – Я предпочитаю виноград… старый, разлитый по бутылкам! – «Виноград» как-нибудь в следующий раз. Пока предлагаю компромиссный вариант – безалкогольный коктейль. «Ширли Темпл», твой любимый. Отпразднуем. – Валяй... – вздохнула Зимина. – Лучше коктейль в руках, чем журавль в небе. – Может, все-таки синица? – Может. Но коктейль лучше. Кстати, по какому поводу гуляем? – уже более заинтересованно осведомилась она. – Обмываем диплом! – я подозвала официанта, сделала заказ и с гордостью положила перед изумленной подругой красную корочку. – Ах, да! Ты же пять лет жизни потратила на то, чтобы потом получать, как все остальные. Лучше скажи, куда ты с этой картонкой теперь? Не очень-то уважительно прозвучало. Если бы на месте Наташки был кто-то другой, точно бы обиделась, а так лишь поморщилась, зная, что Зимина все это не со зла говорит, не из желания задеть или унизить. Жизненная философия у нее такая, и тут уж ничего не поделаешь.