Это произошло секундой позже. – Очаг локализован, босс, – доложил один из появившихся в комнате оперативников. – Хорошо. Разберитесь с ними, – отчеканил тигрейшество, указывая на Артура и его папашу. – Мальчишке нужен целитель, а эту падаль связать, надеть тимироновые наручники и к нам, в допросную. Подчиненные Марвелла занялись сыном и отцом Верле, а Кирстен помог мне подняться и вывел из камеры. Только здесь, в коридоре, где нас никто не видел, он позволил себе эмоции – прижал к себе, крепко-крепко, и застыл так. Я слышала, как тревожно стучит его сердце, как выравнивается дыхание, как нервный озноб отпускает сильное тело. – Спасибо… – прошептала почти беззвучно. И это выносливый, отважный мужчина, который вдруг нечаянно, всего на одну секунду раскрылся, показывая, как переживал, как извелся, пока искал меня, вновь стал прежним. Нет, не жестким, суровым и властным, а внимательным, заботливым… Моим. – Ты как? – выдохнул, чуть отстраняясь. Оглядел мою помятую, местами порванную одежду, и мгновенно напрягся. – Он… Обуревавшие Кирстена эмоции были написаны на его лице так отчетливо и ясно, что продолжения не требовалось. Я и без этого знала, о чем лорд директор хочет, но не решается спросить. – Все хорошо. Он не причинил мне вреда. Не успел. Ты пришел… Ты меня спас… Я шептала и шептала, поглаживая большую, чуть подрагивающую руку оборотня, нежно улыбаясь сквозь застилавшую глаза пелену слез. Потому что понимала: сейчас Марвелл как никогда остро, отчаянно нуждался во мне. – Ева… – наконец, выдохнул он. – Евушка… – Кир… А потом его губы накрыли мои, и все пережитое показалось чем-то далеким, несущественным… но лишь на миг. Оставался еще один, очень важный вопрос, о котором я ни на секунду не забывала. – Отец… – заговорила торопливо, вцепившись в рубашку Кирстена. – Он помог, отдал все силы, чтобы связаться с тобой. А потом я потеряла его и теперь не знаю… Я не закончила, губы тряслись, как в лихорадке, и совершенно не слушались. – Он жив. Готье нашел его. Не переживай… – горячая ладонь бережно обхватила мои пальцы, увлекая вперед. – Идем. Несколько минут мы молча шли в полумраке скупо освещенного тоннеля, который постоянно раздваивался, а в некоторых местах даже троился – оставалось только удивляться, как безошибочно Марвелл выбирал нужное направление. Чувствовал, наверное, а может, знал, куда нужно свернуть. – Как ты догадался, что Верле нельзя трогать? – наконец решилась я спросить. – Димари успел сказать про ритуал, соединивший их жизни, – признался Кир. – Зато о том, что ты его дочь, я давно подозревал. Ты похожа на Эша не только внешне, но и характером. Такая же безбашенная, не в меру добрая. Тебе сейчас положено своему похитителю зла желать и страшные способы пыток выдумывать, а ты идешь и гадаешь, почему он так поступил. Пытаешься его понять. Разве я не прав? Я смутилась, потому что Кирстен угадал. Захотелось вдруг оправдаться, чтобы он меня понял. Обязательно понял. – Джаронар… лорд Верле совершил много всего. Ужасного, непростительного. Но он всегда оставался спокойным, логичным, отстраненно-холодным, даже в гневе. Настоящий ледяной маг. А тут… Когда он ворвался сегодня, набросился, нес какой-то бред, потом пытался убить сына, меня поразили его глаза и… поведение. Он словно с ума сошел, озверел, обезумел. Не мог же он потерять голову только от того, что на шахту напали? – Ясно… – Кир снова меня обнял. Бережно, будто укрыл собой, отгораживая от бед и переживаний. – Подозреваю, что на состояние Верле повлияла кровная связь, соединявшая его с твоим отцом. Я мало знаю о ритуале, слишком уж он древний и редкий, но кое-что читал... Эш исчерпал свой магический резерв и какое-то время находился между жизнью и смертью. Вполне логично предположить, что и Верле должен был пострадать. Скорее всего, когда Димари лишился сознания, у Джаронара тоже помутился рассудок. А если учесть еще один фактор… – Какой? – Пыль. Лунную пыль, Ева. Кого-то она убивает, но некоторых… – Кир невесело усмехнулся. – Некоторых она превращает в чудовищ. «В чудовищ» – как точно сказано. – Я хочу увидеть отца, – вздохнула устало. – Уже скоро. Еще два поворота, а там до поверхности рукой подать. Мы вывернули из короткого коридора, и в лицо ударил порыв свежего ветра. Запахло листвой, травой, лесом. Впереди виднелся очерченный светом прямоугольник, а дальше – зелень деревьев, небо, свобода… Дошли. Выбрались. Спаслись. Я с наслаждением вдохнула полной грудью и вдруг охнула от неожиданности. Прямо на нас из соседнего тоннеля несся лорс, с гиеной на спине. Кир молниеносным движением задвинул меня за спину. Зычно крикнул: – Потап! Рядом, как из-под земли, вырос громадный оборотень-медведь, тот самый, близкий знакомый нашей Тинаиды. Похоже, именно он охранял выход. Оперативники, работавшие в руднике, несмотря на весь их профессионализм, выглядели потрепанными, обессиленными, разбитыми, словно на них несколько дней пахали без отдыха – все-таки тимирон плохо влиял на одаренных. Потап же, казалось, не испытывал ни малейшего дискомфорта. – От же порождения темных… – пробасил он, и одним ударом по шее свалил зверюгу с ног. – Смотри, не прибей, – попросил лорд директор. – Да я в четверть силушки, – расплылся в улыбке медведь. – Что ж я без понятия? Гиена, вереща и ругаясь, отлетела к стене, и к ней уже бежали подчиненные Марвелла. – Вот и последние, – прокомментировал Кир. – Прятались на нижних уровнях. А я никак не могла прийти в себя от увиденного. Лорса свалил. С одного удара. Надо же… – Ну и силища… – восхитилась шепотом, наблюдая, как Потап оттаскивает драконобелку с дороги за хвост и не спеша делает ей из толстой веревки ошейник с поводком. – На него как будто и тимирон не действует. – Дар у него редкий. Ни одно антимагическое средство и вещество не действует. Может, потому, что собственной магии в нем кот наплакал. А силой да, наградило мироздание, не поспоришь, – улыбнулся Марвелл и, наконец, вывел меня наружу. Уже рассвело, но солнце еще не встало. Мимо деловито сновали оперативники, две дородные домовушки развернули полевую кухню. В кастрюлях что-то булькало и ароматно пахло. – Пить хочешь? – повернулся ко мне Кир. – Хочу видеть отца, – упрямо повторила я, бросив на него умоляющий взгляд. – Хорошо, – как-то подозрительно обреченно вздохнул тигрейшество, откидывая полог палатки с целительским знаком. Отца я заметила сразу. Бледное, какое-то застывшее лицо, бескровные губы и тусклые рыжие локоны, свисавшие с невысокой лежанки едва ли не до самой земли. Над ним, о чем-то тихо переговариваясь, склонились двое мужчин в униформе лекарей. – Давай не будем мешать, – попросил Кир. И я почти согласилась, почти дала себя увести, тем более мои собственные силы тоже заканчивались – и моральные, и физические с магическими, – но тут один из целителей выкрикнул взволнованно: – Вот сейчас. Вливай же. Вливай, Энрин! Жизненный фон нулевой, он на грани… Дальше я уже ничего не слышала. Темнота и слабость навалились внезапно, погружая меня в полное небытие. Глава 24 Просыпаться не хотелось – всю ночь мне грезились прекрасные сны, а с одного бока согревал кто-то большой и горячий. Наверное, я и дальше с огромным удовольствием игнорировала бы солнечные лучи, щекотавшие ресницы, и аромат свежей выпечки, если бы не знакомые голоса. – А я тебе решительно заявляю: не сопи, Гаврик. Ты ее разбудишь, – качала права Наташка. – Зимина, какого лешего ты на меня наговариваешь? Сама орешь так, что в стенах замка появляются все новые и новые умертвия, – не оставался в долгу Егор. – Ой-ой-ой, можно подумать, ты их видел, – не отступала подруга. – Не видел, но это и так понятно… Гаврилов сдаваться решительно не собирался. – Кому понятно-то? Лично не встречал, так и не говори. Это ненаучно. – На миг стало тихо. Полагаю, в этот момент Наташка скорчила ехидную рожицу, дразня артефактора, и, как ни в чем не бывало, продолжила: – А в лучшем целительском блоке, где восстанавливают утраченную магию, болтать антинаучную чушь – преступление. Так и знай. – Дура ты, Наташка, хоть и красивая, – честно признался Егор. Как с языка снял. – Нас Марвелл тут посадил, чтобы мы в его отсутствие за Евкой приглядывали, а не мешали ей. Шутка ли, мужик у ее кровати почти сутки просидел. – Любовь зла... – не слишком тонко заметила Зимина. – Это к твоему будущему избраннику она зла будет, а к Евкиному – справедлива. – У меня и избранника никакого нет, – вмиг погрустнела подруга, так, что даже меня проняло. В отличие от Гаврилова. – Тем лучше для избранника, – не дрогнул он. Нет, этих двоих нельзя оставлять вдвоем надолго, тут Кир явно погорячился. Хочешь или нет, а придется срочно открывать глаза. Но перед тем, как окончательно «проснуться», я еще раз прислушалась к себе, собрала ведьмину силу, скользнула по тоненькой ниточке родовой связи Эшей, что с недавних пор билась у меня в груди, и почувствовала где-то далеко слабое, еле ощутимое тепло. Значит, отец жив… Жив! Остальное – неважно. Теперь можно и с друзьями пообщаться. – И вам доброе утро, – выдохнула, не понимая, почему, собственно, утро. Сознание я теряла тоже по утру, а проснулась вполне себе отдохнувшая, бодрая и полная сил. – Воронцова!.. – истошной сиреной взыла Зимина. – Ева… – вторил ей довольный Гаврилов. Похоже, он даже не осознавал, какой силы месть я только что в отношении него предотвратила. Наташка точно бы не простила последней фразы нашему излишне смелому но не всегда сообразительному артефактору.