— Как насчет подстраховки с обеих сторон. Мне нужна новая картина в офис, — предложил ее муж. — Кандинского недостаточно? — Шайла игриво прыснула, посмотрев на мужа. — На самом деле, ранний подарок на день рождения, — сказал он. — Я знаю, как ты любишь эту картину, поэтому она переедет в твой офис. Теперь мне нужно заполнить пустое место. — Я наблюдал как выражение нахальства на ее лице сменилось на чистое ликование. Было очевидно, что они любили друг друга и никакие деньги не могли этого изменить, но я также не мог поверить своим ушам — Кандинского обменивали как на рынке. — У него была синестезия. — Извини? — спросила она. — Кандинский. У него был тот же самый... дар. Я могу видеть звуки и эмоции. Как сверхчувствительность. — Я слышал об этом, — сказал ее муж. — Интересно. Тэйлор, кстати. Тэйлор Холден. Имя казалось знакомым. Я покопался в своей памяти и вспомнил. Я видел его по телевизору и в журналах. Они с женой были видными филантропами, они искали новые художественные таланты, чтобы добавить к своему портфолио. Они не особо старше меня, и близость наших возрастов заставила меня доверять им. Может, потому что я чувствовал, что мы можем каким-то образом помочь друг другу. — Это многое объясняет, — сказала Шайла с энтузиазмом любителя искусства, который нашел скрытую тайну за картиной. — Так этот рисунок в районе проезда под Манхэттенским мостом... тот на Бруклинском мосту, он состоит из света и под всеми этими формами и цветами... — Да, я начал там работу и сыграл... я думаю, это был Бах. Вот как Бруклинский мост выглядит для меня, когда я смотрю на него через Баха. — Вау... — сказала она себе под нос в изумлении. — Хотя это не всегда так скрупулёзно. — Мне нравятся твои композиции. Как современный кусочек Рима. Я люблю пытаться понять скрытый смысл историй. — Спасибо, — вежливо кивнул я. Я не заботился о признании своей личности, во всяком случае, когда оно ко мне приходило. Я хотел, чтобы мои работы получили признание. Я хотел, чтобы имя получило признание. Предпочитал относительное одиночество. — Поэтому, я бы хотел купить первую работу, — сказал Тэйлор, вытаскивая телефон из пиджака. Это твоя гарантия, не просто деньги, но когда люди узнают, что я заполучил первую картину УАТТ в свой дом, они последуют примеру. В мире коллекционеров полно эгоистичных придурков, которые сразу захотят вытеснить меня с рынка, сделав неконкурентоспособным, чтобы размахивать своими херами. Я рассмеялся. Он был крут. Как Джеймс Дин в костюме от «Армани». — Все, что я нарисовал, снаружи, — сказал я, указывая в сторону окна. — Хорошо. Значит мы получим что-то новое. Мы можем договориться о направлении работы и затем ты создашь что-то новое благодаря своему нечеловеческому таланту. — Я, эм... Тейлор наклонился и прошептал что-то на ухо Шайле. Она ухмыльнулась и кивнула. — Как насчет ста тысяч долларов? — Ста тысяч дол... — я подавился от такой до безобразия огромной суммы — Думаю, это да, — улыбнулась Шайла. — Хорошо, я начну составлять договор. Полагаю, у тебя нет адвоката? — Мой брат, — пробормотал я, все еще не веря. Тэйлор начал что-то печатать в своем телефоне, и я повернулся к Шайле. — Почему? — Потому что когда-то во мне тоже увидели потенциал и развили его. И потому что ты принесешь нам обоим кучу денег. 30 глава Бёрд — Извините меня, мисс, вы Бёрд Кэмпбелл? — нервно спросила меня женщина в кофейне, держа за руку свою дочурку. — Да, — я улыбнулась, когда вытерла руки бумажной салфеткой. — Извините, что беспокою вас, но моя дочь ваш огромный фанат. Она любит танцевать и вы ее герой. — Я посмотрела на маленькую девочку, которая нервно раскачивалась из стороны в сторону; ее лодыжки были скрещены, голова опущена. У нее был синдром Дауна. Я присела перед ней на колени. — Приветик. Как тебя зовут? — Савва, — сказала она. Имя кольнуло мое сердце на мгновение, вызывая воспоминания, которых я не делала. — Привет, Сара. Приятно познакомиться с тобой. Я слышала, ты любишь танцевать? — Да, — сказала она, наконец встретившись со мной взглядом. — Какое у тебя любимое движение? — Мне нлавица задилать ногу. — Ооооо мне тоже. Я люблю супервысоко выбрасывать ногу. — Мамочка поведет меня завтра на шоу. — Вау! Это здорово. Я так горда. Знаешь, что... Я поговорю с твоей мамочкой, чтобы ты могла встретиться со всеми танцорами. Со всеми цветами, птицами, рыбами и деревьями. Она улыбнулась, я взяла ее руку и встала. — Ох, спасибо большое! — сказала ее мать. — Скажи спасибо, Сара. Маленькая девочка обняла меня за ногу, и я почти растаяла. Мы сделали совместное фото, и я сказала ее маме, чтобы та взяла специальный пропуск в кассе. Это немного напомнило мне Эша. Имя Сара. Также разговор о том билете, который я оставила ему, а он так и не забрал. Я привыкла, что некоторые девочки (и даже иногда мальчики), их родители, амбициозные танцоры останавливали меня, чтобы сказать, что я была их вдохновением, и как сильно они любили мои работы. За последние пару лет я стала вроде как культовой знаменитостью. Настоящий взрыв произошел, когда спортивная марка одежды назначила меня лицом компании «Лети, Бёрд, лети», в рекламе которой я танцевала под ритмичную музыку, заканчивая большим прыжком в замедленной съемке. Люди кричали «Лети, Бёрд, лети», когда узнавали меня на улицах. В одночасье меня стали приглашать на разные ток-шоу и интервью с известными личностями. Я получила кучу поддержки, даже стала лицом MAC. Я жила мечтой. Я никогда не думала о себе как о ролевой модели. Я просто хотела танцевать. Но я осознавала, что были миллионы детей, которые нуждались в ком-то, кто поверит, что их мечты достижимы. Может, у них и не было обезображенного лица, но они чувствовали себя покинутыми, и я понимала их. Это стало удивительным вознаграждением в расцветающей карьере танцора. Я села и склонилась к своему кофе. Я только закончила свои трехмесячные гастроли и в «Нью-Йорк Таймс» должна была появиться большая статья об этом, поэтому я перелистнула на раздел искусств, когда что-то привлекло мое внимание. Казалось, что меня сильно ударили в живот, что еще больше напомнило мне об Эше. Я не могла понять, как что-то эмоциональное могло проявиться физически. Это была статья о выставке, и мои руки задрожали, когда я поднесла статью ближе к лицу. Сфотографированное изображение было почти идентично картине Эша, нарисованной пару лет назад на крыше в тот момент, когда я обнаружила его в состоянии мании. Заголовок гласил: «Вид на ЛА с птичьего полета». Имя художника УАТТ. Я прикрыла рот, чтобы скрыть громкий вздох. Уильям Ашер Томас Торо. Это невозможно. Так не могло быть. Мы не могли быть на странице раздела искусств, как будто нас свела какая-то космическая художественная судьба. Но было слишком много совпадений. Я не знала, что произошло с рисунками на крыше. Я туда не возвращалась, а арендодатель никогда ко мне не обращался. Я думала, что рисунки либо оставили для красоты, либо стерли. Шанс, что кто-то повторил это, были ничтожно малы. Как будто, чтобы убрать все сомнения, название статьи было секретным подтверждением для меня. Как будто написанная для меня, статья отвечала на многие вопросы, которые крутились в моей голове насчет того, что стало с Эшем. Я всегда переживала, что он снова стал жить на улице. Я почувствовала сильное облегчение, когда поняла, что это не так. Но в то же время я была разбита. Разбита из-за того, что он начал жить с начала и стал жить дальше, будто меня не существовало. Со мной случилось то же самое, но у меня не было выбора. УАТТ был анонимным уличным художником, который стал известен пару лет назад. Его последние произведения были проданы за миллионы, а работы выставлялись в Нью-Йоркском музее современного искусства и других современных музеях по всему миру. Я думала, что пережила то, что между нами было. У меня была отличная жизнь. Как и сказала Алана, я смогла построить что-то из любви, которую по кусочкам собрала от окружающих: моей сестры, Джордана, Тревора, моих родителей и всех друзей, которых завела в танцевальном мире. Но, держа эту статью перед собой и будучи вынужденной вспомнить об Эше, я осознала, что, хоть кусочков любви и хватило, чтобы помочь мне пережить потерю Эша, их сумма не была равнозначной той, что он дал мне. Пока я пялилась на статью в изумлении, зазвонил мой телефон. — Привет, Джесса. — Подожди, мама на второй линии. Подготовься к тому, что она только что прочитала статью. — Хорошо... — я снова начала общаться с родителями, благодаря Эшу, который разбил мое сердце и дал понять, как важно прощать людей, которые всегда будут в твоей жизни несмотря ни на что. Мы все были не правы: мои родители, из-за того что так резко ответили, а я за то, что была упрямой и своенравной. Но мне уже было не девятнадцать лет, и, как однажды сказал Эш, я поняла, что они заботились так, как умели. Раздался щелчок. — Алло? — Привет, мам, — сказала я. — Алло? Джесса? — Да, я тоже здесь.