— А вы кто такой, чтобы спрашивать? Маклин со вздохом полез за удостоверением. — Вот я кто. И веду дело об убийстве, так что вам благоразумнее оказать содействие. Бармен две секунды разглядывал фото. — Да, он почти каждый вечер здесь выпивал. Но в последнее время я его не видел. — А он разговаривал вот с этим человеком? Маклин выложил второй снимок — Джонатана Около. — Это же тот самый… — с ужасом прошептал бармен. — Ну, вы же знаете. — Ага, — кивнул Маклин. — Так вы не видели, чтобы он говорил с этим вот Питером Эндрюсом? — Не припомню. Да я, вроде бы, его и не видел до того вечера, когда он заявился. — А тогда что вы увидели? — Ну, я уже говорил вашим. Я стоял здесь, за стойкой. Ни минуты свободной. Знаете, как бывает во время фестиваля. Но этого парня я заметил, потому что он был весь в грязи и держался странно. Он направился прямо в туалет, я его перехватить не успел. Я следом — нам здесь таких не надо, — а он уже весь пол кровищей залил. Господи, ужас такой! — Кто-нибудь еще был в туалете, когда он покончил с собой? — Не знаю. Кажется, нет. — Бармен почесал заросший щетиной подбородок. — Нет, постойте. Кто-то выходил, как раз когда я вошел. Может и этот вот, кого вы мне показываете. Он ткнул пальцем в Питера Эндрюса. — У вас камеры установлены? — В сортире? Нет, что вы! — А в баре? — Да, есть пара камер, одна над входной дверью, другая над черным ходом. — Сколько времени хранятся записи? — Неделю, дней десять. Как случится. — Значит, запись того дня, когда эти двое здесь были, у вас имеется? — Маклин кивнул на фотографии. — Нет, их ваши забрали. И пока что не вернули. * * * — Прокрути назад. Ага, так. Вот отсюда! Качество было хуже, чем на камерах с Принцес-стрит: скорость — один кадр каждые две секунды. От этого люди появлялись и исчезали как по волшебству. Зернистое качество записи и тусклое освещение тоже не помогали делу, зато камера, снимавшая черный ход паба, захватывала и дверь в туалет. Вытянуть записи у Дагвида оказалось нелегко. Маклин и не ждал добровольной помощи от этого человека — дрянь есть дрянь. Но хоть бы в этот раз старший инспектор не мешал работе! Все же записи удалось получить, и инспектор с констеблем засели в темном зале видеопросмотра (точнее, в Допросной 4 с опущенными шторами) и наблюдали за посетителями «Пирующего Лиса». — Видел бы эту пленку департамент охраны здоровья! — Макбрайд смотрел, как выпивохи спешили по узкому коридору мимо туалета к черному ходу. Кадры второй камеры объясняли, в чем дело: в зале паба люди теснились так, что шагу негде было ступить. Затем входная дверь распахнулась, вошел Джонатан Около. Толпа расступалась перед ним, словно Красное море перед Моисеем. Маклин читал показания свидетелей, собранные после происшествия, и удивлялся, почему никто не смог вспомнить этого человека. Судя по тому, как от него шарахались, вонял он до небес. Впрочем, все были пьяны, да и кто в наши дни стремится помочь полиции? Исчезнув из поля зрения первой камеры, Джонатан Около через несколько секунд появился на второй. Толпа шарахнулась, открыв ему проход к двери туалета. Он вошел, и через несколько секунд дверь снова распахнулась. — Останови, — попросил Маклин. Макбрайд нажал кнопку паузы. Странно было смотреть под таким углом — из-под потолка, да и «рыбий глаз» искажал черты. Но человек, вышедший из мужского туалета, зачем-то поднял голову, словно почувствовал, что становится главным действующим лицом. Это был Питер Эндрюс. 59 — Опаздываешь, Тони. Не похоже на тебя. — Извини, Ангус. Вы уже начали? Маклин остановился в дверях прозекторской и не спешил проходить дальше. В последнее время он зачастил в морг, хотя здесь ему совсем не нравилось. — Еще как начали, — ответил Кадволладер, согнувшись над обнаженным телом, и пристально вгляделся в ладонь мертвеца. — Ты сделала рентген, Трейси? — Да, сэр. Вот, взгляните. Кадволладер подошел к стене, на которой висели подсвеченные сзади рентгеновские снимки. Маклин, радуясь, что можно не смотреть на труп, двинулся за ним. — Видишь? — Ангус указал на светлые и темные тени. — Множественные переломы костей пальцев. Обычно при таких повреждениях руки превращаются в кровавую кашу. Если под асфальтовый каток попали или еще что в таком роде. А у этого только синяки. Ну, основательные синяки, но без угрозы для жизни. Да, еще вот что. — Патологоанатом снял первые снимки и повесил на их место свежие. — Обе бедренные кости сломаны в нескольких местах. Большая и малая берцовая — тоже. И еще… Вот как выглядят ребра. Всего одно без переломов. Маклин поморщился от воображаемой боли. — Дрался? — Дракой это не назовешь. Драка предполагает хоть какое-то равенство сил. На него напали, а отбиваться он был не в состоянии. Тяжелый остеопороз. Кости как фарфоровые, ломаются при легчайшем прикосновении. Полагаю, обломки ребер проткнули легкие, и парень захлебнулся собственной кровью. Маклин обернулся к лежащему на столе телу. — Он же был машинистом? Как он мог работать, если кости в таком состоянии? — Полагаю, очень осторожно, — ответил Кадволладер. — Впрочем, сомневаюсь, что ему бы долго удавалось скрывать болезнь. Патологоанатом вернулся к объекту исследования, а Маклин занял привычную позицию наблюдателя. Трейси сняла с шеи убитого частичные отпечатки пальцев, потом приступили к вскрытию. Послышались мерзкие хлюпающие звуки. — Ага, так я и думал, — проговорил Кадволладер. — Четвертое правое ребро… а, и пятое тоже… проткнули легкое. Да, и пятое левое ребро. Сердце тоже не в лучшем состоянии. Могло отказать прежде, чем он захлебнулся своей же кровью. Осмотр закончился, и Трейси принялась зашивать разрезы. Маклин прошел с Кадволладером в кабинет. — Что скажешь, Ангус? — Избит, возможно, крупным мужчиной — отпечатки указывают на толстые пальцы. Обычный человек его возраста и сложения выжил бы, но у этого слабые ребра и сердце, он и сам мог в любую минуту свалиться. Говоришь, работал машинистом? Маклин кивнул. — Тогда, я бы сказал, это к лучшему. — Только не для него. — Да… — Кадволладер минуту помолчал, потом вспомнил: — Кстати, ты был прав. — Насчет чего? — Я еще раз осмотрел труп нашего самоубийцы, Эндрюса, и нашел следы крови и частицы кожи под ногтями. Он довольно тщательно их отмывал, местами даже стер себе кожу — но его отец мне говорил, что парень всегда был чистюлей. Странно, что он выбрал такой отвратительный способ покончить с собой. — А чьи это кровь и кожа? — Можно провести сравнительный анализ, но я почти уверен, что кровь не его. Хочешь, пошлем на молекулярно-генетическую экспертизу? Ты, как я понял, уже знаешь, чьи? Маклин кивнул, но сознание своей правоты его не радовало. * * *