Часть 23 из 61 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Обретение друзей не мешало Триумфии зазнаваться пуще прежнего и придавать своей физиономии чрезвычайно надменный вид всякий раз, когда у нее спрашивали что-то по учебе. В те минуты ее маленький носик гордо поднимался вверх, отчего собеседнику был виден только он и огромные коричневые очки. Впрочем, Артуру и Тину она помогала чуть с большей охотой, чем раньше. Мальчики даже стали лучше учиться. Как-то они снова наведались на шоколадную фабрику. Но на сей раз ребята сами великодушно угощали Даниела Фука, который к тому времени сделался самым настоящим «зажиточным» пятерочником.
Артур все свободное время проводил со своими друзьями и чувствовал себя превосходно. Однако ему приходилось скучать в то время, пока Тин и другие ребята пропадали на тренировках по едингболу. Сам Артур в тайне от других лелеял надежду о том, что принципиальный Даг де Вайт переменит свою позицию и допустит его к игре.
В дни тренировок новоиспеченные игроки выглядели важными и напоминали пузатых, гордых воробьев, которые только и делали, что начищали свои перышки. И неспроста. Ведь они представляли свои команды в едингболе, что не могло не завоевать всеобщее женское восхищение и, более того, обожание, которое девчонки выплескивали на смущенных мальчиков ушатами при первом же удобном случае. Неуклюжий Тин вдруг сразу стал красавцем, ну а толстяк Треверс — настоящим силачом.
Тин, конечно, сочувствовал Артуру и искренне переживал за своего друга, но все же где-то в потаенном уголке своей души, он был рад, что выбрали именно его. Он никогда не мог даже мечтать о том, чтобы попасть в команду. Отец всегда держал его на расстоянии от своего единорога Маркиза, сестры же считали Тина недотепой и ни на что не способным увальнем. Однако теперь он мог всем доказать, что на что-то годен!
Вместе с ними на поле занимались Деджери на пару с Атуаном Ричи, лекари Как и Гок, а также второкурсники с третьекурсниками. Команды должны были привыкнуть друг к другу, продумать стратегию игры, научиться маневрировать в воздухе. И всем премудростям едингбола их должен был научить Чак Милый, прескверный, по мнению Тина, персонаж. Да и другие были не в восторге от этого белокурого гордеца. Чак зазнавался неимоверно и, вероятно, считал всех людей вокруг себя такими незначительными и ничтожными, что мог вполне позволять себе не смотреть ни на кого, кроме как на свое отражение в зеркале. Если бы девчонки, обожавшие Тина и Треверса, услышали, как тренер обращается с ребятами на занятиях, то, вероятно, они сразу разочаровались бы в своих героях.
На первой же тренировке Чак Милый отрекомендовал себя с ужасной стороны: он был капризен, самовлюблен и заносчив. При этом он все же старался смирять гордыню перед ребятами постарше, очевидно, вполне осознавая тот факт, что они могут за себя постоять и дать сдачи, если потребуется. Зато все насмешки, выпады и оскорбления как горох сыпались на бедных первокурсников, которые сразу же невзлюбили своего новоявленного тренера.
— Ну и вид у новых игроков! С такой физической подготовкой, боюсь, вам никогда не принести победу своим командам, — презрительно проговорил Чак Милый на первой же тренировке.
— Это еще почему? — заносчиво поинтересовался Антуан Ричи. Черноволосый мальчик с серьгой в ухе явно не был намерен терпеть оскорбления от нового тренера.
— А ты посмотри на себя в зеркало, девочка. Может, еще второе ухо проколешь и юбку наденешь, чтобы вообще от них не отличаться? — язвительно ответил Чак Милый, вызвав своим высказыванием едкие смешки со стороны других игроков. Антуан Ричи оскорбленно замолчал, не придумав в ответ никакой остроумной реплики.
— А вообще, я ваш преподаватель, поэтому обращаться ко мне можно исключительно на «вы», почтительно добавляя перед этим слово «тренер», — назидательно сказал Чак Милый, осматривая своих учеников. — Вот ты, например, — Чак указал длинным пальцем на Треверса, отчего тот испуганно побледнел. — Ты зарядку утреннюю делаешь?
— Да, тренер, — испуганно пролепетал в ответ Треверс. Чак Милый удовлетворенно кивнул головой. — А в школьной столовой съедаешь десерты?
Треверс слабо кивнул головой, с ужасом чувствуя, как от страха у него начинает урчать живот, словно лишний раз напоминая ему о том, сколько запретных сладостей он уже успел сегодня употребить.
— А сколько, в таком случае, ты весишь? — продолжил свой унизительный допрос тренер под аккомпанемент обидных смешков ребят.
— Я… — смущенно начал Треверс, не зная, что на это ответить.
— Не понятен вопрос? Я спрашиваю, сколько весит твоя жирная туша? — издевательски медленно проговорил Чак Милый, явно смакуя каждое слово. Треверс опустил голову; казалось, бедный мальчик сейчас расплачется. Чак Милый, скорее всего, этого и добивался.
— Посмотри на Стоуна, толстяк, — тренер указал рукой на другого своего ученика, третьекурсника. — Он в идеальной форме. Какие прекрасные мускулы, подтянутые ноги, хорошо развитые плечи… Вот это — идеальный пример бойца. Мне нужны именно такие, а не всякие дохляки. Если хочешь ходить на тренировки, умей отказывать себе в сладком! — нравоучительно говорил Чак Милый, в то время как лицо Стоуна расплывалось в довольной улыбке.
Тренер очень хорошо понимал, как надо себя вести с ребятами постарше. Он всегда старался всячески их превознести, а новичков унизить; в этом странном поведении и состояла его методика проведения уроков, которая отнюдь не всех устраивала.
После унизительных обсуждений недостатков каждого новичка ребята должны были бегать вокруг тренера, приседать по сто раз, опять бегать и снова приседать. А белокурый Чак Милый только язвительно хмыкал и клал себе в рот разноцветные конфетки длинными тонкими пальцами.
— Как прошло первое занятие? — с любопытством спросил Артур у Тина и Треверса, когда они оба мрачнее тучи ввалились после занятий в шале Морских львов. Впрочем, их одинаковые угрюмые физиономии вполне красноречиво отвечали на поставленный вопрос.
— Знаешь, Арч, — задумчиво проговорил Тин, — думаю, тебе ужасно повезло, что Даг де Вайт не взял тебя в команду.
— Все так плохо? — улыбнулся мальчик.
— Еще хуже! — простонал Треверс, на ходу стягивая с себя насквозь промокшую форму. — Мне кажется, я сейчас умру. Этот Чак — настоящий мохит в человеческом обличье.
— Выглядит он вроде вполне безобидно…
— Ты просто не видел, как он ведет занятие. Как ему вообще разрешили тренировать, ума не приложу. Мало того, что он всех оскорбляет… Если делаешь упражнения неправильно, то он назначает санкции.
— Что за санкции? — с любопытством спросил Артур, которого интересовали все детали тренировок.
— Отжиматься пятьдесят раз, приседать пятьдесят раз, прыгать на одной ноге. Поверь, у него отличная фантазия.
— А если кто отказывается выполнять это?
— Сразу же вылетаешь из команды. И старшекурсники начинают дразнить тебя слабаком.
— Я вообще-то уже сомневаюсь, что хочу играть в едингбол, — промямлил Треверс. — Мне кажется, пусть лучше позор, чем все эти постоянные унижения на тренировках. Кем только меня уже не обозвали…
— Если Чак Милый именно этого добивается, думаю, ты, напротив, должен остаться в команде, — посоветовал другу Артур. — Пусть говорит все что угодно, от слов ведь не больно. Делай вид, что тебе все равно.
— Ага, легко тебе говорить…
— Вовсе нет. Я тоже очень хочу быть в команде. Хотя бы потому, чтобы… — Артур не стал заканчивать фразу, и только Тин догадался, что его приятель имеет в виду. Юноша хотел, чтобы ему поскорее дали единорога, ибо это был его шанс попробовать найти Клипс и Левруду. В принципе, по окончанию учебы у него и так был бы свой единорог, но Артур не намеревался ждать так долго. Его кормилица и без того наверняка сходила с ума от беспокойства. А так как всем начинающим игрокам без исключения выдавали настоящих взрослых единорогов, а не пони, и учили взаимодействовать с ними, то, безусловно, мальчик хотел вместе со своими друзьями поскорее оказаться в команде. Сама же игра едингбол волновала его куда меньше, чем Тина; юноша не был столь азартен и не стремился ко всеобщей славе и вниманию со стороны других учеников.
После этого разговора прошло несколько недель. Мальчиков так сильно нагружали на тренировках, что они буквально приползали в шале, не желая больше ничем заниматься, кроме как лежать на своих кроватях. У Тина даже уменьшился аппетит, что было совсем уж для него нехарактерно.
В один из пасмурных смраденьских дней Артур гулял по узким улочкам спального городка, пока его друзья готовились к игре. Диана с Триумфией, как обычно, предпочли его обществу библиотеку. Недалеко от «Билли Блейка» его застал Тин — растрепанный, довольный, даже не потрудившийся снять свой тренировочный костюм, поверх которого он неряшливо нацепил теплый полушубок.
— Артур! — крикнул он, остервенело маша руками вслед своему приятелю. — Я только что узнал… У нашей команды нет скорохода!
— Ну и что? — Артур придал своему голосу небрежность, однако сердце его вздрогнуло от возбуждения. — Скороход нашего союза заболел! Отравился грибами какими-то… — Тин остановился, чтобы на секунду перевести дух и продолжил: — И теперь Даг ищет игрока.
— Думаешь, он возьмет меня? — c надеждой в голосе спросил Артур. — Он вроде говорил, что его не устраивает моя кандидатура.
— Да брось! Ты же лучше всех летаешь! Тем более, у тебя, в отличие от всех нас вместе взятых, куда больший опыт взаимодействия с единорогами, — обрадовал Тин друга и хлопнул его по плечу.
Так, в этот же день Артур стоял перед Дагом де Вайтом и просил зачислить его в команду Морских львов.
— Я действительно очень хочу научиться летать на единороге! — говорил он, ненавидя себя за то, что ему приходится выпрашивать это у профессора, который стоял и холодным взглядом прожигал насквозь своего ученика. Сегодня преподаватель по полетам отчего-то был явно не в духе. Его красивое лицо выглядело усталым, под потухшими зелеными глазами виднелись темные круги.
— Вы не были ни на одной тренировке, — наконец, язвительно процедил Даг де Вайт, и Артур вспыхнул. Интересно, по чьей же вине он не попал ни на одну тренировку?!
— Помимо этого, я вижу, вы обладаете вспыльчивым характером, вы нетерпеливы и порою ведете себя очень вызывающе с преподавателями… Профессор Лист рассказывала мне о вашем недостойном поведении на ее уроке… Подобные черты характера неприемлемы, когда речь идет о едингболе.
— А вы случайно не обсуждали с ней, профессор, приемлемость использования мандарины в качестве наказания для студентов? — насмешливо поинтересовался Артур. Он уже жалел о том, что послушал Тина и пришел к преподавателю единологии.
— Я думаю, что таким самоуверенным молодым людям подобное наказание может послужить хорошим уроком, — угрюмо проговорил Даг де Вайт. Профессор, надо отметить, вел себя несправедливо по отношению к юноше, однако вины Артура в этом не было. Даг де Вайт слишком хорошо помнил ошибки, которые он допустил, обучая одного из самых талантливых своих учеников — Чака Милого, и сейчас он невольно приписывал Артуру все недостатки белокурого тренера.
— Вам виднее, профессор, — холодно, на манер своего преподавателя вымолвил Артур и гордо повернулся, чтобы уйти.
— Сегодня попрошу Чака, чтобы дал вам единорога, — устало проговорил Даг де Вайт ему в спину, и Артур медленно остановился, не поверив своим ушам. Верно, он ослышался?
— Но вы должны знать, что эти животные являются собственностью школы… Вы не сможете пользоваться им по своему усмотрению вне тренировок и игр, — добавил профессор, словно он догадывался об истинном желании Артура попасть в команду.
— Я понимаю… Спасибо! — тихо проговорил Артур, все еще отказываясь верить своему счастью. Однако Даг де Вайт только махнул рукой, словно брезгуя страстными излияниями своего ученика.
— Если что-то пойдет не так, мандарина покажется вам сущим пустяком! — строго вымолвил Даг де Вайт.
— Я запомню, профессор, — насмешливым голосом сказал Артур и поспешно покинул кабинет преподавателя единологии.
Даг де Вайт сдержал свое обещание, и спустя пару часов Артура пригласили к Чаку Милому, который занимался тем, что осматривал единорогов в загонах, которых еще студенты именовали единорожнями. Несмотря на то, что тренер лично ухаживал за животными — мыл и расчесывал их, выглядел он при этом так роскошно, словно собирался на бал. На нем, как и на всех Всадниках, были франтоватые бордовые бриджи, заправленные в высокие коричневые сапоги на небольших каблуках, белая накрахмаленная рубашка, нарочито небрежно расстегнутая на несколько пуговиц, и черные лаковые перчатки. Волосы его были заботливо собраны в хвост, и со стороны его можно было даже принять за миловидную девушку, если бы не мускулы, видневшиеся под рубашкой, и излишне широкие плечи.
Когда Артур зашел к нему в единорожню и вежливо поздоровался с ним, Чак Милый театральным жестом отложил в сторону губку для мытья и насмешливо посмотрел на своего гостя. При этом его красиво очерченные брови изобразили такую немыслимую дугу, словно их обладатель искренне сомневался в способностях Артура вообще залезть на единорога, не говоря уже о самом участии мальчика в игре.
— Старик, верно, рехнулся, раз в самом разгаре подготовки к играм хочет подсунуть мне нового ученика? — очень нелестно отозвался тренер о своем учителе, который, кстати говоря, вовсе не выглядел старым.
— Я справлюсь, — твердо заявил Артур, упрямо сжав губы. Он боролся с непреодолимым желанием украсить надменную физиономию тренера ярким синяком, однако в этом случае ему пришлось бы навсегда забыть про участие в команде.
— Сомневаюсь, — хмыкнул Чак Милый. — Впрочем… Если так угодно нашему учителю, то я умываю руки, — последнюю фразу он намеренно произнес с излишне пренебрежительным оттенком, в очередной раз показывая свое непочтение по отношению к профессору.
Чак провел Артура в загон, где жили единороги. Здесь было тепло и сухо; у каждого белоснежного красавца была специально отведенная комната, где единорог мог отдыхать и трапезничать. Повсюду стояли огромные корзины, доверху набитые морковками. Со всех сторон доносилось синхронное чавканье, что говорило, разумеется, о сильной занятости белоснежных животных в этот обеденный час. Они с живым любопытством воззрились на посетителей и даже на пару секунд перестали жевать.
Все как один белые, ухоженные и старательно причесанные Чаком, они хитро изучали гостей, поблескивая глазками-бусинками. Артур восхищенно смотрел на огромные и вместительные загоны, отделанные с любовью и заботой; он даже забыл про своего нелюбезного тренера.
— А вот и твой скакун… Не правда ли, он прекрасен? — раздался откуда-то противный голос Чака Милого. На Артура смотрел, наверное, самый дряхлый единорог Троссард-Холла, который даже морковку жевал с трудом!
— Это Тритон. Тритон, познакомься, это твой всадник — Артур, — паясничал тренер.
— Но… Он же умрет, когда я на него сяду! — возмутился юноша такой несправедливости, но Чак только самодовольно пожал плечами.
— Прости, но все остальные уже в игре. Не могу же я дать тебе единорога-охранника — он и правил-то не знает.
Таким образом, на следующий день Артур появился на тренировке в компании седовласого Тритона. Заприметив нового скорохода Морских львов, Антуан сморщился в досадливой ухмылке, пробормотав сквозь зубы:
— Тебя ведь не допустили до игры!
Впрочем, увидев единорога Артура, он только расхохотался и махнул рукой. Тут и впрямь было на что посмотреть. Белоснежная шерсть животного осыпалась с боков, словно труха со старого пня, в некоторых местах образуя проплешины разной величины. Тритон был обладателем великолепной длинной бороды, наполовину черной от грязи, так как он волочил ее за собой по земле. Эта борода была предметом особливой гордости и заботы почтенного старца. Он старался укусить каждого, кто, по его мнению, мог хоть как-то ей навредить. Лукавые черные глазки приземистого единорога смотрели на мир с чувством необъяснимого достоинства и знания жизни, которым обычно любят щегольнуть только самые дряхлые старики. Он ступал достаточно живо и даже немного бравировал, однако опытный глаз мог бы подметить, что животное слегка прихрамывает.
И самым последним, и наиболее значительным его недостатком было то, что старый трудяга отчего-то невзлюбил Артура всей душой. Между ними не было взаимопонимания ни на йоту, не говоря уже о таинственной кадоросаме. Возможно, это произошло потому, что Артур все время думал о Баклажанчике, а Тритон негативно относился ко всякому, кто не отдает должного почтения ему и его прекрасной бороде. Так, этот странный тандем появился на тренировке за несколько недель до пробного матча.
Ненависть Тритона сперва не знала никаких границ — строптивый единорог совершенно не слушался своего новоиспеченного всадника. Однако в какой-то момент все поменялось, и, несомненно, в лучшую для Артура сторону. И произошло это следующим образом. На одной из тренировок Чак Милый вновь начал измываться над Треверсом. По какой-то неведомой причине белокурый юноша выбрал именно его в качестве основной мишени для своих изощренных издевательств. Вполне вероятно, что Чак делал это из желания насолить Дагу де Вайту, либо же потому, что действительно считал Треверса слишком неуклюжим и слабым для участия в игре.
— Мы уже заканчиваем нашу тренировку, но для тебя, толстяк, у меня имеется еще одно задание, направленное на твое похудение. Тебе нужно надеть перчатки и подтянуться десять раз, а потом еще повисеть на перекладине в течение пяти минут. И не забудь поблагодарить меня за то, что я так забочусь о твоей фигуре.
Треверс угрюмо нахмурился; мальчик прекрасно понимал, что подобное задание выполнить ему не под силу, даже если он будет очень стараться. Его слабые руки были совершенно не подготовлены для таких испытаний.
— Если не получится подтянуться, то можешь смело выметаться из команды. Я предупреждал всех, что вы здесь до тех пор, пока выполняете мои приказы.
Треверс в нерешительности замер на месте, обреченно опустив голову. Он судорожно думал о том, какое решение лучше принять в данной ситуации. Гордо отказаться выполнять упражнение и уйти с поля под веселые улюлюканья всех остальных? Или все-таки попробовать и опозориться еще больше? Наверняка, пока он будет беспомощно висеть на этой злополучной перекладине, Чак Милый будет сообщать в его адрес весьма нелестные комментарии.