— Я ему тоже об этом толкую всю дорогу! — встрял Тин, хоть на самом деле во время полета он не сказал Артуру ни слова. Левруда вручила Тину огниво, и мальчик направился к камину. Через несколько минут разгорелся огонь, согревая ветхую лачугу. Внутри стало даже чуть уютнее. Правда теперь из темноты выступили обшарпанные стены с клочками грязи и щели, сквозь которые свистел и завывал ветер. Левруда медленно, вразвалку подошла к огню. — Я могу достать эль, — гостеприимно предложила она мальчикам, но те лишь скромно покачали головами, не желая лишний раз обременять старую женщину. Однако Левруда все же достала из какого-то ящика эль в старинной бутыли и разлила его по кружкам. — Мы обязаны отпраздновать твое возвращение. И поступление в школу, конечно же. Кстати, что это за место? Я никогда не сомневалась в том, что мир людей не ограничивается Клипсом. — Троссард-Холл. Школа находится в Беруанском Королевстве, со столицей, разумеется, в Беру — удивительном древесном городе. Кстати, сам я родом из тех краев, — важно проговорил Тин. Мальчик никогда не упускал возможности чуть прихвастнуть. Левруда удивленно посмотрела на юного беруанца. — Древесном городе? То есть он построен из дерева? — Да нет, просто он находится в ветвях гигантского древа на огромном Митридатском поле… — Вот диво дивное! А как так получилось, что тебя взяли в школу? — спросила Левруда, и Артур рассказал ей вкратце все, что с ним произошло. Время от времени вмешивался Тин, разбавляя его скромный и весьма взвешенный рассказ красочными и порою почти фантастическими описаниями. — Он прирожденный всадник! Ваш сын летает лучше всех, поверьте мне, — убежденно говорил Тин, а Левруда, прикрыв глаза, млела от удовольствия. — А что говорили в городе про мое исчезновение? — наконец поинтересовался Артур. Старая женщина неопределенно пожала плечами. — Да почти что ничего… Улетел — ну и хорошо, одним ртом меньше. Многие говорили — «умер мальчишка», а я всегда верила, что ты жив. Вот так, вот так, — Левруда замолчала, погрузившись в свои мысли. — Я хотел спросить у тебя… — неловко начал Артур. — Расскажи мне про мое детство. Ты совсем не говорила о том, как я попал к тебе. Старуха сморщилась в улыбке. — Э-эх… Извечный жизненный вопрос… Кто я и откуда? Мне ведь и самой толком ничего не известно… — Ну пожалуйста! — с мольбой произнес Артур. — Я уже много рассветов назад поклялась себе молчать о том, что случилось… Все это попахивает колдовством, а о нем лучше не упоминать, — старая женщина упрямо замолкла, но Артур зацепился за ее слова как за соломинку. — Колдовство? Что ты имеешь в виду? — А то! — неожиданно рассердилась Левруда. — Представь себе страшный суровый день смрадня, когда на улице невозможно находиться! Я тогда сама следила за домом, даже прибивала ставни… И вдруг слышу — громкий стук в дверь. Я, признаться честно, гостей не ждала. Нелюдимый у меня нрав, дикий. Поразмыслив, я все же выглянула на улицу и увидела… Корзинку. Ты спокойно лежал в ней, завернутый в меховое одеяльце… Впрочем, это не самое странное. Мой дом стоит на пригорке, и с крыльца я могу видеть далеко вперед. Так вот, мой милый. Я не увидела того, кто стучал! Как тебе это? Уж не спятила ли я? Неужели то был младенец, еще не научившийся ходить, который подполз к двери и сам так громко постучал, что я аж подпрыгнула на месте от неожиданности? И следов никаких. Будто некто принес тебя по воздуху и испарился. — А больше ничего тебе не известно? Этот некто больше не появлялся? — с запинкой спросил Артур. Кем мог быть тот незнакомец? Его отцом? Матерью? Или еще кем-то? Доброжелатель то был или враг? — Ах, да. Вспомнила еще кое-что. Не знаю, показалось мне или нет, но когда я чинила ставни, то краем глаза увидала яркую зеленую вспышку… Я не очень хотела с тобой говорить на эту тему, слишком много неясного в этой истории. — Зеленая вспышка… — задумался Тин. — Надо будет у наших всезнаек спросить, вдруг они что расскажут? Артур внимательно смотрел на пожилую женщину, заменившую ему мать. Она напоминала сгорбленный трухлявый пенек, прогнивший насквозь; однако ее глаза как будто жили отдельной жизнью от тела — маленькие, черные, они то потухали, то загорались какой-то неведомой силой. Артур почувствовал к ней нежность и грусть оттого, что не может взять ее с собой. В этот момент мальчик особенно осознал, насколько этот дом был одинок и потерян. Сначала, только недавно выстроенный, он горделиво поблескивал свежевыкрашенным фасадом, хвастаясь залетным воробьям своей мирной жизнью, наполненной непринужденными разговорами и веселым смехом жильцов. Затем проходило время, и он, подобно всем старикам, дряхлел, при этом все же оставаясь деловитым и исполненным чувством собственной нужности. Все-таки кров над головой как-никак. А потом и эта деловитость прошла, домишко опустел, захирел и уже приготовился похоронить в себе доживающих свой век постояльцев. Грустно, когда такое происходит с местом, которое ты считал своим домом… Сейчас камин разгорелся, и все вокруг постепенно наполнилось жизнью. Казалось, что языки пламени несут с собой не только тепло, но и уют, и надежду на то, что это погибающее место сможет вновь возродиться. С древнейших времен огонь был неким символом, соединяющим человека с небом, поскольку дым всегда поднимается вверх, как бы выстраивая мостик между землей и небом — миром материальным и духовным. Приятное впечатление от горящего огня длилось недолго; Артур подумал, что когда они с Тином уйдут, то вместе с ними из этого дома уйдет и жизнь; старуха останется одна наедине с тишиной, сыростью и глухим мраком, сводящим с ума. — Тебе нельзя тут жить, — сказал Артур скорее себе, чем ей. Он ведь знал, что Левруда пропустит его слова мимо ушей. Старая женщина как-то вся сгорбилась, и ее глаза потухли. Они еще долго сидели рядом. Артур смотрел на нее, пытаясь запечатлеть в памяти ее образ. Она же просто наслаждалась минутами, проведенными с сыном. А Тин старался не мешать этой идиллии — он ведь все понимал. Неожиданно сильный порыв ветра ворвался в дом и всколыхнул пламя в камине. Левруда живо вскочила на ноги, словно в каком-то испуге. — Это лишь ветер, — успокаивающе проговорил Артур, памятуя о том, что его кормилица всегда боялась ночных завываний вьюги. Но старая женщина не услышала его. Она минуту постояла задумавшись, а потом весело глянула на мальчиков. В ней произошла странная перемена — в глазах ее заплясали веселые, сумасбродные искорки, словно она задумала какую-то шалость, неприличную для ее возраста. — Так как же вы попали сюда, мои сладкие? — деланно засмеявшись, спросила старуха. Эта фраза, казалось бы, вполне естественная и логичная, так странно, если не сказать дико, прозвучала сейчас, что Артур невольно поморщился. А старуха тем временем отошла к двери и прикрыла ее поплотнее, как будто это могло укрыть их от ветра. Потом она обернулась и так сильно начала качать головой, будто пыталась от нее избавиться. Это было настолько жуткое зрелище, что ребята вскочили со своих мест, с ужасом взирая на хозяйку дома. — Что с тобой? — в испуге спросил Артур, надеясь, что его вопрос приведет женщину в чувство. Но Левруда все качала головой, словно хотела стряхнуть с лысой макушки какое-то надоедливое насекомое. Вдруг послышался странный хлопок — точно лопнул шар. И тут, к огромному ужасу ребят, пожелтевшая кожа стала слезать со старухи, как со змеи, длинными клочьями. Крови совсем не было. Умирающая женщина закричала, и ее крик перерос в дикий нечеловеческий рев. Перед глазами смертельно испуганных друзей на месте Левруды выросло отвратительное существо — буро-коричневое, сверху донизу покрытое слизью и обрывками ветхой одежды, которая когда-то принадлежала хозяйке дома. Голова у него была более-менее человеческая, правда, лишенная каких-либо признаков пола, совершенно лысая, морщинистая с толстыми, напоминающими слизней губами и черными глазками, глубоко посаженными в кожаные карманы. Чем более человеческой казалась его голова, тем ужаснее и безобразнее она смотрелась на фоне обрюзгшей туши. Жирная, скользкая, со множеством длинных щупалец и маленьких уродливых отростков она заполнила собой почти всю комнату. Прозрачный воздух в доме, казалось, окрасился в цвет крови. — Беги! — крикнул Артур Тину. Мальчику подумалось, что чудище нападет в первую очередь на него и позабудет про приятеля, который мог бы в два счета выпрыгнуть в окно. Но тот его, конечно же, не послушал — может, у Тина было много недостатков, но друга он точно не оставил бы в беде никогда. Существо зашипело как змея и потянуло свои щупальца по направлению к ребятам. Артур резко отшатнулся — и вовремя — в том месте, где щупальце опустилось на дощатый пол, теперь зияла черная дыра. Домик, и так с трудом державшийся на земле, стал разваливаться, как пустая картонная коробка. Все вокруг летало, мельтешило и падало; угли из очага беспорядочно метались по комнате вперемешку с землей и прогнившими досками с крыши. На секунду чудовище настороженно замерло, и ребята, пользуясь кратковременной передышкой, смогли проскользнуть к выходу. Уже около двери Артур почувствовал, как что-то сильно обожгло ему ногу — на том месте сразу появилась красная полоса крови. Бедный юноша упал на колени, не в силах сдержать стон, и тогда неумолимый враг замахнулся на него снова и опустил свое щупальце прямо на его плечо, оставив на нем глубокую рваную рану. Второй рукой мальчик обхватил поврежденное место, с ужасом ощущая, как из-под его пальцев течет алая кровь. Этот изощренный истязатель, казалось, играл с испуганными ребятами, не убивая их сразу, а наслаждаясь дикой забавой… Еще одно щупальце раскрошило дверь, открыв им путь к спасению. Но для этого надо было сделать один шаг, даже, может, шажок… Чувствуя себя не в силах подняться, Артур яростно глянул на своего друга. — Беги же! — сквозь зубы проговорил он, про себя ругая Тина за благородную самоотверженность. Все-таки Артур сам был виноват в том, что затащил его сюда, не хватало еще, чтобы из-за него… Тин на мгновение замер, будто только сейчас осознав всю угрожающую ему опасность. Он даже вроде побежал к огромному отверстию, которое заменяло дверь, и Артур облегченно вздохнул, надеясь на благоразумие друга. Снаружи единорог, он сможет спасти его. Но Тин, как оказалось, вовсе не собирался спасаться, он быстро поднял с пола обломок доски с ржавым гвоздем на конце и храбро ринулся к чудовищу. Ему удалось даже проткнуть щупальце неприятеля гвоздем, но это было единственное, что он успел сделать. Спустя мгновение мальчик лишился своего ничтожного оружия и стоял теперь рядом с Артуром, жалкий и беспомощный. Но несмотря ни на что, он по-прежнему дерзко смотрел на морщинистую голову на тонкой шее, готовый, если понадобится, броситься защищать своего друга до последнего. Поразительно, но боявшийся всего на свете Тин, сейчас почти не чувствовал страха. Удивительное это дело, но, когда мы искренне пытаемся помочь другому человеку, то страх за самого себя отступает, открывая в нашей душе простор для самоотверженности и искренней любви. Чудовище удивленно глянуло на мальчишку, бросившего ему вызов. Однако недоумение быстро сменилось яростью. Этот дерзновенный поступок настолько разозлил неизвестное существо, что теперь ему хотелось одного — закончить все как можно быстрее. Одно из щупалец сбило Тина с ног, а другое потянулось сверху, чтобы закрыть ловушку и попросту раздавить в ней еще трепыхавшуюся жертву. Артур поднялся, превозмогая боль в ноге. Отчаяние и злость смешались в его груди, когда он увидел, что чудовище, которое совсем недавно убило Левруду, теперь собирается лишить жизни его верного друга. Он не мог допустить этого. И тут, словно в насмешку над его жалкими потугами спасти Тина, все его тело пронзила боль такой силы, что он снова упал на пол, в кровь разбив себе колени. Теперь ему не удавалось подняться, все силы ушли на то, чтобы свыкнуться с той острой, всепоглощающей болью. Между тем, по какой-то неведомой причине существо вдруг съежилось и подобрало под себя все свои щупальца, словно испугавшись чего-то. Артур увидел, что вся комната застилается белым туманом сродни тому, который они видели вокруг таинственного сада, в лесу недалеко от Троссард-Холла. А потом обвалилась крыша, и самый тяжелый ее пласт упал на сморщенную голову с беспощадными маленькими глазками. Все остальное Артур видел сквозь пелену. Он уже и сам хорошенько не понимал — туман появился в его воображении или это уходит его сознание, оставляя Тина одного выбираться из-под разрушенного дома. Массивная туша стряхнула с себя обломки и распрямилась, закрывая собой звездное небо. Ребята уже не видели, как сверху им на помощь летел верный единорог. Он атаковал зверя со спины, и тот обиженно зарычал, беспорядочно мотая длинной шеей с крошечной головой. Из рога Баклажанчика струился мягкий бело-желтый свет, который словно меч пронзил гигантскую тушу неприятеля. Сначала этот свет вспорол ему брюхо, и раненое животное инстинктивно поджало под себя щупальца, пытаясь защититься, а затем луч острым ножом вонзился в шею чудовищу и отрезал тому голову. Уже дергаясь в смертельных конвульсиях, зверь нанес единорогу ответный удар щупальцем. Артур мысленно почувствовал, как больно его другу. Но умирающему чудищу было значительно хуже. Оно стало уменьшаться, скукоживаться, пока, наконец, не превратилось в совсем крошечное насекомое — не то многоножку, не то паука, у которого вместо страшных щупалец остались лишь маленькие черные усики. Многоножка тряхнула всеми своими конечностями и испустила дух. И только разрушенный дом и выжженная земля говорили о недавнем сражении. Баклажанчик был в порядке, только выглядел немного виновато из-за того, что не смог помочь раньше. Он подошел к полуживым ребятам, помогая им выбраться из-под развалин дома. Артур наконец-то смог встать на ноги; боль неизвестного происхождения прошла так же внезапно, как и появилась. Однако из его правой руки хлестала кровь, а на ноге красовался огромный ожог, оставленный щупальцем врага. Тину повезло не меньше — у того была вывихнута (может, даже сломана) правая рука, а по лицу проходил свежий кровавый шрам. Но при всем при этом юный борец с чудищами держался молодцом и даже попытался улыбнуться, когда единорог доставал их из-под обломков дома. — Мы его победили, — тихо прошептал он, морщась от боли. Баклажанчик стал помогать ребятам. Сначала он прикоснулся носом к ранам Артура, и они затянулись так быстро, что только сожженный рукав рубашки и ровная дыра на брюках говорили о недавнем сражении. Затем наступила очередь Тина. Мальчик потом еще долго в восхищении смотрел на свою руку, не понимая вполне, как могло так быстро произойти чудодейственное исцеление. Так, всего за несколько минут, единорог смог полностью вылечить ребят. Но, увы, одежду было уже не поправить — меховые шапки были прожжены в нескольких местах, равно как и полушубки, которые ребята извлекли из-под обломков. «Мы должны уходить», — мысленно сказал единорог Артуру. Юноша с опущенной головой стоял перед развалинами старого дома, и в его глазах блестели слезы. Когда теряешь близкого человека, какое-то время кажется, что ты сам потерялся и окончательно сбился с пути. Будто все проверенные и надежные дороги, по которым ты раньше шел, вдруг оборвались, и впереди только непреодолимая пропасть, которая представляется страшной вовсе не своей глубиной — нет, а тем, что она совершенно безразлична к твоей потере. Когда внутри боль, кажется, что весь мир должен взволноваться, разделить ее с тобой, но жизнь деловито идет своим чередом, словно не замечая твоих страданий. Однако спустя какое-то время, когда человек перестает концентрироваться на себе и своей беде, он понимает, что дорога вовсе не оборвалась, а, напротив, стала более явной и четкой, при этом он сам утвердился на ней крепче, чем когда бы то ни было, а пустота вокруг представляется вовсе не молчанием безличной материи, а сопереживанием и разделением твоей боли. Но осознание этого приходит лишь спустя какое-то время. Артур вспоминал, как учила его старая Левруда. Однажды, когда он был совсем маленьким, она спросила его, подведя к окну: — Артур, посмотри на свет. Что ты видишь? — Солнце, — ответил мальчик. — Как думаешь, хорошо там жить или плохо? Мальчик задумался и ответил: — Я не знаю. Наверное, там жарко. И много света. Тогда Левруда ласково приобняла его и ответила, жмурясь от непоседливых солнечных лучиков: — Это мудро, что ты ответил так. Ты не стал отвечать словами моего же вопроса, хотя мог бы. Ты ведь не представляешь, как там в действительности, вдобавок к этому ты еще очень мало знаешь о том, что хорошо, а что плохо. Многие так любят судить других, бросая им вслед, когда те не видят: «Как плохо он поступил!», «А она еще хуже!». Скорые на суд, они знают об этих людях ровно столько, сколько ты о солнце, но, тем не менее, осмеливаются давать подобные суждения. Как славно, что ты не такой, мой мальчик! Подобных историй было не счесть. Артур мог многое вспомнить про свою кормилицу. Но надо было улетать. Единорог подхватил уставших мальчиков, и они отправились в обратный путь. Ночь была все еще темна, но в ней уже не было той ребяческой таинственности и загадочности. Она вмиг стала слишком взрослой, слишком грустной. Баклажанчик тоже был мрачен. Артур не слышал его мыслей, но знал, что тот очень расстроен. — Почему ты не пришел раньше? — спросил тогда у него Артур. Он не винил своего друга, просто хотел разобраться в том, что произошло. «Я собирался, — возразил Баклажанчик, — но не мог попасть внутрь дома. Мне мешал какой-то защитный барьер. Но потом он исчез, и я смог до него добраться». — Артур? — подал голос Тин. Ему уже стало лучше, только он весь дрожал от холода. — Вы говорите сейчас с единорогом? — Да. — Скажи ему спасибо за то, что он нам помог, — сказал Тин. Единорог слегка улыбнулся — ведь он вполне понимал человеческую речь и без посредников. — Кто же это был? — вслух произнес Артур. Побывав у Левруды, они не только ничего не выяснили, но еще и столкнулись с новыми загадками. — Я не встречал ранее подобных существ, — с грустью отвечал Баклажанчик. Его кустистые брови сдвинулись, что выражало необычайную тревогу. — Оно здесь было из-за меня, наверное, — с болью произнес Артур. Ему вдруг подумалось, что не полети он сегодня к Левруде, то она осталась бы жива. — Понимаешь, в какой-то момент я ясно увидел, что она полностью изменилась, будто внутрь нее что-то вселилось. Возможно, если бы мы остались в Троссард-Холле, этого всего могло бы и не произойти. «Не вини себя в смерти Левруды, — мягко произнес Баклажанчик. — Если бы ты смог, ты отдал бы за нее свою жизнь, я знаю. У тебя доброе сердце. Ты хороший человек и ты мой всадник, а все остальное неважно». Артур мысленно поблагодарил единорога, ставшего ему ближе всех, даже ближе отца и матери, которых он никогда не знал. А потом мальчик представил себе в уме незримого врага, который, с тех пор как он покинул Клипс, неумолимо преследует его; внимательно следит за ним. Ведь именно в Троссард-Холле Артур впервые почувствовал, будто за ним наблюдают. С другой стороны, за ним могли наблюдать обычные студенты, и совсем необязательно, что это был некий таинственный недоброжелатель. «Ты должен понимать, что мы боремся не с человеком, — серьезно проговорил Баклажанчик, прочитав мысли своего всадника. — Людей великое множество, они умирают и уходят. Но то, что в их сердцах, не уходит. Зло остается и ищет себе все новые сердца… Вот и сегодня я чувствовал присутствие зла». Мрачная завеса молчания нависла над путешественниками; каждый думал о своем, но отнюдь не о самом хорошем. Они прилетели, как и предполагал Баклажанчик, ранним утром. Все еще спали, и пропажу ребят никто не обнаружил. Они же, до смерти уставшие, тихо пробрались в свой спальный домик, где еще с вечера догорали угольки в камине.