Часть 37 из 61 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Ты ведь не хочешь, чтобы… — он не успел продолжить эту фразу, поскольку на него что-то налетело из темноты и начало лупить изо всех сил.
— Ой, что это! — испуганно закричал Чак, но когда он увидел Артура, первокурсника и игрока его команды, то его губы расплылись в насмешливой ухмылке.
— Ребята, смотрите, всадник трухлявой клячи решил заступиться за свою девушку! — Старшекурсники засмеялись его словам; их ведь было больше, и по весовой категории они явно превосходили Артура. Они разделились — один из них держал рот Диане, чтобы она не кричала, трое других стали нападать на Артура. Сначала ему удавалось уходить от их тяжелых ударов, но это только благодаря тому, что он напал внезапно и застал ребят врасплох. Через какое-то время они обступили его со всех сторон и принялись бить с такой нещадной силой, что он не смог больше уворачиваться и упал на землю.
— Игроки команды Морских львов никогда не должны вставать на колени перед своим врагом, — поучительно-издевательски проговорил Чак, перед тем как грубо ударить его в лицо. В глазах у мальчика потемнело, и он на секунду потерял способность видеть происходящее. Из его носа хлынула кровь.
Диана изворачивалась, как сумасшедшая, и пыталась кричать; однако ей все никак не удавалось освободиться. В какой-то момент парень, который держал ее, повалил пленницу на землю и сел сверху, заломив ей руки. Он намеренно схватил ее за волосы и приподнял ей голову, чтобы она все видела.
Юноша корчился от боли на земле, все его лицо было в крови, а одежда испачкалась в глине.
— Эй, хватит, мы вроде и так расставили все точки над «и»? — спросил Чака его напарник.
— Хорошо, — милостиво согласился тот, — и последний штрих. Прощение и помилование? Извинись перед своим тренером! Или тебя никогда не учили соблюдать субординацию? — грубо сказал он лежавшему на земле Артуру и со всей силы пнул того в живот. Клипсянин издал тихий стон от боли, однако не проронил ни слова. Его глаза с такой неприкрытой неприязнью посмотрели на Чака Милого, что у того на секунду пробежал холодок по спине. Что-то дикое и непримиримое было в том взгляде.
— Может, всех приятелей сюда позовете? Справиться с беззащитным первокурсником вам одному, видно, не под силу, тренер? — с трудом шевеля разбитыми губами, презрительно проговорил Артур, преследуя определенную цель. Как и всегда в подобных ситуациях этот трюк сработал — гордец Чак Милый кивнул остальным, чтобы они не вмешивались. Ребята отошли на почтительное расстояние. Артур, пошатываясь, с трудом поднялся на ноги.
Чак подошел близко к нему, намереваясь, видно, одним ударом опрокинуть соперника навзничь. Однако тренер потерял бдительность, ибо самонадеянно полагал, что они уже достаточно избили наглого мальчишку, напрочь лишив его возможности оказать сопротивление. Чак Милый ошибся, даже не подозревая о том, что Артур уже не в первый раз оказывается в подобных потасовках; в Клипсе с ним приключались неприятности и похуже. Юноша ловко увернулся от небрежного удара Чака, сделав своему противнику подножку. Всадник упал в лужу, нелепо раскинув в разные стороны свои длинные руки, и его прекрасные белокурые волосы вмиг окрасились в насыщенный темно-коричневый цвет.
Артур резко вскочил на своего тренера, пользуясь его замешательством. Он должен был победить его сейчас раз и навсегда, чтобы потом не страдать от глупых насмешек и издевательств. Он должен был защитить Диану. Поэтому он бил так сильно, как только мог, а остальные ребята стояли и словно завороженные смотрели на эту сцену, не решаясь вмешиваться. Артур не слышал ничего, его лицо свело яростной судорогой.
— Что тут происходит? — над озером раздался властный голос Дельфины, которая так же, как и Артур, оказалась в это время на берегу озера и поспешила прийти на шум.
Ребята в страхе оглянулись и сжались. Чак Милый лежал без чувств, да и Артур представлял собой довольно плачевное зрелище. По его лицу стекала кровь, а глаза горели огнем ярости.
— Нужна помощь, — быстро проговорил Артур, кивнув на Чака.
Дельфина приблизилась к ним и в ужасе вскрикнула.
— Что тут произошло? Объяснитесь немедленно. И почему вы избиваете своего тренера?
— Ничего страшного, — тихо пробормотал Артур. — Мы просто немного не поладили.
— За это вам придется отвечать перед директором! — жестким голосом проговорила Дельфина. Однако потом, осмотрев место происшествия, взглянув на Диану, которую, наконец, отпустил один из парней, и поняв, что все это со стороны выглядит более чем абсурдно, молодая преподавательница изменила свое мнение, и лицо ее немного подобрело.
— У вас есть к ним какие-нибудь претензии? — вдруг поинтересовалась Дельфина, обращаясь преимущественно к Артуру. — Обо всех недопониманиях надо рассказывать директору.
— Нет, госпожа Дельфина. Думаю, мы уже выяснили, что хотели, — вежливо ответил Артур. Юноша не собирался никому жаловаться; этим он хотел показать всем остальным, что сам вполне может постоять за себя, не прибегая к помощи преподавателей. Клипсянин знал, что только в этом случае его перестанут трогать. И действительно, друзья Чака впоследствии стали уважительно относиться к Артуру за то, что он не наябедничал, как скорее всего сделал бы любой из них, оказавшись на его месте. Диана же, с присущей ей проницательностью, поняла своего друга, поэтому тоже жаловаться не стала.
— Досадно подобным образом завершать праздничный день, — с сарказмом заметила Дельфина и с силой, невиданной для такой хрупкой женщины, приподняла Чака Милого с земли. Друзья тренера в полной растерянности смотрели за ее действиями, не решаясь ничего предпринимать. Между тем, прекрасная сирена с удивительной легкостью потащила куда-то пострадавшего, чьи длинные ноги непослушно болтались в такт ее спокойным, размеренным шагам. Обернувшись вполоборота, Дельфина заговорщицки подмигнула Артуру и Диане, однако потом ее лицо вновь приобрело строгое выражение.
Старшекурсники с каким-то суеверным испугом посмотрели на Артура; их так ошеломила его сокрушительная победа над Чаком Милым, что теперь ребята совсем растерялись, позабыв, что вместе, если бы они только захотели, то вполне смогли бы его одолеть. Впрочем, их пугал не только сам Артур; Дельфина ведь и правда может сообщить все директору, а самая ужасная санкция за плохое поведение, существовавшая в школе — немедленное отчисление. Сама угроза вылететь из Троссард-Холла в тот момент, когда уже почти получен диплом об окончании школы, представлялась незадачливым кавалерам не просто досадной, но катастрофически неприятной.
Диана с насмешкой взглянула на их жалкие растерянные лица.
— Я не рассказала об этом происшествии Дельфине, но у меня все-таки имеется одна претензия, — проговорила девушка, и голос ее дрожал от гнева. С этими словами, она под их изумленными взглядами подошла к тому парню, который удерживал ее, и со всей силы влепила ему пощечину. — Но теперь инцидент исчерпан, — миролюбиво улыбнулась девушка и, резко отвернувшись, подбежала к Артуру, который пытался остановить кровь из носа и более-менее привести себя в порядок. Его лицо морщилось от боли, однако, когда Диана приблизилась к нему, он постарался овладеть собой.
— Вот скоты! — с негодованием воскликнула девушка, пристально рассматривая лицо своего друга. — Может, нам стоит сходить в медпункт? У тебя все лицо в крови!
— Не страшно, — улыбнулся Артур. — Не пойду в медпункт, начнут задавать вопросы, а мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь знал об этой драке. Тем более, что все это пустяки. Триумфия подберет мне мази.
Диана достала пару чистых носовых платков, которые всегда находились при ней, и аккуратными, почти ласковыми движениями вытерла кровь с лица своего защитника. Выражение ее глаз было задумчивым и немного расстроенным.
— Похоже, со мной у тебя одни неприятности, — тихо проговорила она. — Сначала чуть не утонули в озере, теперь еще и эта драка…
— Надеюсь, это не станет нашей традицией, — шутливо ответил Артур. — Но в целом, это не такие уж и неприятности.
— Спасибо, — подумав, серьезно сказала Диана, взяв юношу за руку. Артур подумал, что, возможно, наступил неплохой момент для того, чтобы рассказать подруге о своих чувствах, однако девушка мягко отстранилась, словно догадавшись о его далеко идущих замыслах.
— Прогуляемся? Я не очень хочу возвращаться на бал, — почти застенчиво проговорила она.
В этот день после произошедших событий Артур и Диана гуляли до самой ночи по спальному городку. Они не ощущали холода, да ведь и в воздухе уже чувствовалась сладостная истома грядущего полузня, и весь мир будто замер, очарованный его приходом. Ребята подходили к самой кромке леса, и Артур показывал подруге, где они с Тином вышли за территорию школы, и какая дорога привела их в таинственный сад. Он рассказывал ей про родной город Клипс и Левруду. И как-то неожиданно юноша почувствовал, что время, проведенное до знакомства с Дианой и время, проведенное после, как будто перестали разделяться и соединились воедино.
Он словно всю жизнь знал эту прекрасную девушку, как если бы частичка ее сердца всегда была с ним. И тогда Артур понял наверняка (а когда это происходит, то непременно понимаешь сразу же), что с этого дня, как и пророчила старуха из полуразвалившейся кибитки, им суждено будет идти вместе, бок о бок, преодолевая невзгоды и разделяя маленькие победы.
Что же касается Чака Милого, то очнувшись на следующий день в лазарете с ужасными синяками на своем изящном лице, он хорошенько оценил произошедшую ситуацию и решил, что лучше для его репутации будет, если эпизод драки с первокурсником останется в тайне. Ведь для самолюбивого тренера мнение окружающих превыше всего. Поэтому во время занятий ему приходилось общаться с Артуром, как и раньше, что давалось ему с превеликим трудом. Но он справился с этой задачей, так как был весьма неплохим актером, и вскоре даже его дружки позабыли про данный инцидент. Мало ли что может произойти в праздник под покровом ночи?
Глава
19. В которой мы узнаем, что перемещаться в пространстве можно и без применения магии
Начало каникул было ознаменовано некоторыми, не самыми приятными для учеников, событиями. Во-первых, ребятам сулило дополнительное занятие по науке о цветах на следующий же день после бала, что само по себе уже звучало абсурдно, и даже в некотором роде дико. Учителя постарались написать этот предмет в учебном расписании такими мелкими буквами, что разглядеть его, кроме как под лупой, никому не представлялось возможным. Блистательные просветители детских умов сделали это намеренно, наивно полагая, что подобная уловка спасет их от всеобщего гнева студентов. Вроде бы и есть какой-то урок, но такой крошечный и незначительный, что даже как-то жалко на него обижаться — ну есть и есть, что поделаешь.
Зато другой предмет, напротив, выделялся на сером листке, и от одного только его названия веяло таинственными приключениями. Над маленькой наукой о цветах победоносно значилось следующее: «Основы простейшего перемещения и междупутья». И ребята, бросая недовольные взгляды на расписание, как-то сразу воодушевлялись при виде этого необычайного слова «перемещение». Даже у самых скептически настроенных пробегал приятный холодок по спине от сладкого предвкушения путешествий, опасностей, красивейших пейзажей, горделивых гор и алебастровых водопадов, насупленного брюзгливого леса и песчаных равнин, — от всех тех мест, которые, увы, представлялись большинству ребят только из книжек и энциклопедий, составленных беруанскими путешественниками.
Тин, который никогда не отличался особым рвением к знаниям, на сей раз бодро возвестил своих друзей о том, что этот предмет он «точно прогуливать не будет». Да и вряд ли нашелся бы тот, кто захотел бы прогулять сей необычный урок. Дейра Миноуг знала, что делала, когда предлагала беруанской просветительской комиссии одобрить добавление «Основ…» в учебный план. Когда у нее спросили, не являются ли магией практики и способы перемещения, она только высокомерно улыбнулась из-под своей остренькой оправы.
— Как же люди любят все непонятное называть магией! А это, между прочим, простейшая физика. — При этом Дейра хмыкала, словно поражаясь безграмотности нынешнего поколения. И никто, собственно, и не пытался вникнуть в эту «простейшую физику», поскольку сразу же, как только искатели необычной информации слышали слово «физика», их интерес сходил на нет. Основными противниками великолепной директрисы являлись, разумеется, родители учеников.
— Говорили, дескать, будут учить как природу защищать. А перемещения зачем? Детей на месте не удержать, а так вообще днем с огнем не сыщешь! — отмечали заботливые мамочки, ворчливо обсуждая нововведения в школе. Однако никто так и не повлиял на политику Дейры, и предмет одобрили, из чего следовало, что, возможно, уже в недалеком будущем бедным мамам все-таки придется претерпевать неожиданные исчезновения своих детей.
«Основы…» вел Суноири Каучук, один из наиболее известных профессоров Троссард-Холла, а также член Беруанской Академии Наук. Будучи человеком аккуратным по отношению к учебному расписанию, он приготовился к первому уроку за полчаса и уже сидел за столом, когда ученики только начинали подтягиваться в аудиторию. Некоторые опаздывали, и немудрено: Морские львы, например, вообще не ложились спать после празднества, и сейчас только начинали просыпаться.
По какой-то странной закономерности каждый входящий на урок по перемещениям чуть дольше, чем того позволяли правила приличия, засматривался на преподавателя. Чем же он был интересен, этот объект столь пристального внимания студентов? В первую минуту, глядя на него, нельзя было не сказать: «Какой приятный и добродушный человек!» В следующую минуту уже можно было призадуматься, а после и вовсе поменять свою оценку. «Не так-то он прост, этот симпатяга!» — несомненно подумал бы каждый более или менее наблюдательный человек. Профессор Каучук улыбался заманчиво, и глаза его под стеклом изящных очков смотрели по-доброму, но с неким снисхождением. Мол, с вами я строгим не буду, хоть вы ничего не знаете… Ровным счетом ничего.
Несмотря на то, что он был невысокого роста, что для мужчин Беруанского Королевства уже само по себе не является достоинством, в нем чувствовалось некая важность, значительность, уверенность в своем превосходстве. Про него можно было сказать — порода. Если Даг де Вайт был скорее воплощением мужественной красоты, то профессор Каучук — красоты благородной, не всегда присущей мужчинам.
Внешне он походил на беруанских интеллигентов, представителей ученых профессий. Все они выглядели похожим образом: чрезмерно опрятные, высокообразованные и немного кичившиеся своей просвещенностью. Их еще называли людьми «понимающими», поскольку они действительно многое знали, многое понимали и умели из всего сделать правильный вывод. У профессора по перемещениям были серебристые, аккуратно причесанные волосы, пышные ресницы, прикрывающие умные голубые глаза, чуть округлое выхоленное лицо и прекрасная улыбка, нередко появляющаяся на его тонких и изящных губах.
Держался профессор манерно и холодновато; отвечая студентам, он картинно поднимал красивые черные брови, как бы про себя недоумевая, как в голову вообще могут приходить подобные вопросы. Его голос был тихим, но проникновенным, и едва только Суноири начинал говорить, как все ученики сразу же замолкали и старались внимать его речам, боясь пропустить хоть одно слово.
Поговаривали, что этот обладатель уже тридцати всяких премий в области науки безвозвратно отдал свое сердце прекрасной сирене, которая преподавала в Троссард-Холле. Возможно, то злые языки болтали про него всякую несуразицу, а там уж как знать.
Сегодня профессор Каучук облачился в темно-синий бархатный сюртук поверх элегантной рубашки, которая была накрахмалена до такой степени, что казалась белее снега. На переносице у него поблескивали маленькие франтоватые очки, которые увеличивали размер его и без того больших глаз. Профессор был близорук. На мизинце он носил золотое кольцо со странной символикой, и имел обыкновение оттопыривать этот палец, словно бы кольцо ему мешало или натирало.
Ученики старались сесть в первых рядах, хотя большинство из тех, кто туда сел, вряд ли знали что-то по предмету. Триумфия победно возвышалась на последней парте, словно на троне. Весь ее вид говорил о том, что не только двоечники и слабоумные предпочитают последние ряды. Прозвенел звонок на урок, и преподаватель, ловко поднявшись с места, прошелся по аудитории.
— Доброе утро, господа. Надеюсь, вас не очень расстроил факт нашей сегодняшней встречи.
— Нет, нет! Что вы! Мы очень ждали вашего урока! — бодро возразила ему Тлынья, известная отличница среди Лекарей. Преподаватель с интересом уставился сквозь очки на говорившую, а затем даже снял оправу и еще раз окинул ее изучающим взглядом, будто перед ним был не ученик, а какой-нибудь уникальный, неизвестный науке вид животного.
— Что ж, любопытно… — задумчиво проговорил он, и было непонятно, что же именно он находит любопытным — ответ Тлыньи или сам факт, что ученики могут с нетерпением ждать его урока. Затем профессор удивил своих студентов неожиданной фразой:
— Я бы не отказался от имбирного чая.
Ответом на эту реплику была преданная тишина, и он продолжил говорить:
— Сегодня утром меня посетило чудеснейшее желание. Мне захотелось уехать куда-нибудь… В горы, например. Маленький чудный домик на склоне у самого обрыва, чистейший воздух… Да, милые мои, этого бы мне действительно хотелось.
Ученики молчали, правда, один мальчик, опять-таки из Лекарей, поднял тощую руку.
— Позвольте мне дать определение «перемещениям»? — пробубнил он, сгорая от желания скорее показать профессору свои знания.
Тот долго молчал и выразительно смотрел на неучтивого студента, который осмелился его перебить, и наконец длинно улыбнулся, раздвигая тонкие губы в пренебрежительной улыбке.
— Поразительно! Кто-нибудь может объяснить мне, почему я начал говорить о своих, не относящихся к уроку мечтах, вместо того чтобы помочь вам постичь квинтэссенцию перемещений?
— Вы — профессор, и вправе начинать объяснять предмет как вам угодно, — неуверенно пробормотал Антуан Ричи.
— Хм-м, — улыбнулся преподаватель. — На все нужно искать первопричину. Иначе не понять суть. Вначале я говорил вам о том, чего мне хочется. А сейчас пришло время подумать о том, чего хочется вам. Именно ваши желания помогут сделать то, чем мы будем заниматься ближайший месяц. Вот, например… Вам лично чего хочется? — он обратился к девочке-энергетику. Та кокетливо поправила рубашку, окрестив про себя нового профессора милым, по ее мнению, эпитетом — «душка», и, нервно хихикая, ответила:
— Мне тоже хочется в горы… А то в Беру куда ни глянь — одна сплошная равнина.
Триумфия досадливо поморщилась — эта Лилетта вечно пытается понравиться преподавателям и поэтому все повторяет за ними как заводная кукла! Вот если бы спросили ее, Триумфию, она бы придумала что-нибудь необычное и не стала бы заискивать перед пусть даже обаятельным профессором.
— Отлично, теперь для вас два вопроса: почему вы туда хотите, и насколько сильно? Ответив на эти два вопроса мысленно, честно и правдиво, в вас появится тот зародыш энергии, который поможет вам переместиться. Желая чего-то очень сильно, в нас появляется энергия, с которой не сравнится ни одна сила в мире. Эта энергия поначалу бушует в наших сердцах, а потом перегорает, и одно желание сменяется другим. Но если вы научитесь управлять этим сгустком энергии, то сможете сделать вот так! — Он снова улыбнулся и одним движением задернул шторы на огромных окнах. На секунду стало темно, а когда шторы вновь раздвинулись, оказалось, что профессор сидит уже в другом конце зала, по-щегольски закинув ногу на ногу. Это казалось невероятным! Нескольких секунд не хватило бы никому, чтобы добежать из одной части аудитории в другую, не говоря уж о том, что ученики услышали бы звук шагов! Но абсолютная тишина могла служить непреодолимым доказательством перемещения.
— Ну а теперь, господа, ваш черед! — провозгласил профессор Каучук, картинным движением руки проведя по лбу.
Артур не поверил новому преподавателю. Если у него все так легко получается, зачем же было закрывать шторы? Чтобы студенты не видели того, что произошло на самом деле? Или же это просто желание порисоваться, почваниться, желание представить свои способности как необычный моноспектакль?
Мальчик краем глаза увидел, что Диана пытается продвинуть свой стул вперед, но только лишь физическими усилиями и никак не силой мысли. Это было забавно. Ребята пыхтели, стулья скрипели, но ни у кого ничего не получалось. Однако профессор, как ни странно, был чрезвычайно доволен. Артур не стал двигать свой стул в надежде, что у него получится переместиться куда-то. Вообще, он слабо верил в эту науку, если это вообще можно было назвать наукой. Может, профессор Каучук просто был неплохим фокусником… Это наверняка какой-нибудь дешевый трюк.
Артур с неприязнью глянул на нового преподавателя. Он отчего-то ему сразу решительно не понравился, как не понравилась ему вначале Дейра Миноуг. Мальчик оглянулся на Триумфию — вот уж у нее-то наверняка должно было бы получиться переместиться, если это только действительно возможно сделать. Но девочка в очках продолжала спокойно сидеть на своем месте и высокомерно посматривать на всех остальных. Ее губы улыбались чему-то.
Артур снова перевел взгляд на преподавателя и неожиданно встретился с холодным блеском его голубоватых глаз, прикрытых прозрачными стеклами очков. Профессор Каучук внимательно смотрел на мальчика, и на одну секунду безмятежность на его лице уступила место какому-то другому чувству. Что это было? Неприязнь? Похоже на то. Но с какой стати ему бы невзлюбить своего студента, с которым он еще даже не обмолвился ни словом?
Артур прикрыл глаза, показывая преподавателю, что он тоже пытается вслед за другими учениками переместиться в пространстве. Однако, как и остальным, ему удалось только потешно поелозить на стуле. А когда он вновь открыл глаза, то вначале даже не поверил им. Мальчик, как и прежде, сидел, но уже не на мягком стуле в кабинете профессора Каучука, а на холодной, мокрой от дождя, скамье!