«Что, если я потрогаю воду, вдруг в ней можно купаться?» — пришло в голову Тоду. Действительно, почему бы и нет? Вода была густой, словно ягодный кисель, отчего хотелось попробовать ее на вкус. «Что, если она такая же сладкая, как тесто для яблочного пирога? Может, она похожа на абрикосовое желе? Или на взбитые желтки с сахаром?» Мальчик шагнул вперед и в удивлении замер. Вода отступила, словно брезгуя до него дотрагиваться. И немудрено, у него такие грязные башмаки! Тод сделал еще один шаг, наблюдая за тем, как перед его глазами открывается переливчатый как жемчуг песок. Казалось, это драгоценные камни, перемолотые до такой нежной пудры, что когда мальчик потрогал дно рукой, то почти ничего не почувствовал. «Желтки с сахарной пудрой и ванилью» — опять подумалось Тоду. Он снова шагнул вперед, робея от мысли о встрече с морем. Желтые воды вновь отступили, явно давая ему понять, что не пустят к себе праздного прохожего, слоняющегося тут без дела. Мальчику, который привык получать все, что он хотел по первому же требованию, это очень не понравилось. Он размашисто шагнул, резко, стремительно, и, наконец, на мгновенье ему удалось дотронуться до воды. Штанина его сразу же намокла… Хотя, нет. Скорее пропиталась жиром. Но на коже его не было ощущения соприкосновения с прохладной водой, а как он хотел окунуться в нее с головой! Тод посмотрел вдаль, где безмятежно светило солнце, придавая морю багряный оттенок. Вдруг перед его глазами возникла странная картина. Словно его детские воспоминания из далекого прошлого ожили и появились перед ним. Образы эти были живыми, они возникали над поверхностью воды и смеялись над незадачливым беруанцем. Дразнились, будто предоставляя ему шанс что-то исправить. Его детство… У Тода, помимо Эвридики, была младшая сестра Оюна. Ее назвали так в честь времени года оюня, с приходом которого она родилась. Родители часто оставляли их одних, говоря мальчику: «Ты уже взрослый мужчина, поэтому должен позаботиться о своей сестренке». И Тод заботился. О, как он любил ее, это маленькое нежное создание, вечно сующее свой любопытный носик в чужие дела. Он был ей братом, отцом и матерью. И вот сейчас Тод увидел свою сестру, выглядевшую так же, как в тот день… В тот день, когда все это случилось. Он играл в мяч неподалеку от своего гнездима, а Оюна сидела рядом с ним и восторженно хлопала глазками, наблюдая за его силой и ловкостью. Но вот неудача, мяч покатился дальше, по ветке. Там так тонко, но Тод все равно хочет его забрать, это его любимая игрушка, подарок отца. Но он не может оставить сестру. — Иди, я посижу с ней, — ласково сказал ему незнакомец, который оказался поблизости и все видел. — Не бойся, я подержу ее, пока ты сходишь за мячом… И Тод помнил, как сейчас, это лицо: доброе, ухоженное, внушающее доверие. Когда мальчик был на ветке и пытался достать мяч, он обернулся — мужчина кивнул ему головой все с тем же выражением лица, а его карие, похожие на оленьи глаза, светились добротой. У незнакомца на руках величественно восседала Оюна, улыбающаяся и довольная. Тод продолжил тянуться за мячом, он его достал, он счастлив. Но, вновь оглядываясь назад, мальчик с ужасом понял, что ни сестры, ни незнакомца нет. Они пропали, словно неожиданно улетели с ветки подобно воробьям! Тод кричал и звал, но ему никто не ответил. Оюну потом так и не нашли. Поговаривали, что детей похищают, чтобы нелегально продавать их к кочевникам-армутам, которые распоряжались ими по своему желанию. Эти жестокие меры якобы помогали защитить дерево от перенаселения. С тех пор Тода не покидало острое желание отправиться в путь, чтобы найти сестру и исправить свою ошибку. После школы он непременно это сделает, иначе зачем он поступил в Троссард-Холл, где учат летать на единорогах… Тод прижал руки к голове, стараясь прогнать видения, но они были перед ним, вновь и вновь возвращая его в уже давно минувший роковой день. Вдруг из желтой толщи воды вышел тот самый человек, который принес столько горя их семье. Он был все таким же: сутуловатым, с неуклюжей походкой и ласковыми карими глазами, а тонкие губы были с укором поджаты. Вот он, робея, стоял прямо перед Тодом, словно какое-то волшебство перенесло его из прошлого. И ярость до краев наполнила сердце мальчика. Ярость такой силы, что он готов был сделать что угодно. Вот только как, вот только чем? И, словно повинуясь его немому требованию, море расступилось, и Тод увидел перед собой кинжал, острый и сверкающий, лежащий на не менее сверкающем жемчужно-белом песке. Да, это как раз то, что надо! Он был готов взять его. Мальчик наклонился, продолжая с ненавистью смотреть на незнакомца, и взял в руку оружие. Оно было холодным, но при этом нисколь не смиряющим его горячий пыл. Тод со всей яростью, на которую он только был способен, метнул кинжал, и клинок прошел прямо сквозь грудь ненавистного врага. В этот самый момент должно было бы произойти убийство. Но вместо этого оружие пролетело по воздуху и острием вошло в густую толщу воды. Губы незнакомца тронула едва уловимая, робкая улыбка, которая становилась все шире и шире; и вот она казалась уже растянутой до каких-то нереальных размеров, плотоядная, с насмешкой, мерзко оголяющая подпорченные зубы. Потом мужчина сгинул, словно его никогда и не было. А море, будучи таким гладким и спокойным, неожиданно возмутилось, с шумом всколыхнулось, и воды, которые все никак не решались дотронуться до мальчика, вдруг сомкнулись над его головой. Отрезвляюще-холодное, смертельно-опустошающее, море коснулось, наконец, его кожи. И только тогда и именно тогда Тод понял, как глупо все получилось. А потом над пустынным пляжем раздался его душераздирающий крик… * * * Маленькая группа Антуана Ричи уже приближалась к злополучной развилке, где не так давно они отделились от остальных. Чем дальше ребята продвигались вперед, тем мрачнее становилось у них на сердце. Солнце, уходя с небосклона, забирало вместе с собой надежды на скорую встречу с Тодом и остальными, а также мечты о Хвойной долине с прекрасным ужином, приготовленным Мидием Варелли. Вечер приносил с собой нежданные страхи и волнения. Вот, наконец, перед ними тропа, которая увела за собой целый отряд из Энергетиков, Морских львов и Лекарей. Почему же ребята не возвратились назад? Наверняка они должны были понять, что свернули не там… А, может, они совсем заблудились и уже не могут найти дорогу назад? Артур, Тин и Даниел Фук пошли чуть быстрее, надеясь нагнать Тода со своей группой. Остальные чуть отстали; им не было смысла бежать, они вообще могли остаться на развилке, ведь все равно потом пришлось бы возвращаться. Впрочем, на этот раз мысль о разделении группы уже никому не приходила в голову. Все понимали, что выйти отсюда можно только вместе. Дорога была куда более живописной, чем та, по которой шли ребята, но это никого уже не восхищало. Все хотели побыстрее найти своих друзей. — Если стемнеет, мы уже не будем видеть тропу, — обеспокоенно проговорил Даниел Фук. Лицо мальчика было хмуро, но он не жаловался, как обычно. Эти величавые горы будто давали Даниелу силу и мужество — качества, обычно ему не присущие. Вдобавок он волновался за Лилетту, девочку из энергетиков. Когда думаешь о ком-то другом, то страх за себя исчезает. — Мне кажется, нужно побежать… Нам нельзя терять время, — решительно добавил он. Остальные согласились с ним и пошли еще быстрее, так как бежать просто уже не было сил. Тропа шла то вниз, то вверх, что само по себе уже затрудняло путь. Но вот, к своей огромной радости, Тин вдруг заметил впереди какое-то движение. Вскоре послышались и знакомые голоса. — Это они! Эй! — закричал мальчик и кинулся вприпрыжку к своим. Энергетики, Морские львы и Лекари сидели на небольшой полянке, окруженной высоченными соснами. Некоторые примостились на камнях. На лицах у измученных путешественников читалась апатия, но когда они увидели бегущего к ним Тина, то радостно повскакивали со своих мест. — Они вернулись! — уставшим, но счастливым голосом проговорила Роза Мидельстоун остальным. Она немного виновато взглянула на Антуана, который вслед за своими друзьями тоже вышел на поляну. — Нам надо уходить отсюда. Я нашел верную дорогу! — во весь голос горланил Тин, пытаясь поскорее организовать ребят. Он уже совершенно забыл, что в том числе и по его вине они сейчас находились в этом заброшенном сосновом бору, и уж никак не в двух шагах от своих преподавателей. Однако собственные промахи забыть куда проще, чем свои заслуги, поэтому Тин, возгордившись, что именно он вовремя вспомнил дорогу, надулся от важности, как чиж, и начал всеми командовать. Даниел Фук обеспокоенно окинул взглядом уставших ребят, пытаясь найти в их рядах ту, о ком он так тревожился всю дорогу. Лилетта сидела на заросшем мхом камне, подперев руками красивое, разрумяненное от свежего воздуха лицо. Вряд ли девушка так же была рада видеть Дана, как он ее, скорее, она просто даже не думала о его существовании. В ее глазах читалась сильная усталость и еще, пожалуй, скука. Ей надоело сидеть без дела, но и идти куда-то ей очень не хотелось. Когда Лилетта подняла свои темно-зеленые скучающие глаза на вновь прибывших, то Даниел вдруг как-то оживился, приободрился, желая немедленно отправиться на опаснейшие подвиги только лишь для того, чтобы быть замеченным этой красоткой. — Куда ведет эта дорога? — нарочито громким голосом спросил Дан. — Почему вы сидите тут? Почему не повернули назад? Киви длинно зевнул и с безразличием пожал плечами. — Мы уже и так вдоволь находились. Сперва отдохнем, потом обратно пойдем. А насчет дороги этой я не знаю, Тоду тоже приспичило поиграть в первооткрывателя, теперь вот и его надо ждать… — Тод ушел туда? Один? — нахмурился Даниел. Киви кивнул. — Ему в голову взбрело, что мы уже возле Хвойной долины! Умник выискался! Сначала отказывался брать карту и стампос, а теперь эта дурацкая выходка… — Я, пожалуй, схожу за ним, — предложил Даниел, и сам себе удивился. В другое время он бы даже и ухом пошевелить поленился, но теперь ему хотелось сделать что-то полезное, нужное, помочь кому-нибудь… Хоть раз доказать Лилетте, что и он способен на отважные поступки. Тод, верно, уже возвращается, ну и что, зато он, Дан, сможет глянуть хоть одним глазком на новую дорогу, в то время как остальные, подобно жидкому тесту, растеклись по камням и траве, не желая двигаться. Между тем, вдруг они и вправду где-то возле Хвойной долины? Иначе с чего Тоду вдруг это пришло в голову? Даниел никогда не был особенно дружен с Тодом, ибо задиристый мальчик постоянно и довольно безжалостно высмеивал его пессимизм и ворчливость. Однако сам Даниел втайне восхищался характером своего одногруппника и уважал его за смелость и решительность. Он бы и хотел быть таким, да вот только разве это возможно, когда вокруг столько вещей, которых надо опасаться! Взять даже этот хвойный лес… Вдруг здесь водятся клещи? А они, как известно, разносят нешуточную заразу… Не хватало еще расхвораться! С этими невеселыми, если не сказать пессимистическими мыслями Даниел Фук озабоченно шел по тропе. Если бы он обернулся, то его самолюбие потешилось бы вполне, ведь прекрасная девочка-энергетик удивленно смотрела ему вслед, недоумевая, откуда в таком тощеньком, маленьком пареньке столько задиристого боевого духа, столько сил и бодрости, несмотря на пройденный путь и все тревоги сегодняшнего дня. Вскоре Даниел понял, что его самонадеянной задиристости хватит, увы, не более чем на пять шагов вперед. И еще на столько же назад. Он даже в нерешительности остановился, чувствуя, как страх постепенно овладевает всем его маленьким, тощим телом. «Я же предупреждал…» — по привычке подумалось было ему, но потом до него дошло, что на этот раз он никого не предупреждал, в том числе и самого себя. «Вот что бывает, когда тебе голову вскружит какая-нибудь вертихвостка…» — уныло подумал он. Внезапно мальчик явно услышал море. И этот звук ему сразу решительно не понравился. Будто кто-то сообщил ему на ухо нечто мерзкое, непристойное, а он не закрыл уши, а продолжил слушать, не в силах даже противиться. «Тод не должен был идти сюда один!» — промелькнула у него тревожная мысль. И тогда Даниел напрочь забыл о своих глупых страхах. Мальчик кинулся бежать вперед, а когда дорога перед ним закончилась, он не остановился, а продолжил спускаться вниз по примятой траве, с раздражением отталкивая от себя дружелюбные хвойные ветви, цепляющиеся за его одежду. Он бежал так, как никогда еще в своей жизни не бегал. И немудрено, ведь этот отъявленный пессимист всегда боялся упасть и сломать себе что-нибудь. Всегда боялся, но не сейчас. Наконец юноша спустился к берегу; тут и вправду негромко шелестели воды. Пляж распростерся вдаль на много единомилль, пустынный и тихий. Но не было в здешней природе ничего умиротворяющего, как это должно быть в погожий оюньский день на берегу моря в закатных отблесках солнца. Напротив, тут было жутко. Раздувшееся красное солнце, будто напившееся чужой крови и готовое вот-вот лопнуть, угрожающе зависло над водами: желтыми, гнилыми, цвета протухших овощей. И воздух вокруг был липкий и тягучий; как паутина он цеплялся за легкие, прилипал к ним, не позволяя сделать ни вдох, ни выдох. Даниел всматривался вдаль, пытаясь понять, отчего ему так плохо. Отчего все самые отвратительные стороны его характера сейчас готовы проявиться в полной мере? Ему стало настолько тошно от самого себя, от этого моря, что ему захотелось зарыть голову в песок и забыться. Но лишь одна-единственная мысль возвращала его к действительности. Тод. Где же он? Даниел, превозмогая отвращение, приблизился к воде; та отступила от него. И мальчику страстно захотелось пнуть волну ногой, как нашкодившего щенка. О, как он ненавидел это море! Вдруг что-то черное показалось на гладкой желтой поверхности. Это был плащ. Плащ Тода! Даниел, не раздумывая, бросился вперед. Море методично отступало от него, показывая нежно-белый песок. — Тод! — отчаянно крикнул Даниел. Он готов был бежать так сколько угодно, только лишь бы увидеть живым и невредимым своего друга. Ничего ведь не могло случиться? Это же был Тод, бесстрашный Тод, которому всё нипочем. И море было ему по колено. Но вот в какой-то момент воды всколыхнулись, и на их поверхности показалась голова. Это был без сомнения он, Тод, только что же это? Его глаза… Бессмысленные, пустые, закрытые мерзкой желтой пленкой. Казалось, что он уже давно мертв. — Тод! — вне себя от ужаса вновь закричал Даниел, пытаясь приблизиться к другу. Но море отступало от мальчика, унося за собой Тода. В какое-то мгновение глаза тонувшего слабо вздрогнули и раскрылись, посмотрев в упор на Даниела. На длинных ресницах остались ошметки жирной пленки, мешая мальчику в полной мере увидеть, кто перед ним. — Уходи немедленно! Или я снова убью тебя… — еле слышно прошептали побелевшие губы, и через секунду волна опять накрыла Тода с головой. И Даниел без раздумий бросился назад, не помня себя от страха. Вряд ли он когда-нибудь сможет забыть этот холодный, расчетливый взгляд и голос, опустошенный и лишенный каких-либо эмоций. Белые губы и восковое лицо, жирную желтую слизь, стекающую по длинным волосам… Да, Даниел испугался, но вряд ли кто на его месте почувствовал бы себя храбрым. Страх, такой сильный, безотчетный, какой никогда не владел им, гнал мальчика подальше от этого берега, к своим друзьям. И Даниел с радостью поддался этому чувству, не имея сил противостоять ему. Однако в какой-то момент он насильно остановил себя, хоть для этого ему пришлось собрать в кулак все те крупицы решительности и остатки воли, которые вообще в нем могли быть. «Море хочет, чтобы я убежал», — подумалось вдруг Даниелу. И он, быстро окинув взглядом пляж, кинулся к деревьям. Ему пришла в голову одна мысль, и как только она появилась в его голове, страх вновь отступил. Мальчик схватил длинную ветку — тут было полно таких; огромные деревья подступали прямо к берегу, они ломались от ветра, мешали друг другу и разрушались, умирая. Даниел вновь бросился к морю. Не далее, как несколько минут назад трус, ну а теперь уже поведением своим доказывающий обратное, он бесстрашно бежал вперед, не боясь больше желтых волн — ведь сейчас от правильности его действий зависела жизнь друга. Тод тонул. Мальчик пытался вырваться, пытался доплыть до берега, но волны закручивали его, безжалостно вертели, как свою игрушку, не желая с ней расставаться. Несчастный захлебывался желтой водой, которая, казалось, находила удовольствие в этой медленной пытке. Даниел подбежал к морю, с веткой наперевес, но оно, как и раньше, уходило от него, унося с собой его друга. — Держись за ветку! Я не могу подойти ближе! — прокричал Даниел. Странное явление — но когда голова Тода скрывалась из виду, то воды становились обманчиво гладкими и тихими, и напротив, шумели и бурлили, когда мальчик пытался вырваться. Вряд ли Тод вполне осознавал, что сейчас происходило вокруг него. Он даже плохо понимал, кто пытается его спасти, если это вообще было спасение, а не очередной мираж. Очередная попытка моря посмеяться над ним. Но когда ветка потянулась к нему, а море, такое неподатливое, не отступило от нее, Тод из последних сил выдернул руку из воды и схватился за шершавую поверхность, понимая, что это, возможно, его единственный шанс на спасение. Даниел с силой, о которой он сам даже не подозревал, стал тянуть своего друга к берегу. Вначале было очень сложно, но в какой-то момент Тод почти полностью показался из-под желтой толщи воды и тащить его стало как будто бы чуть легче, словно море постепенно сдавалось и отпускало свою жертву. — Держись! Еще немного… — прохрипел Дан, подбадривая приятеля. Когда они уже почти выбрались на сушу, Тод вдруг страшно застонал и отпустил ветку! Вода опять была готова унести его, но Даниел смог наконец схватить друга за руку и вытащить на берег. Они оба свалились на песок, опустошенные, напрочь лишенные сил. Тод, статный красавец, сейчас был похож на уже многократно использованную губку, смоченную маслом. Казалось, он даже немного постарел. На посиневшем лице его выступили морщинки, волосы будто поредели, а в глазах читалась такая боль и тоска, что смотреть на него без внутреннего содрогания было невозможно. — Что с тобой? — Даниел с ужасом смотрел на друга. Из глаз Тода полились слезы, которые он был не в состоянии сдержать. Гордец во всем, Тод и сегодня думал в первую очередь о себе. Один пошел искать лагерь, думая, что таким образом выделится среди других учеников. Возгордился, увидев желтые воды, думая, что они открылись взору только благодаря его исключительности. И наконец, жажда мести, удовлетворение своей обиды — что это, как не гордыня? Из-за него могли пострадать другие. Из-за него… Как когда-то Оюна. Мальчик не замечал, как Дан вытер его лицо тряпкой, оторванной от своей собственной штанины. Не заметил он также и того, как этот слабый, хилый мальчишка приподнял его и уверенно повел наверх, подальше отсюда. — Размазня… — только и прошептал Тод, позволяя поднимать себя наверх. Он всегда раньше так называл Дана, искренне полагая, что это прозвище как нельзя лучше подходит пессимистичному пареньку. Однако сейчас Тод вложил в свое высказывание иной смысл. Это была восторженность и признательность, а вместе с тем и бесконечное удивление на самого себя — как же он мог так ошибиться в отношении него… Не стоит судить о человеке лишь по его внешним признакам, пусть даже тот кажется самым никчемным и слабым. Дан ничего не ответил на это высказывание, и ребята так и шли молча, упорно борясь с крутым подъемом, с внутренним содроганием ощущая за своими спинами знойное хищное дыхание Желтого моря. Они поднимались довольно долго — по крайней мере, так им показалось. Тоду становилось все хуже — его начало лихорадить. Каждый шаг давался ему с превеликим трудом. Наконец ребята поднялись на поляну, где сидели остальные и бурно обсуждали события сегодняшнего дня. Первой их заметила Эвридика. Девушка уже давно вглядывалась в беспросветную гущу вечнозеленых деревьев, с надеждой поскорее увидеть брата. Она уже и сама думала отправиться за ним, но Киви Доджер остановил ее, сказав, что одного Даниела вполне будет достаточно. Не хватало еще, чтобы все беспорядочно разбрелись кто куда. — Тод! — вскричала Эвридика и кинулась к своему брату. Она схватила его за руку и посмотрела ему в глаза, ничего не спрашивая. Казалось, за эти несколько секунд она считывает его мысли. Студенты в нерешительности замолчали, когда увидели, что произошло с их друзьями, в особенности с Тодом, поникшим и настолько бледным, что он казался почти прозрачным. — В чем это он?! — в ужасе воскликнула Роза. И действительно, казалось Тода с ног до головы полили оливковым маслом. — Нам надо уходить отсюда! — решительно произнес Даниел, и не нашлось ни одного, кто посмел бы ему возразить в этот момент, хотя не далее, как час назад с ним вряд ли вообще кто стал бы советоваться. — Смотрите наверх! Что это за чудища! — вдруг послышался тоненький голосок Дивы. Она в полном ужасе указывала рукой на небо. За темными лапами сосен в закатном багряном свете к ним приближались огромные крылатые тени. Ребята замерли и испуганно смотрели ввысь, пока, наконец, кто-то не воскликнул: — Это наши единороги, глупышка! Стая чудесных животных спускалась вниз. На одном из них сидела прекрасная Дельфина с Дагом де Вайтом, на другом восседал Мидий Варелли. К своему огромному удивлению, ребята увидели среди своих тренеров еще одного человека, который вовсе не должен был участвовать в походе. На белоснежной спине единорога сидел невысокий мужчина, элегантно и со вкусом одетый, который ужасно нелепо смотрелся верхом. Этим четверым человеком оказался профессор Каучук. Глава 23. Или Продолжение путешествия, несмотря ни на что Хвойная долина была прекрасна. Ее спокойная величавая красота ласкала глаз, небольшие водопады успокаивали слух, а томная зелень позволяла раствориться в себе, в своем удивительном уединенном мирке. В прогалинах между деревьями росли невысокие кустарники, чуть южнее гор пролегало устье небольшой горной речушки с крутыми берегами. Но самой главной достопримечательностью местности было, разумеется, море. Получив название «Мраморное», оно вполне соответствовало ему и не пыталось никого переубедить в неправильности данного наименования. Гладкое, без единой волны, белое и пустое, как хладный мрамор. От его серо-белой зеркальной поверхности поднимался легкий пар. Флора и фауна здешних вод отличались тем, что их просто не было! Концентрация соли в воде была слишком велика, чтобы здесь могло выжить какое бы то ни было живое существо. На самом берегу моря раскинулся палаточный лагерь. Вечерело, и на небосклон выползла луна, своим приглушенным светом наводившая мягкую дрему на все живое. Ребята тесным кольцом сидели возле огромного костра и пристально наблюдали, как ненасытно пожирает он сухие еловые ветви. Путешественники выглядели понурыми и уставшими, а огонь, весело и необузданно плясавший перед их глазами, наводил почему-то еще большую тоску и апатию.