Рубен улыбнулся. Он не был хорош собой и особой симпатии у Майте не вызывал, но все же она подумала: а что, если попросить его проводить ее до дома и пригласить к себе? Она частенько фантазировала, воображая себя распутницей в постели с незнакомым мужчиной. Но, в принципе, у нее в голове не укладывалось, как можно решиться на такое. На самом деле к Рубену Майте не испытывала влечения. Просто изнывала от скуки, а мысли об Эмилио Ломели воспламенили в ней эротический импульс, так что даже щеки порозовели. Подобное чувство у нее иногда возникало, когда она видела в киоске комиксы для взрослых. Вестерны, в которых много грудастых женщин. Все это был мусор, все без исключения. Майте и Рубен покинули кофейню. Моросил мелкий дождь. Они шли под навесами магазинов, неспешно двигаясь в сторону дома девушки. Вернее, это она шла неторопливо, а Рубен подстраивался под ее шаг. – Вы правда думаете, что «соколы» избили студентов, чтобы президент мог отправить в отставку мэра? – Я понимаю, это звучит странно, но Мартинес Домингес был человеком Ордаса[43]. Когда Ордас выбрал Эчеверриа своим преемником, именно Мартинес Домингес писал ему тексты выступлений… во всяком случае, до тех пор, пока Эчеверриа не стал действовать против Ордаса. Возможно, и наоборот: Мартинес Домингес хотел ослабить позиции президента. ИРП[44] у нас – единственная партия, но это не значит, что она едина. Ордас и его сторонники… они не такие, как Эчеверриа. Они – представители старой гвардии. Я бы сказал, Эчеверриа хуже, он хитрей. На приемах он пьет напиток чиа или оршад[45], чтобы все думали: «О, он не такой, как эти шишки, которым из-за границы привозят бренди и шампанское». Но мне известно, что каждый год на Рождество он посылает директору издательства «Новедадес» ящик шампанского «Дом Периньон». Он приходит на официальные мероприятия в гуаябере[46], чтобы показать, какой он весь из себя мексиканец. Всем, кто готов его слушать, постоянно твердит, что он против янки, а сам сливает американцам важные сведения. – Но это же внутренняя конкуренция. – Конечно. Если только Эчеверриа и Мартинес Домингес не приняли решение о подавлении протестов совместно. ЦРУ ужасно боится выступлений коммунистов в Латинской Америке, а Мексика расположена в опасной близости от Кубы. – Как все это сложно. – Ничего конкретно я не утверждаю. У каждого своя любимая теория. – А у вас какая любимая? – У меня? – Рубен пожал плечами. – Они хотят, чтоб мы сдохли. Точка. Майте недоумевала. Рубен говорил страшные вещи, но таким равнодушным тоном, будто его это совершенно не касалось. Как ему это удавалось? На мгновение у девушки мелькнула мысль: а не бросить ли ей все это к чертям собачьим? Бросить и забыть. Но с каждым шагом она все острее осознавала, что ею овладевает волнение. Не страх, не беспокойство, а бодрящее возбуждение. Как будто она стала героиней комиксов, произносила реплики, напечатанные в нарисованных облачках. – А когда я переговорю с Эмилио, что дальше? – спросила Майте. – Я могла бы зайти к вам в типографию, но, кажется, ваш босс не любит, когда к вам приходят гости. – Он ворчун. Но это надежная работа. Я могу зайти к вам в субботу, если вы будете дома. В районе обеда нормально? – Особых планов у меня нет, – ответила Майте. Тогда можно будет и пригласить Рубена к себе, если она захочет, конечно. Правда, потом придется вежливо выпроводить его. «Простите, молодой человек, думаю, нам не следует заводить серьезные отношения», – заявит она ему. Или скажет Рубену то, что Кристобалито сказал ей самой: «У нас с вами не может быть совместного будущего». Но Майте не хотелось думать о Кристобалито. Хотелось посмаковать выпавший ей шанс окунуться с головой совсем в другую историю. Рубен и Майте вежливо попрощались у подъезда ее дома, и девушка стала быстро подниматься по лестнице. Как только она ступила в квартиру, чувство иллюзорности происходящего, ощущение, что атомы ее существа состоят из тысяч точек Бена Дэя[47], исчезло. Вид скучной, однообразной окружающей обстановки грубо вернул Майте к реальной действительности. В раковине на кухне гора немытых тарелок, пол покрыт дешевым линолеумом. В квартире над ней дети опять бесятся, топая по полу, словно стадо слонов. Боже! Как ужасен, непригляден окружающий мир! Майте быстро прошла в «кабинет». Увидев книги на полках, она немного успокоилась, но почти сразу же ее снова охватило смятение. Что она скажет Эмилио Ломели? Сейчас уже поздно ему звонить, а утром в самый раз, но девушке совсем не хотелось, чтобы он принял ее за дуру. Майте выбрала пластинку – песню «Blue Velvet»[48]. В исполнении Артура Прайсока[49] трехминутная песня, казалось, звучала целый час – его голос словно замедлял течение времени. Майте взяла блокнот и стала набрасывать сценарий беседы с Эмилио Ломели. Когда стих последний аккорд, она поставила ту же пластинку и продолжила писать. Закончив, Майте три раза отрепетировала весь разговор. Она сочинила несколько фраз, но пока не могла решить, на каких словах следует сделать акцент. – Доброе утро, я хотела бы поговорить с господином Ломели. Его нет? Пожалуйста, передайте ему, что звонила Майте Харамильо. Это по поводу его фотоаппарата, – произнесла Майте. Она полагала, что у Ломели должна быть секретарша, и если Майте будет слишком длинно представляться, то запутает ее, и та откажется соединить ее с шефом. Кроме того, Майте не хотела прослыть паникершей, пугая Эмилио заявлениями типа: «Ваша бывшая подруга пропала без вести». Нет, достаточно упомянуть фотоаппарат. А когда Эмилио перезвонит, она просто сообщит ему, что фотоаппарат не нашла, а Леонору она так и не видела. Майте начеркала еще несколько фраз, рассчитывая, что они помогут ей не потерять нить беседы с Эмилио. Правда, каждое новое предложение все больше уводило предполагаемый разговор в сторону от Леоноры. Фразы скорее напоминали диалог из «Тайного романа». Майте в четвертый раз прослушала песню «Blue Velvet», прибавив громкость и наблюдая, как игла звукоснимателя скользит по пластинке. Потом пошла за своей шкатулкой с сокровищами. Выложила все предметы на туалетный столик, подровняла. Итальянский кружевной веер, сломанный скрипичный смычок, крохотная детская туфелька, гипсовая фигурка апостола Иуды Фаддея. В это мгновение, прижимая к груди блокнот с сочиненным телефонным разговором, Майте испытывала неподдельное блаженство. Все эти предметы на туалетном столике хранили чужие секреты. Позволяли ей заглянуть в душу, в жизнь другого человека. Она «отщипнула» по кусочку от каждого из бывших хозяев этих вещиц, но они об этом никогда не узнают. Как же приятно идти по улице и думать про себя: «Меня считают обычной секретаршей, а я проникаю в дома людей и краду у них что-нибудь». Вспоминая об этом, Майте каждый раз испытывала восторг. Но теперь… теперь, пожалуй, у Майте появилось нечто более значительное! Конечно, исчезновение Леоноры ее беспокоило, но в то же время ею овладело радостное волнение. Это событие точно избавит ее от смертельной скуки. Ведь ничего подобного с ней раньше не происходило. Она словно начинала читать новый выпуск комикса. Кто такие Рубен и Эмилио? Какие роли им отведены в этом сюжете? Что там на следующей картинке? Глава 10 В кровать Элвис укладываться не стал. Лег спать на диване, зная, что звонка надо ждать рано. Так всегда бывало, когда Маг не находил себе места от беспокойства. И, честно говоря, Элвис тоже нервничал. Перебирал в уме всякую чушь. Сначала размышлял о священнике, которого они избили. Большой это грех или пустяковый грешок? Парень попытался унять возбуждение, думая о более приятных вещах, но в конечном итоге его мыслями завладела Кристина. Он вспоминал цвет ее волос, бархатистость ее кожи под своей ладонью. Она была очень красива, очень изящна, как кружево или лунный свет. Нельзя думать о Кристине. Это всегда настраивало Элвиса на ненадлежащий лад: он начинал сомневаться в том, что поступил правильно, бросив Кристину. Не то чтобы он хотел остаться с теми чокнутыми из секты, но ведь он мог бы предложить ей уйти с ним. Мог, но не предложил. Ушел один. Обычно, когда Элвис пребывал в растрепанных чувствах, как сейчас, когда его мучили тревога и бессонница, он заводил разговор с Гаспачо, и они в конце концов шли в какой-нибудь ночной ресторан, где обсуждали всякую ерунду или слушали песни «T e Beatles» и, потягивая пиво, делились своими впечатлениями о них. Но Гаспачо в команде больше не было, и Элвис ждал звонка, ждал, когда объявится Маг, все надеялся уснуть, но не мог. Зазвонил телефон. Элвис прижал к уху трубку. – Через пятнадцать минут, – сказал Маг. Элвис уже был одет, так как лег спать не раздеваясь. Он причесался, умылся. Схватил отвертку и две маленькие железячки, которые частенько применял при вскрытии дверей. Иметь при себе набор отмычек было бы сподручнее, но они занимали больше места. Элвису нравилось время от времени возвращаться к своим истокам – это помогало поддерживать приобретенные некогда навыки. Элвис спустился по лестнице, и, когда закрывал за собой дверь парадного, из-за угла выехала машина Мага. Маг не любил говорить по телефону. Он был параноиком и опасался, что линия прослушивается, наверно, потому, что по его приказу на телефоны тоже ставили «жучки». Поэтому обычно они встречались в кафе. Если разговор вели в автомобиле Мага, значит, дела обстояли плохо. Это был верный признак, как тучи, предвещающие грозу. И Элвис занервничал, едва сел в машину. Он сразу обратил внимание, что Маг спал еще меньше, чем он. Одному Богу известно, что за хрень происходила, а Элвис не мог в открытую спросить: «Что случилось?» Магу лишних вопросов не задавали. Моросил дождь. По лобовому стеклу скребли «дворники». Только их скрежет и нарушал тишину в машине. Даже радио не работало, а Элвис по собственной инициативе в автомобиле Мага его никогда бы не включил, поэтому, глядя перед собой, он убрал руки в карманы. Утро только-только наступило, дороги были свободны. В столь ранний час город выглядел по-другому. От больших маслянистых пятен по обочинам и опущенных металлических ставен на витринах магазинов отражались радуги. Они миновали фонтан со статуей Дианы-охотницы, вскинувшей к небесам свои бронзовые руки. – Какое слово сегодня заучиваешь? – наконец заговорил Маг. – Еще не выбрал. – Нельзя отступать от заведенного порядка. – Я не отступаю, сэр. – Что по заданию? – В квартире женщины фотоаппарата не нашли. У священника его тоже не оказалось, хотя девчонка заходила к нему, но потом ушла. По его словам, у нее есть бойфренд и сестра. Может быть, она у кого-то из них. – У сестры ее нет, бойфренд – тоже тупик. Их не трогай. – Но бойфренд… вы не думаете… – Эмилио Ломели, – перебил его Маг. – Он из богатой семьи, и они все сторонники ИРП. Нет, это ложный след. – А сестра… она тоже сторонница ИРП? – Вроде того. Что-нибудь еще выяснил? – Возможно, девчонка подалась в так называемый «Астериск» – какое-то творческое объединение, по словам священника. Там ее ждала одна женщина, некая Джеки. Только священник сомневается, что она туда пошла. Но проверить надо, раз бойфренд и сестра отпадают. На несколько секунд, пока Маг осмысливал информацию, салон наполнил ритмичный визг «дворников», скользящих по ветровому стеклу. – Значит, проверяете «Астериск» и продолжаете девчонку выслеживать. В «Гаване» найдешь человека, с которым работал Гаспачо. Его зовут Хусто. Кудрявый, в очках, за ухом – сигарета. Он поможет тебе проникнуть в то объединение. – Значит, вы слышали про него? – Кое-что. Хусто знает больше. Это гнездо красных. Хусто там всех знает. Элвис кивнул. Кафе «Гавана» слыло местом сборища подобной шушеры. Полиция установила наблюдение за этим заведением. Правда, это больше походило на игру, государственным надзором и не назовешь. Надзирающих и надзираемых можно было бы сравнить со старой супружеской четой: копы уплетали пирожные на улице, красные пили кофе в зале. Вполне себе мирные отношения. Возможно, в «Астериске» было то же самое. – Для тебя еще кое-что есть. – Маг показал на большой конверт из оберточной бумаги, что лежал на приборной доске, но до сей минуты Элвис к нему не прикасался: ждал сигнала. Он вытащил из конверта один листок. На нем – имя, фамилия, возраст, место работы, адрес. Фото отсутствовало. Наскоро собранное досье. – Тот же дом, где я был, – заметил Элвис, морща лоб. – Та же квартира? – Дурака из себя не строй. Читай внимательней. Квартира другая. Это соседка. – Майте Харамильо. Ей что-то известно? – Это тебе предстоит выяснить. Она всюду ходит и расспрашивает про Леонору. Ее видели в типографии, где печатают коммунистическую литературу. Последи за ней. – Долго следить? – Несколько дней, и с утра до ночи. Проклятье. Это уже похоже на полномасштабную операцию. – Вообще-то трудновато придется. Нас всего трое, а вы надавали мне кучу других заданий. – Элвис, на то ты и старший ячейки. Учись грамотно использовать свои ресурсы. Или, по-твоему, Блондин с Антилопой приставлены к тебе в качестве бесплатного приложения? – Знаю, – отозвался Элвис. – Только они меня недолюбливают. – Как они, кстати, вели себя у священника? – спросил Маг. Вроде бы невинный вопрос, а по сути тест, как и большинство вопросов Мага. Элвис убрал досье в конверт. – Хотели его зарезать, – ответил он флегматично, подражая Магу. – Я запретил. Вы ничего не говорили о том, чтобы выпустить ему кишки.