Элвис старался сухо излагать факты, честно и без лишних эмоций. Перед Магом юлить не имело смысла. Только хуже будет. – Что, Блондин руку потерял? – Глаз, почти потерял. Ему сильно досталось, он еле ходит. А нельзя ли вернуть нам Гаспачо? – спросил Элвис, силясь сохранять все тот же невозмутимый тон. Как будто невзначай поинтересовался. Маг сдвинул брови. Взгляд Элвиса был направлен строго вперед, на рекламный щит с изображением женщины, приглашающей всех отведать из высокого бокала фруктовый напиток «Jugo V8». – Гаспачо уволился. – Но ситуация-то нештатная. Гаспачо… – Гаспачо в этом не участвует. Наблюдая, как капли дождя сползают по стеклу, Элвис думал о валявшемся в канаве трупе Гаспачо. Но возможно, Хусто и солгал. Сочинил все это. Однако Элвис не мог взять в толк, почему Маг отказывается дать его им в помощь, раз возникла острая необходимость. – Тогда, может, кого-нибудь из других «соколов»? Крота или Туну? – спросил он, вспомнив двух парней из тех, с кем они иногда работали вместе; они все тоже находились под началом Мага. – Черт возьми, Элвис! Ты не понимаешь, что происходит? – повысил голос Маг, чем немало удивил Элвиса. На светофоре перед ними зажегся красный свет, и Маг так резко нажал на тормоза, что Элвиса швырнуло вперед. Ему пришлось схватиться за приборную панель, чтобы не удариться лбом. Что-то буркнув себе под нос, Маг свернул за угол и остановил машину у магазина канцтоваров, который сейчас закры вался на ночь. Некоторое время они просто сидели – прямо перед знаком «СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА», – смотрели на струйки дождя, стекающие по стеклу, слушали, как дождь стучит по крыше автомобиля. Вдалеке гремел гром, причем его раскаты звучали все ближе и ближе. – Знаешь, как появились «соколы»? Толчком послужили беспорядки шестьдесят восьмого, – наконец заговорил Маг. – Студенты громили новую линию метро, марали стены граффити, устраивали митинги. И после Тлателолько мы решили, что акции протеста нужно подавлять без привлечения военных. Для этой цели больше подходят люди другого типа. Но проблема в том, что большинство всегда мыслит мелко. Головорезы – вот кто им нужен. Головорезы, которые могли бы избивать студентов и шпионить за ними, не более того. Спрашивается, какой смысл учить человека избивать другого, если не ставить перед собой более высоких целей? И я вызвался возглавить несколько небольших подразделений с более цивилизованным личным составом. Однако такие типы, как Анайя, не одобряют подобных устремлений, не хотят, чтобы ты поднялся чуть выше. Они не приемлют конкуренции, хотят сами всем заправлять. Сечешь? – Более или менее, – пробормотал Элвис. – Сейчас поговаривают о создании нового формирования под началом ФУБ. «Спецбригада», – фыркнул Маг. – Спец! Ха-ха. Имеются в виду молокососы. Одни молодые идиоты командуют другими молодыми идиотами. Анайе тридцать лет. – Они хотят заменить «соколов» той бригадой? – Дошло наконец? – Но мы же выполняем все их требования. – Это война за сферы влияния. На многих уровнях. Возможно, президент одним выстрелом убивает сразу двух зайцев: разминает мускулы, показывая левым, кто правит страной, и убирает с дороги Альфонсо Мартинеса Домингеса, сваливая на него вину за расстрел демонстрации. А тем временем такие типы, как Анайя, почуяли свой шанс снести еще несколько голов и заграбастать чуть больше власти. С уходом «соколов» он и его молодчики возьмутся за радикалов, чтобы разделаться с ними раз и навсегда. – Но это же несправедливо. – Пожалуй, это мне в тебе нравится больше всего, Элвис. Временами ты ведешь себя и мыслишь совсем как ребенок. Большой, взрослый ребенок. Не знаю, как тебе это удается. Вокруг один мусор без конца и без края, в котором ты зачем-то ищешь крупицу справедливости. Ну и дурак. Элвис смотрел на отражение Мага в зеркале заднего обзора. Сейчас босс казался значительно старше. Морщины под его глазами прорезались глубже, и даже в очках с круглыми стеклами в черной оправе он не походил на профессора, вышедшего на пенсию, а выглядел как озлобленный старый солдат. – Есть только мы, мой мальчик, – продолжал Маг. – Только мы. Никакой кавалерии. Если сумеем решить эту проблему, найдем девчонку и фотографии, тогда, возможно, мне удастся спасти наши шкуры и привести нас в безопасную гавань. Анайя думает, он меня уделал, но у него нет ни черта… «Как и у нас», – подумал Элвис. – Добудь мне что-нибудь, – попросил Маг. – Хоть что-нибудь. В голосе босса слышалось отчаяние. Элвис едва не рассмеялся. Значит, пора уходить – разговор окончен. Элвис открыл дверцу и выбрался из машины. Он крепко прижимал к себе кожаную сумку, ощущая тяжесть пистолета и патронов, что лежали внутри. В итоге он снова задумался о Майте. Мысли о ней вымещали другие, более неприятные: чем, черт возьми, он занимается? И изгоняли из сознания страшную картину: канава, а в ней раздутое, посиневшее тело Гаспачо. Глава 26 Майте была счастлива, и ей вдруг пришло в голову, что для нее это – непривычное состояние. Утро она провела в кровати: проснулась поздно, долго нежилась в постели. Обычно она хлопала ладонью по кнопке будильника и тут же вскакивала, но, поскольку на работу она сегодня не собиралась, вставать не было необходимости. И она просто лежала под одеялом, ощущая рядом тепло мужского тела. Как странно – никаких тебе забот, не надо документы заполнять, не надо ничего печатать. Конечно, обязательства никуда не делись. Завтра Майте снова пойдет на работу, машина ее по-прежнему в автомастерской, а еще нужно покормить кота Леоноры. Но пока, на это короткое бесценное пока, ее мир сузился до уютного гнездышка постели и плотно задвинутых штор, не пропускавших в комнату солнечный свет. Не исключено, что Рубен вообще так живет, размышляла Майте. Возможно, ему не нужно каждый день ходить в типографию и он работает, когда ему заблагорассудится. Если он действительно отправится в Герреро, там ему придется вставать на рассвете. Майте представила революционеров, ежедневно истязающих себя изнурительными тренировками. Рубен проспал почти до полудня. Майте предложила ему пообедать, но еда, казалось, парня не интересовала – в свою очередь он спросил, не хочет ли она заняться с ним сексом перед тем, как он примет душ. И они предались плотским утехам. Рубен проявлял энтузиазм, и Майте безумно радовало то, что она им желанна хотя бы чисто физически и он не разменивается на сюсюканья, не ведет с ней пустых, никчемных разговоров, которые ей приходилось терпеть от других мужчин. И не лжет, как Кристобалито, нашептывавший ей на ухо признания в вечной любви. «Оказывается, я вела себя неправильно», – думала Майте. Они приняли душ, а потом собрались и пошли в кафе, где Рубен заказал сэндвич, а Майте, подперев ладонью подбородок, наблюдала, с какой жадностью он ест, и задавалась вопросом: вернется ли когда-нибудь Леонора? Хотя какое это теперь имеет значение? Они немного погуляли, просто так, без особой цели, и потом, рука об руку, поднялись к Майте домой. Смеркалось, в квартире царила полумгла. Они направились прямиком в спальню. Рубен на ходу скинул с себя куртку и отшвырнул ее. Разулся, расстегнул ремень на джинсах, снял рубашку. Майте подумала, что они так и не доберутся до кровати – опять станут совокупляться на полу. Смеясь, Майте шарила рукой по стене в поисках выключателя. Рубен зажал ее лицо в ладонях и стал целовать. Майте натолкнулась на туалетный столик. Раздался грохот – какие-то вещи полетели на пол как раз в тот момент, когда язык парня проник Майте в рот. Она снова рассмеялась, включила свет и увидела на полу разбившуюся статуэтку святого Иуды Фаддея. Фигурка раскололась ровно на две половинки, и из нее вывались две пленочные кассеты. Они лежали на полу, словно сокровища с севшего на мель галеона. Майте нагнулась, подобрала кассеты, держа их на раскрытой ладони. Посмотрела на Рубена: – Фотопленка… та самая… – Что? Майте вытянула руку с кассетами: – Пленка… фотографии Леоноры. Их не могли найти, потому что они были здесь. – Все это время они были у тебя? – Я… я взяла эту статуэтку у нее в квартире. Я ничего не знала. Рубен удивленно таращился на Майте, а потом, как был, в нижнем белье и носках, кинулся на кухню, схватил телефон, набрал номер. Майте наблюдала, как парень нетерпеливо постукивает ногой по полу, бурча что-то себе под нос. – Джеки? Да, точно. Слушай, найди Нестора, пусть придет в «Астериск», – сказал наконец Рубен. – Что значит его нет? Ладно. Тогда найди какого-нибудь фотографа. Не знаю! Любого, кто умеет работать в фотолаборатории. – И он взглянул на часы: – Сорок минут. Да. Пока. Парень повесил трубку, бегом вернулся в спальню, подобрав с пола куртку. Майте все еще держала кассеты в руках. – Надо проявить пленку. – Прямо сейчас? – Именно это я и пытаюсь организовать. Пожалуйста, положи их в сумку или куда-нибудь еще… что там у тебя есть… Где мой ботинок? – спросил Рубен скрипучим, как наждак, голосом. – О… о… да, конечно. – Майте схватила свою сумку, которую она уронила на пол, когда они торопились в спальню. – Я понятия ни о чем не имела, – добавила она. – Думала, это мусор на выброс. Майте не лгала. Обычно ничего существенного она не крала. А если такое и случалось, если она все же была клептоманкой, Рубену знать об этом было совсем не обязательно. Но ей не нравилось, что парень хмуро смотрел на нее. Может быть, считал ее непорядочной. А может быть, все дело было в том, что у нее дрожал голос. Рубен покачал головой: – Не волнуйся. Все в порядке. Только надо посмотреть, что на тех фотографиях. Он нашел свои ботинки и ремень. Майте наблюдала за тем, как парень, сев на кровать, снова оделся, потом проверил пистолет, что позаимствовал у Джеки, и убрал его в карман куртки. Майте провела рукой по волосам. – Мы проявим пленку. А что потом? – Отдадим в газету. Не все журналисты – трусы. А если и побоятся… не знаю, что-нибудь придумаем. – Если мы это сделаем, Леонора вернется? Рубен завязал шнурки. – Надеюсь. Майте не была уверена, что она обрадуется возвращению соседки. Внезапно ее испугала мысль о том, что она должна будет вернуться к своему прежнему унылому существованию. Рубен взглянул на нее: – В чем дело? – Наверно, я начала привыкать к тому, что ты рядом. – Что, ищешь нового соседа по квартире?