– С тех пор как начал править Мордеус. – Он откидывает голову назад и закрывает глаза. – Когда мой отец был заперт в королевстве смертных, я не был готов стать королем, и вместо того чтобы действовать в его отсутствие, убедил себя, что рано или поздно отец найдет способ вернуться домой. Это решение – нерешительность, которую я проявил, когда надо было выполнять свой долг, – дорого обошлось моему народу. – Он открывает глаза, но его взгляд отстранен. – Оставшись здесь, я подвел их. Мне нужно было сразу отправляться во дворец. Я не понимал, что Мордеус собирает своих последователей и подхалимов, тех предателей, которые сделают все, что скажет мой дядя, только ради шанса получить немного больше власти, немного больше богатства. И к тому времени, когда я понял, что происходит, – он выдыхает, – здесь уже творился полный хаос. – Но твой отец не передал тебе свою корону, – говорю я, вставая. – Был ли смысл возвращаться во дворец раньше? – Прав на трон у меня было не больше, чем у Мордеуса. Но я дал ему возможность закрепиться, и это решило все. Я был так сосредоточен на… – Он морщится и тяжело сглатывает. – Я был так сосредоточен на своей жизни здесь, что не мог думать о том, что может происходить в столице. Его жизнь здесь? Он имеет в виду Изабель? Я хочу спросить, как он встретил ее, когда между ними все изменилось и почему он был готов принести ее в жертву ради собственной силы, но опускаю голову и заканчиваю ухаживать за Двумя Звездами. Я возвращаю щетку в корзину и вытираю руки о штаны, прежде чем выйти из стойла. Финн подходит ближе, прямо между мной и выходом. Он берет меня за подбородок и изучает мое лицо. – Ты готова к завтрашнему дню? Я с трудом сглатываю. Я не была так близко от него с тех пор, как мы были на террасе в Замке Гор. С тех пор как он поцеловал меня и я хотела большего. Даже когда он сидел рядом у моей кровати во дворце Неблагих, между нами было больше места. А может быть, сегодня вечером я просто чувствую себя особенно уязвимой и беззащитной. Я отвожу взгляд, боясь, что выражение моего лица может выдать меня. – Со мной все будет в порядке. Что именно это за мероприятие? Опустив мой подбородок, он засовывает руки в карманы. – Это праздник щедрости урожая, – говорит он. – И всего, что его символизирует. – Ты говоришь загадками. Уголок его рта изгибается в озорной ухмылке. – Боюсь, если я объясню, ты можешь обидеться. Я складываю руки на груди. – Теперь ты просто обязан мне рассказать. – На Лунастале мы чествуем наших женщин. За их труд в поле и дома, но также и, – он на мгновение прикусывает нижнюю губу, – потому что женщины олицетворяют плодородие – продолжение нашего рода. – Боюсь даже спрашивать, как вы это делаете, – говорю я, но мои щеки пылают, когда мое воображение рисует множество способов, которыми я могла бы чествовать плодородие вместе с Финном. – Может, оно и к лучшему, что это сюрприз, – ухмыляется он. Я толкаю его в грудь. – Ты не можешь так со мной поступить! Я буду так переживать, что не смогу уснуть. Его взгляд снова опускается на мой рот. – Обещаю не делать ничего, от чего ты можешь чувствовать себя некомфортно, – подмигивает он. – Вне зависимости от того, как сильно мне хотелось бы праздновать именно так, как задумывал Луг. * * * Как я и предупреждала Финна, я не могу перестать думать о том, что может случиться завтра, и не могу заснуть. Я переворачиваюсь на другой бок и бью кулаком по подушке, но слышу за домом смех. Я встаю с кровати и подхожу к окну. Джулиана и Финн пьют вино во внутреннем дворике дома. Финн улыбается ей, а она откидывает голову назад, когда смеется. Боги, я так завидую ей – тому, как Финн улыбается ей, тому, что их связывало в прошлом, и – как бы поверхностно это ни звучало – даже этим пышным темным волосам, каскадом ниспадающим по ее спине. Я никогда не была невероятной красавицей, но всегда гордилась своими длинными рыжими локонами. Честно говоря, я скучаю по ним. Как бы мелочно это ни было, мне хотелось обрезать Джулиане волосы, чтобы мы с ней были на равных. А потом, поскольку я скорее благоразумна, чем мелочна, я хотела бы сохранить ее волосы для того, чтобы при необходимости платить ими гоблинам. – Я ничем не лучше своих ехидных кузин, – бормочу я, качая головой. Внизу, во внутреннем дворике, лицо Джулианы становится серьезным, и она наклоняется. Я хочу знать, что она говорит, и, недолго думая, проскальзываю в темноту и спускаюсь по лестнице. Я прокрадываюсь во внутренний дворик и сливаюсь с тенями. Нежащиеся в лучах лунного света Дара и Луна одновременно поднимают головы и смотрят в мою сторону. Но если они и чувствуют мое присутствие, то угрозой меня не считают, потому что почти сразу ложатся обратно. – Это последняя бутылка, – говорит Финн. Он наливает последние капли из бутылки в ее бокал. – Тогда нужно открыть еще одну, – говорит Джулиана. Финн смеется. – Мы допили вторую. Еще немного, и завтрашний поход будет казаться пыткой. – Просто я так редко тебя вижу, – хнычет Джулиана. Она крутит бокал с вином и хмурится, глядя на него. – Честно говоря, я удивлена, что ты присоединился ко мне сегодня вечером. Финн поднимает бровь. – Я же обещал. Она тихо посмеивается. – Признаюсь, я недооценила твою способность сопротивляться красоте женщины в твоей комнате. Финн склоняет голову и изучает свой бокал. – Не буду притворяться, что это далось мне легко, – говорит он, сделав большой глоток вина. – Меня удивляет, что ты в принципе ее терпишь, учитывая, что твой отец передал корону ей, – тихо говорит Джулиана, как будто обдумывая его слова. – Зная, что он передал силу ей – человеку, – а не тебе. Финн вскидывает голову. – Я тебе этого не рассказывал. – Да ладно, Финниан. Может, я и не жрица, но все же дочь одной из них. И у меня есть кое-какие способности. Я чувствую ее в ней. И у меня есть только один вопрос: как проклятие было снято, когда королева все еще жива, а сила трона осталась у нее? Финн делает еще один большой глоток из своего бокала и вздыхает. – Проклятие было снято, когда она заключила узы с принцем Ронаном, умерла и передала корону – а не силу – ему. Вот почему принц Ронан в замке. Дело не только в том, что проклятие снято и он может претендовать на трон по праву рождения, но в том, что у него корона. Она вздрагивает. – Чего-то подобного я и боялась. – К сожалению, но, по крайней мере, он, кажется, искренен в своем желании править фейри теней по совести. Он помогал защищать столицу во время нападения, а также уничтожил лагеря королевы. Он вернул сотни детей домой. – Как бы я ни была благодарна за это, – вздыхает Джулиана, – это не сработает, Финн. Он не может быть королем. Наш народ никогда его не примет. Он даже может повести нас на войну и победить, но среди нас все еще будут те, кто откажется принимать его только потому, что он сын Арьи. Он вздыхает. – Этот двор умирает, и несовершенное решение лучше его отсутствия. Она наклоняет голову. – Ты позволишь ему получить все, чего ты так сильно хочешь? Финн стискивает челюсти. – Что ты хочешь этим сказать? – Абриелла. Она его суженая, но ты смотришь на нее так, словно она звезды и луна. Как будто она – дождь в конце долгой летней засухи. Все молодые женщины в Стараэлии мечтали, чтобы ты смотрел на них вот так. – Она на мгновение замолкает. – Так же, как смотрел на Изабель. Он крепче сжимает свой бокал. – Прекрати. – А ты отрицаешь это? – Мне не нравятся параллели. Она фыркает. – Так вот почему Ронан опередил тебя и успел забрать корону? Потому что ты уже влюблялся в человека? Бьюсь об заклад, каждый раз, когда ты думал о том, чтобы заключить с ней узы, ты вспоминал, как Изабель умирала у тебя на руках. – Хватит на меня давить, – говорит Финн. Его голос тих, но остер, как лезвие, которое я вонзила в грудь Мордеуса. – Ты забыла, что мне не нужно твое разрешение, чтобы поговорить с твоей матерью?