– Я не знаю, случилось ли что-нибудь, но пока время идет, а мисс Рэндалл не объявляется, нам все-таки стоит обратить внимание на некоторые вещи. – Она протянула ей список: – Я бы хотела, чтобы вы взглянули на это. Кэрол Эштон быстро пробежалась глазами по списку и посмотрела на Фрею в полном недоумении. – Это предметы, которые мисс Рэндалл приобрела у ювелира по фамилии Дакхэм в Бевхэме за последний год. – Что? – Могу я поинтересоваться, сколько она у вас получала, миссис Эштон? – Подождите секунду, я скажу вам точно. – Она подошла к столу и забила по клавишам. – Так, вот оно. У Анджелы выходило тринадцать тысяч пятьсот фунтов в год. – Небогато. – Оклады в индустрии здравоохранения невысокие. Я плачу стандартную ставку. Есть, конечно, надбавки, мы обеспечиваем питанием, формой… еще я выдаю бонус на Рождество. – Я вас не критикую. – Мне бы не удавалось оставаться на плаву, да и никакому дому престарелых бы не удалось, если бы я обеспечивала сотрудников даже зарплатой, которую гарантируют государственные учреждения. Не все это понимают. Считается, что в частном секторе оклады выше. – Знаете ли вы, был ли у Анджелы Рэндалл какой-либо другой источник дохода? – Другой работы у нее не было, в этом я уверена… у нее не хватило бы сил. Это отнимает много энергии – работать по ночам в месте типа этого. – Частный доход? – Понятия не имею. Я бы не стала такое предполагать, но на самом деле я ничего не знаю. Кажется, я уже говорила вам раньше, что она очень закрытый человек, и я не знала ни о чем, что происходило в ее жизни вне этих стен. – Есть ли у вас какие-нибудь предположения о том, кому она могла покупать все эти дорогие вещи? – Боюсь, ни одного. – Вы удивлены? Кэрол Эштон поразмышляла с минуту, постукивая пальцем по краю своего стола. – Должна сказать, да, и очень. Я имею в виду, что это не такие вещи, которые в течение одного года покупают в подарок, например, брату или другому родственнику, если даже такой есть. Она могла купить какую-нибудь самую недорогую из этих вещей – ну, я не знаю, на юбилей или на крестины… что-то в этом духе. Но остальные… да, этот список меня весьма удивил. Выглядит так, как будто все это было для… ну… – Любовника? Кэрол Эштон покачала головой. – Я не могу в это поверить. Анджела держалась… как бы это сказать… довольно-таки строго. Я бы не удивилась, если бы оказалось, что у нее никогда не было серьезных отношений. Она всегда была чисто и аккуратно одета, хорошо причесана, но никогда не пыталась выглядеть модно. Выдержанный гардероб, знаете ли, все очень сдержанное и ухоженное, но не настолько, чтобы это можно было назвать утонченным. Во всяком случае, ничего такого я на ней не видела. – В общем, старая дева? – Звучит ужасно, да? Так снисходительно. Но да. Фрея поднялась и взяла в руки список. – Если вспомните еще хоть что-то интересное, особенно в связи вот с этим, позвоните мне, пожалуйста. – Что, например? – Просто вы, может быть, вспомните, как она о чем-нибудь таком упоминала… походя отпущенное замечание, подобного рода вещи. – Анджела была… Анджела не из тех, кто походя отпускает замечания. Она всегда держала язык за зубами. – И все же. – Конечно, если что… Но я очень сомневаюсь, что вы от меня еще чего-то добьетесь. Но тем, что вы мне показали, вы меня просто поразили. Это все ведь говорит о том… как мало мы знаем о людях, которых видим каждый день, да? В участке Фрея снова обнаружила Нейтана Коутса за компьютером с открытой базой по наркотикам. – Ты посмотрел списки пропавших? – Да, сержант, за последние два года. – Есть что-то? – Оставил на вашем столе. Но на самом деле почти ничего. Одна девочка-подросток, но это было полтора года назад и ее последний раз видели на железнодорожной станции. Другой – парень. – Понятно. Но в любом случае спасибо. – Без проблем. Хоть отвлекся. Его улыбка, как всегда, подняла ей настроение. Двое пропавших, которых Нейтан выделил из общего списка, на первый взгляд не имели ничего общего с Анджелой Рэндалл, как он и сказал, особенно девочка-подросток, Джени О’Дауд, которая казалась типичной беглянкой из неблагополучной семьи. Фрея взглянула на отчет по пропавшему мужчине и уже собиралась отложить его, пока не заметила фразу, выделенную Нейтаном красной ручкой: «Видели последний раз: шесть тридцать вечера, вторник, 7 марта 2000 года, катался на горном велосипеде на Холме. Видел Алан Джон Тернер, 57 лет, проживающий по адресу Мид-хаус, кв. 6, Брюер-стрит, Лаффертон, когда гулял с собакой». Стоило ли послать Нейтана послушать историю мистера Алана Джона Тернера? Скорее всего, нет, тем более инспектор просто лопнет от возмущения, если узнает, что она оторвала Нейтана от его наркоманов ради низкоприоритетного расследования о пропаже человека. Она услышала, как слово «ресурсы» звенит у нее в ушах. Но Брюер-стрит была всего в двух минутах ходьбы от ее дома, так что ничто не мешало ей сделать небольшой крюк по пути с работы. Она засунула заметки Нейтана в сумку и уже собрала последние силы, чтобы вернуться к делу о растрате, когда в дверь службы уголовного розыска всунула голову констебль Хайди Уолш: – Брифинг инспектора Форда по операции «Саппер» через полчаса. И, Фрея, тебя хочет видеть старший инспектор. Фрея почувствовала что-то похожее на удар электрошокером. – Старший инспектор Серрэйлер? Когда? – Видимо, сейчас. – По поводу? Хайди пожала плечами, и дверь за ней захлопнулась. – Фрея… входите. Он не сидел за столом, а стоял у окна, и когда она увидела его, то окончательно поняла, что никакой ошибки не было, что происходящее с ней – не злая шутка ее подсознания и не секундный приступ влечения, который разросся до невероятных масштабов лишь у нее в голове. «Я не хочу этого», – подумала она, и на нее нахлынула такая паника, что она чуть не кинулась бежать не просто из этого кабинета, а из здания; она осознала, что совершенно не владеет своими чувствами, и единственным выходом будет действительно просто уйти, подать прошение об отставке по какой-нибудь уважительной причине и никогда не возвращаться. «Это не просто перевернет все с ног на голову, это все испортит. Это будет мешать мне работать и отдыхать, спать и радоваться жизни, спокойно просыпаться каждое утро и быть счастливой оттого, что я оставила Лондон и переехала сюда. Я снова окажусь в рабстве, и я не хочу этого». – Присаживайтесь, пожалуйста. Извините, что не смог побеседовать с вами раньше, но я только вернулся из отпуска, а тут это дело о растрате и эти проклятые проблемы с наркотиками, которых как будто становится больше с каждым днем… ну вы знаете. Но я все-таки хотел бы узнать, какие у вас впечатления после тех нескольких недель, которые вы уже с нами. – Все хорошо, спасибо, сэр. Мне тут очень нравится. – Вы со всеми нормально поладили? – Кажется, да. – Даже с Билли Камероном? Он улыбнулся ей, и это было уже слишком. Она опустила глаза и посмотрела на свою правую туфлю. Мысок на ней был слегка потертым. Надо будет отполировать. – Наверное, все это не совсем правильно. Он все-таки довольно старомоден… резковат и грубоват, но все же он когда-то был хорошим детективом. – У меня с ним все хорошо, сэр. «Прекрати говорить «хорошо». Придумай какое-нибудь другое слово. Это звучит глупо». – Он всегда будет на вашей стороне, Фрея, он самый преданный человек, с которым мне когда-либо приходилось работать. Всегда помните об этом. – Хорошо. – Над чем вы сейчас работаете? Ей захотелось рассказать ему все об Анджеле Рэндалл, и что только это ее сейчас интересует, что у нее нет времени на дело о растрате, и она до смерти устала от всего, что связано с наркотиками, потому что этого было вдоволь и в Лондоне. Она хотела его одобрения, чтобы он сейчас же сказал ей бросить все и работать только над поиском пропавшей женщины, она хотела взяться за собственное дело, как следует разобраться в нем и, когда оно будет раскрыто, прийти к нему, рассказать ему и получить от него похвалу. «На тебя жалко смотреть. Ты впала в детство, тебе снова четырнадцать». – Вы над чем-нибудь работаете с Нейтаном Коутсом?