*** Дмитрий Я уже собирался уходить, когда позади услышал торопливый шум шагов. Резко обернулся и встретился взглядом с быстро приближающейся фигуркой Элины. Девушка неслась на нас так, словно ничего перед собой не видела. Ее легкий шифоновый сарафан развивался на лету, подчеркивая стройность слаженного тела. А волосы непослушными локонами спадали на хрупкие плечи. Я пробежался по ней глазами, отмечая, что сегодня она выглядела как-то иначе. Ее лицо было чересчур взволнованно и вроде бы мне не привыкать его таким видеть, но сегодня в ее глазах рядом с волнением приютилась безнадежная печаль и какая-то странная отдаленность. Резкая походка еще больше подчеркивала волнение девушки, ее тревогу. А быстрые шаги окончательно уверили меня в том, что девушка куда-то спешит, очень сильно нервничая и переживая. На мгновение я стал соображать, что могло случиться. Но быстро отогнав от себя эти мысли, списал все на больное воображение, и отвернулся. Ба, стоящая рядом со мной, наоборот только сейчас обратила на Элину внимание, вмиг став настороженно серьезной. Она вышла вперед и, преградив ей путь, взялась за маленькие плечи. — Милая, у тебя все хорошо? Ты куда собралась в таком виде? Элина, резко остановившись, непонимающе захлопала ресницами, смотря на бабушку так, будто увидела НЛО. Проморгавшись, она наконец-то пришла в себя и на одном дыхание выдала: — Тетя… Она в тяжелом состоянии. Нужна операция. Мне нужно ехать… Элина попыталась обойти ба, продолжая то ли специально, то ли и в самом деле, не замечать меня. Но бабуля схватила ее за запястье и запальчиво ответила: — Нет. Одна в таком состоянии ты никуда не пойдешь. — А потом, пригвоздив ко мне взгляд, продолжила, — Дима, отвези Элину в больницу и уладь там все вопросы, касающиеся операции. — Я опешил. Ба это, конечно же, заметила. — Мы не можем отпустить ее одну. — Ответила она на мой немой вопрос. Заскрипев зубами и не удосужившись взглянуть на девушку, я утвердительно кивнул и, развернувшись к выходу, через плечо бросил. — Поехали… Элина беспрекословно отправилась следом за мной. Я всей спиной ощущал ее присутствие сзади. На этот раз она шла быстро, но почти бесшумно, словно стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. А я, идя впереди, снова сетовал на судьбу за то, что она в очередной раз послала мне испытание в виде этой зеленоглазой чертовки. *** Подъехав к больнице, я припарковал машину на стоянке и только хотел заговорить, как Элина, резко выскочила из машины и чуть ли не бегом понеслась в сторону трехэтажного здания. Смотря ей вслед, я хотел было остаться в машине, но, вспомнив бабулин наказ, молча, выругался и, выйдя из машины, пошел следом, стараясь ее нагнать. Зайдя в помещение, девушка, не дожидаясь лифта, стала подниматься по лестнице вверх, а я шел за ней по пятам, чувствуя себя полным идиотом. Еще утром дал себе клятву, держаться от нее, как можно дальше, а сейчас шел за ней, чуть ли не наступая на пятки, и понимал, что не могу ослушаться ба и уйти. Она мне этого не простит. Борясь с желанием послать все к черту, я все-таки дошел до третьего этажа, не выпуская из поля зрения девушку, чьи резкие движения продолжали говорить о том, что она вся на нервах. Элина, ни разу за все это время не обернувшаяся в мою сторону, добежала до двери, на которой большими буквами красовалась надпись «Операционная» и, прильнув к маленькому окошку, замерла. *** Элина Я бежала по длинным стеклянным коридорам больницы, не разбирая дороги. Передо мной то и дело возникали каталки с больными и неулыбчивые, одетые в белое, медсестры. Кто-то даже попытался окликнуть меня, но я не остановилась, торопясь скорее на третий этаж. Туда, где была операционная, за дверьми которой находилась тетя. В тяжелом состоянии. Добежав до нее, я прильнула лбом к холодному окошку, пытаясь хоть что-то увидеть. Но за закрытой дверью никого не было. Коридор был пуст. А в воздухе повис запах одиночества и смерти. От этого мое сердце забилось еще быстрее. И я, почувствовав слабость в ногах, присела на рядом стоящую кушетку, продолжая вслушиваться в посторонние звуки. За своими мыслями и переживаниями, я не заметила, как пролетело время, и опомнилась лишь тогда, когда из операционной вышел тетин лечащий врач. Подпрыгнув на месте, я вскочила на ноги и тут же оказалась перед его носом. От неожиданности мужчина немного опешил, но быстро собравшись, посмотрел на меня так, как будто оценивал, смогу ли я перенести полученную информацию или нет. Я же, сглотнув подступивший к горлу ком, перевела дыхание и, схватив его за руку, дрожащим голосом прошептала: — Как она?.. Ей уже лучше?.. Да-да, не смотря ни на что, во мне до сих пор продолжала теплиться надежда, что все обошлось. Что вскоре увижу тетю здоровой и скажу ей те слова, которые так долго не решалась произнести. Я люблю тебя, тетя. Люблю. И благодарна тебе за все… Я не думала о плохом. Старалась не думать. Ведь она сильная. Ее обязательно спасли. Вот только крепко сжатые ладони врача и последовавшая за ними фраза окончательно выбили почву из-под ног, заставляя меня напрячься. — Элина Эдуардовна, я думаю, вам лучше присесть… Я медленно закачала головой из стороны в сторону, беззвучно шепча: "Нет, нет, нет…" Моё сердце отказывалось признавать очевидное. Оно стучало так, что его буханье отдавалось в ушах. Волнение возрастало, а врач тем временем пытался отвести меня от операционной, продолжая уговаривать сесть. — Элина, вам надо присесть. Пройдемте в мой кабинет. Там и поговорим. Но я стояла неподвижно, как изваяние, не поддаваясь на его уговоры. Я не хотела никуда идти, и тем более садится. Я хотела услышать от него, что все хорошо. Что уже, не о чем переживать. Что все обошлось. И сейчас тетя отходит от наркоза, а уже через каких-то пару часов я смогу ее увидеть. — Роман Юрьевич, пожалуйста, скажите, что все хорошо. — Не узнавая свой голос, жалобно пролепетала я, еще крепче сжимая ладони врача. — С тетей же все в порядке? Правда… Но Роман Юрьевич отрицательно качнул головой и взглядом приказал — взять себя в руки. — Мне очень жаль, Элина, но нам не удалось её спасти. Я никогда не забуду его голос. Равнодушный, отстранённый, ни разу не дрогнувший. Проработав столько лет в больнице, этот человек привык видеть смерть, говорить о ней. А я… За все двадцать лет видела её всего раз. Один единственный раз, когда потеряла отца. Ещё тогда мне казалось, что это все. Жизнь на этом обрывается, оставляя пустоту и одиночество. Но тётя, моя милая тётя, протянула мне руку помощи. Она, как лучик света, дала мне надежду на то, что все будет хорошо. Она объяснила, что жизнь на том не заканчивается, что папа хотел бы видеть меня счастливой и я должна хотя бы ради него — жить. Учиться жить заново. Без него. И только благодаря ее поддержке, ее плечу я не сломалась. А сейчас, стоя в этом длинном холодном коридоре перед человеком в белом халате, я снова ощутила себя той пятнадцатилетней девчонкой, у которой живьем вырвали сердце. Грудь разрывалась от нескончаемой боли. А по щекам ровными дорожками текли горькие слезы, застилая собою мир. Я не понимала, в чем смысл жизни. Если в итоге мы все умираем… Я отказывалась верить в то, что смерть — это начало чего-то нового. Потому что не понимала, зачем нужно новое, когда в старом твоя потеря разрушает чьи-то жизни, оставляя после себя полынный привкус горечи. — Мы делали все возможное, но сердце Ирины Михайловны… Дальше я уже не слышала его слов. Перед глазами все поплыло и последнее, что я успела уловить перед тем, как упасть в обморок, были чьи-то теплые руки, которые схватили меня со спины и, оторвав от земли, прижали к горячей широкой груди своего владельца… Глава 16 Дмитрий Я стоял в шаге от Элины, когда увидел, как обмякает её тело, падая вниз. Моя реакция не подвела. Я молниеносно подхватил девушку на руки и тут же обратился к врачу: — Где ваш кабинет? — Пройдёмте. — ответил седовласый мужчина, проходя мимо нас. Я последовал за ним и, войдя в кабинет, огляделся. Справа от меня стоял небольшой диванчик. Уложив на него Элину, я подошёл к врачу, который уже восседал в дорогом кресле и, окинув его взглядом, пояснил: — Я близкий родственник девушки. Можете все рассказать мне. А ей, — кивнув в сторону Элины, я ненадолго задержал на ней взгляд. В таком беспомощном состоянии она казалась еще большим ребенком, вызывающим жалость и сострадание. И как я не старался, не думать о вчерашнем, мои мысли то и дело возвращались к ее тонким изящным губкам, сосущим мой палец, и даже сейчас, стоя в абсолютно белом больничном кабинете, перед пристально изучающим взглядом врача, я чувствовал, как твердеет член, готовый вырваться наружу. Невыносимо было думать о том, что даже сейчас она действовала на меня так губительно. — я расскажу сам. И врач мне все рассказал. Как выяснилось, это был не первый раз, когда сердце Ирины Михайловны давало сбои. Ей уже давно требовалась операция. Но женщина все время писала отказные, ссылаясь на отсутствие денег. А сегодня утром ей неожиданно стало плохо. Ее тут же подготовили к срочной операции, которая, по словам врача, прошла безупречно, вот только женщина так и не смог её пережить. Умерла на операционном столе. Взглянув еще раз на Элину, я понял, что тетка была для нее не последним человеком. Столько застывшей боли читалось на казалось бы, расслабленном лице. Она верила в то, что ее еще можно спасти, но судьба распорядилась иначе. *** Элина Не размыкая век, протягиваю пальцы к ноющим вискам и, как сквозь вату, слышу чьи-то голоса. Говорят мужчины. Где-то совсем близко. Пытаюсь открыть глаза, но ничего не выходит. Кажется, будто их залепили скотчем. Или, что еще хуже, заклеили клеем. Прилагаю все усилия, и наконец-то мне удается их немного приоткрыть. Но этого достаточно, чтобы разглядеть впереди стоящего ко мне спиной мужчину. Я его сразу узнаю. Дмитрий. Впереди него сидит тетин лечащий врач, Роман Юрьевич. Мужчины о чем-то беседуют. Напрягаю слух, пытаясь вслушаться в слова. — Я сам организую похороны. Все оплачу. — Говорит Дима, а я начинаю вдумываться в услышанное. И тут на меня словно ушат горячей воды выливают. Я вспоминаю, по какой причине оказалась в больнице. И тело начинает бить мелкая противная дрожь. Пытаюсь привстать, но от легкого головокружения падаю обратно, издавая тихий стон. Мужчины одновременно оборачиваются в мою сторону. И я вижу боковым зрением, как Роман Юрьевич встаёт из-за стола и приближается ко мне, держа в руках стакан с водой. Но я не смотрю на него, мой взгляд прикован к Диминым глазам. Он смотрит на меня так, что головокружение усиливается. Все вокруг расплывается, исчезает, словно кроме нас в этом мире никого больше нет. Я кожей ощущаю его сосредоточенный взгляд на своём лице. Он скользит от глаз к губам и обратно. Нет в нем больше того превосходства, которым он был переполнен раньше. Сейчас Дмитрий смотрит на меня иначе. Да я и сама смотрю на него без прежнего испуга, но с диким волнением, словно готовлюсь прыгнуть с парашюта. Стук сердца отдается в ушах. И я чувствую, как внутри, где-то в районе груди, разливается непонятное тепло, струящееся по венам ко всем точкам моего тела. — Элина, вам уже лучше? Выпейте, пожалуйста. — пытаясь вложить в голос, как можно больше искреннего сочувствия, поинтересовался Роман Юрьевич, и я наконец-то спускаюсь с небес на землю. — Примите мои соболезнования. Ирина Михайловна была сильным человеком. Вот только сердце её подвело… Сильной… Вот именно она была сильной, тогда почему же вы её не спасли, кричит мое сердце, но вслух произношу другое: — Спасибо. — И опускаю взгляд в пол, чувствуя, как по щекам текут непрошеные слезы.