Часть 4 из 21 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Например?
— Например, свод правил «Как охомутать миллионера». Но, думаю, ты это и без их советов знаешь…
В один момент лицо парня стало угрожающе серьезным. Но я не собиралась отступать. Как бы сильно мне не хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, испариться, я должна была дать достойный отпор, чтобы уже раз и навсегда поставить его на место.
— За кого ты меня принимаешь? — Переступая через обиду и подступивший к горлу ком, я старалась говорить, как можно увереннее и тверже. — Ты серьезно думаешь, что твой отец не достоин счастья, что его нельзя полюбить? Тогда ты глубоко заблуждаешься, потому что твой отец, в отличие от тебя, хороший и порядочный человек, который заслуживает быть любимым. И я его люблю…
Я подскочила с кресла, намереваясь все-таки уйти. Не было больше сил препираться с ним. Он, как энергетический вампир, высосал из меня всю энергию. Опустошил. И хотелось лишь одного: поскорее добраться до постели и упасть. Но Дима не дал мне ступить и шагу. Его стальная ладонь схватила меня за локоть и рванула на себя.
— Ну, давай, расскажи мне о своих глубоких чувствах, о которых только что прочитала в этой гребенной параше.
Перед моим лицом замелькала книга, а в ноздри ударил неприятный запах алкоголя. Я только сейчас поняла, что Дима пьян. Вцепившись в его крепко сжатую ладонь своими пальцами, я попыталась ее разжать, но безрезультатно. Дима еще сильнее сдавил руку, оставляя явные подтеки на светлой коже. Я пискнула. Но он и ухом не повел. Ему было плевать на причиняемую боль. Он лишь сильнее сжал губы, и, приблизившись вплотную к моему лицу, процедил:
— Давай, чего молчишь? Или нечего ответить?
От такой наглости во мне открылось второе дыхание. Я, уподобляясь ему, свела брови и, недобро сверкнув глазами, смерила его презрительным взглядом. Не хочешь по-хорошему? Получай.
— Ты невыносим. Ведешь себя, как самый настоящий ребенок. Нам не о чем с тобой говорить…
Я снова попыталась вырваться. Но Дима грубо заломил мою руку за спину, принося новую порцию боли.
— Следи за речью, девочка. Я тебе не отец. В рот заглядывать не собираюсь. И запомни, я приложу все усилия, чтобы однажды ты покинула этот дом раз и навсегда.
После этих слов Дмитрий резко оттолкнул меня от себя и, я, не удержавшись на ногах, упала на пол. Парень даже не обернулся. Он молниеносно покинул гостиную, а я осталась, разбитая, сидеть на полу, вслушиваясь в звук его удаляющихся шагов. Когда они затихли, я притянула колени к груди и, обняв их руками, наконец-то дала волю слезам. Я прекрасно знала, что в таком огромном доме с толстыми стенами, меня навряд ли кто услышит, поэтому, не боясь быть пойманной, рыдала навзрыд. Кусала губы в кровь. Заламывала и без того саднящий локоть, пытаясь физической болью задушить душевную. Но она была сильна настолько, что ничего не помогало. Сегодня Дима превзошел самого себя. Он окончательно растоптал мою гордость.
Скручиваясь в позу эмбриона, я, как никогда, почувствовала себя мокрой тряпкой, которую скрутили в надежде выжать, но ничего не вышло. Вот только боль от выжимания стала еще сильнее. Она беспощадная сделала меня беспомощной. И я в полной мере ощутила себя никчемной дурой, не умеющей за себя постоять.
Глава 5
Дмитрий
Новый день встретил меня яркими лучами солнца. Я поморщился. Зайдя вчера в спальню, мне показалось, что здесь слишком душно и первое, что я сделал, это распахнул настежь окно, впуская в комнату свежий июльский воздух. Сейчас же, лежа в кровати, я жалел, что не задернул хотя бы шторы, ведь знал, что моя спальня первая в расписании у солнца. Именно с этой стороны дома оно восходило и начинало нещадно палить, прогревая комнату с самого утра.
Но вчера было не до этого. После фееричного секса с Риткой, последнее, о чем я мечтал, была встреча с мачехой. Только казалось, выкинул из головы ее жалкий образ, отвлекся, как эта зеленоглазая бестия снова попалась на глаза, испортив все настроение. Будто сам черт послал эту встречу. Одному ему было известно, почему рядом с ней, я терял контроль над эмоциями. Эта девчонка выводила меня из себя, одним своим присутствием вызывая во мне приступы злости и раздражения. Не мог я оставаться спокойным, когда ее зеленые бездны смотрели так, будто я не что иное, как то чудовище из сказки. А она — чертова Белль, так нуждающаяся в защите и покровительстве. Не верил я ее глазам. Такие чистые и невинные, они способны были раздеть душу до наготы, обнажив все ее пороки. Но я знал, что это только поверхность, оболочка, и нужно смотреть глубже. Вот только глубже не получалось. Каждый раз, когда я пытался нырнуть в них сильнее, она старательно отводила взгляд в сторону, еще больше убеждая меня в том, что за девственной простотой скрывается опасная пучина из лицемерия и фальши.
Я перевернулся на другой бок, отгоняя от себя ненавистные мысли об Элине. Голова и без того раскалывалась. А мысли об этой вертихвостке причиняли еще большее дискомфорт. Я понимал, что слишком велика честь, так часто думать о ней? Кто она собственно такая? Новая жена отца? Да, черта с два, чтобы я когда-нибудь представил ее, как родственницу. Она — никто. И то, что у нас теперь одна фамилия, ни о чем не говорит. Вскоре она вернется в старое гнездышко под крыло матери-алкоголички, а здесь ее все забудут. Уж я-то постараюсь.
С этими мыслями, превозмогая головную боль, я все-таки поднялся с постели и, на бегу приняв холодный душ, поспешил вниз, в надежде поскорее смешать многогранный аромат кофе с горьким привкусом дыма. Горючая смесь, заменяющая мне наркотик. Любил то чувство, когда в венах закипала кровь, а легкие переполнялись сладкой горечью, затуманивая рассудок. Непередаваемо. Будто отрываешься от земли, погружаясь в полную нирвану. Чувствуешь абсолютную свободу. Отрешение от всего мира. Покой.
Зайдя в кухню, я был встречен парой любящих глаз. Бабушка уже вовсю колдовала над завтраком, но, увидев меня, бросила все дела и поспешила ко мне, раскрывая руки для объятий. Пожалуй, она была единственной женщиной, кому разрешалось со мной сюсюкаться. Я обнял ее в ответ. От ба пахло только что испеченными булочками, и я с удовольствием вдохнул сладкий аромат, прижимаясь носом к седой макушке. Это был запах детства. Запах беззаботного счастья.
— Сынок, ты сегодня рано встал. Куда-то снова собираешься? — На последнем слове голос ба дрогнул и, я, почувствовав неладное, немного отстранился, чтобы заглянуть в родные глаза, которые не умели лгать.
— Пока нет, а что что-то случилось?
— Нет, просто я решила организовать семейный ужин, на котором хотела бы видеть тебя, — бабуля поджала губы и сузила взгляд, чем дала понять, что возражений не принимает. А у меня, собственно, и не было желания спорить, голова продолжала нещадно раскалываться, а во рту было суше, чем после засухи. Я выдавил из себя улыбку, представляя, в какой гнетущей атмосфере пройдёт сегодняшний ужин, и кивнул, дав понять, что буду.
— Вот и хорошо, — ба улыбнулась в ответ. — Садись, сейчас сделаю кофе.
Я послушно сел. Настроение было испорчено окончательно. Даже думать не хотелось, что придется целый вечер терпеть присутствие этой зеленоглазой тихони, слушая очередной бред про их с отцом глубокие чувства. Не о таком конце дня я мечтал. Но спорить смысла не было. Я понимал, что рано или поздно этого не избежать.
***
Когда кофе был готов, я пожелал ба хорошего дня и поспешил откланяться. Курить хотелось так, что сводило скулы. Я знал, одной сигаретой здесь не обойтись. То, что творилось в голове, тремя затяжками не успокоить. Полпачки, как минимум, понадобится, чтобы хоть немного успокоиться, прийти в себя.
Я, как на парусах, летел к выходу, желая поскорее оказаться на веранде, подальше ото всех, поэтому даже не заметил вылетевшей из-за угла преграды, благодаря которой кофе оказался на моей груди.
— Какого черта, — выругался я, чувствуя, как жжет грудь. — По сторонам не учили смотреть?
Я повернулся в сторону налетевшего и злость охватила меня с новой силой. Рядом стояла Элина, закрывающая рот ладошкой. Ее глаза были наполнены испугом и ужасом. Они истерически бегали по рубашке, от которой шел пар.
— Прости, я не хотела. — Голос дрожал, а тело трясло, как при ознобе. — Тебе нужно ее снять.
Она начала нервно расстёгивать пуговицы рубашки, явно не отдавая отчета в своих действиях. Пальцы рук тряслись, как лихорадочные, а маленькая аккуратная грудь, выглядывающая из-под низкого декольте, вздымалась, как ненормальная, приковывая к себе взгляд. Я прикрыл глаза и, сжав кулаки, стал уговаривать себя успокоиться. Но это было выше моих сил.
Элина, расстегнув последнюю пуговицу, начала стягивать с меня рубашку. А я продолжал стоять, как вкопанный, даже не пытаясь ей помочь. Будто ждал, что будет дальше. А дальше удар в двести двадцать вольт… Безумно дрожащие подушечки пальцев коснулись обожжённого места на груди — еле заметно, робко, но оттого не менее чувствительно. По телу прошла непоколебимая волна мурашек. Внутри закипел такой шквал противоречивых чувств, что я перестал соображать, что из всего правильно, а что нет. Непонятно откуда взявшаяся чертова дрожь выбила почву из-под ног? Я чувствовал, еще чуть-чуть и взорвусь. И тогда все полетит к чертям. Я либо ее убью, либо… Сука, да что со мной происходит? Эта вертихвостка лишила меня покоя. Я с каким-то диким остервенением схватил ее за запястья, и, больно сдавив их, отшвырнул в сторону.
— Не надо. Не трожь меня. — рыкнул я, обжигая ее пламенным взглядом.
Элина отлетела на несколько шагов назад и, схватившись за больные места, наконец-то пришла в себя. Она посмотрела на меня так, будто готова была сжечь на месте. Из глаз полетели искры. Больше не было той испуганной маленькой девочки, которую я узнал прежде. Сейчас передо мной стояла сильная женщина с гордо поднятой головой, с горящим ненавистью взглядом, готовая не просто убить, а разорвать мое больное тело на куски. Она больше не смотрела на ожег, теперь ее взгляд был прикован к моему. Тело перестало дрожать. Оно, как голый нерв, было напряжено до предела, а чувственные губы были сжаты в тонкую линию, дополняя общую картину неприязни.
— Да пошел ты. — Выплюнула она, и резко развернувшись, выбежала из дома.
Меня как дерьмом облили. Что она о себе возомнила? Совсем обнаглела что ли? Не привык я к таким поворотам судьбы и не готов был с ними мириться. Преодолев расстояние до двери в три секунды, я ринулся вслед за ней. Элина не успела далеко уйти. Она старалась, но что ее шаги по сравнению с моими. Я успел перехватить девушку в гараже у самой двери ее машины. Моя рука молниеносно схватила ее за локоть и в три счета развернула девушку ко мне.
— Какого дьявола, ты себе позволяешь, — сквозь зубы прорычал я, выплевывая каждое слово ей в лицо. Моей ярости не было предела. Но Элина по-прежнему не желала отступать, смотря на меня с диким вызовом.
— А какого черта, ты позволяешь себе? — Ее безумный взгляд скользнул к моей руке, которая до сих пор продолжала сжимать ее локоть. — Кто дал на это право?
Она вздернула подбородком, показывая мне, что не намерена сдаваться. Такая хрупкая, но в тоже время сильная, девочка даже не подозревала, что этим разожгла искру моей ненависти еще сильнее, я ведь тоже не собирался уступать. С каждым словом она все больше подогревала желание сломить ее, поставить на колени, показать, где ее место, превратить в прежнюю маленькую Элину, которая снова смотрела б на меня с испугом и вожделением. Два совершенно разных чувства, которым не суждено пересечься. Но в ее глазах — они соединялись воедино, превращаясь во взрывоопасную смесь, готовую взорваться в любую минуту, снося все на своем пути и обезоруживая своей невинностью.
— Ты слишком много на себя берешь, девочка. Смотри, как бы ни пришлось обжечься. — Зло сверкнул глазами, еще сильнее вдавливая пальцы в нежную кожу девушки. Но Элина даже бровью не повела. Сделала вид, что не больно. Продолжила пускать стрелы из глаз.
— Ты мне угрожаешь? — Прищурилась, напрягая мышцы лица. Черные локоны в полном беспорядке. Смотрю на нее и понимаю, что ошибся. Элина не просто хорошенькая, она дьявольски красивая. Особенно сейчас. За мягкостью черт скрывалась дикая кошка, готовая в любой момент выпустить коготки. Зрелище, сводящее с ума. Я непроизвольно наклонился к ее лицу, заполняя легкие ароматом ее хрупкого тела и, чувствуя, как ноет в паху, прошипел на самое ухо, отчеканивая каждый слог:
— П р е д у п р е ж д а ю.
***
Элина
Его частое дыхание обожгло шею. Хрипловатый шепот покрыл тело мурашками. Стальные пальцы причинили боль. Понимаю, что должна оттолкнуть. Но вместо этого закрываю глаза. Сердце бьется, как оглашенное. А низ живота сводит судорогой. Что, черт возьми, со мной происходит? Я непроизвольно начала наслаждаться дрожью в коленях. Его кофейным запахом. Близостью. Но последние слова добили меня окончательно, вмиг приводя в чувства.
— Так что сбавь обороты, девочка. Я тебе не отец.
Прямое попадание в цель. И моя ненависть закипела с новой силой. Открыла глаза и, что есть мочи, ударила его в больную грудь, стараясь причинить как можно больше боли. Оттолкнуть, вырываясь из цепкого кольца его пальцев. Впечатать свою злость в его бесчувственное сердце. Чертов Кай с вечной мерзлотой в душе. Он не заслуживал моих слез, но из груди предательски вырвался протяжный стон и меня начинает лихорадочно трясти. Плевать. Я не собиралась сдерживаться. Пусть знает, что мне куда больнее, чем ему. Что у меня в отличие от него есть сердце, которое тоже обливается горькими слезами. И пусть сочтет за поражение. Я приму его с достоинством. С высоко поднятой головой. И больше никогда не позволю к себе прикоснуться.
— Убирайся отсюда… Оставь меня в покое… Я не хочу тебя видеть…
Моя истерика продолжается. Я уже не чувствую кулаков, они онемели от боли. Слезы заполонили глаза. Тело предательски затрясло. Но я не собираюсь отступать. Я не могу дать ему насладиться своим триумфом. Я ни в чем не виновата. А за кофе давно попросила прощения. Но ему оказалось этого мало. Чего он хочет еще? Не понимаю. И не хочу понимать. Знаю одно — это безумие надо прекратить… Он должен оставить меня в покое. Иначе мы рискуем спалить друг друга дотла.
— Слышишь, не хочу… Н е х о ч у …
И это истинная правда. Я хочу, чтобы он ушел. Сейчас же. Оставил меня одну. В покое. Но этого не происходит. Он продолжает стоять рядом, принимая все мои удары. Молча. Выжидающе. И я уже не знаю, что лучше… Такое затянувшееся молчание или его злость. Чего он ждет? Когда я потеряю силы, охрипну и не смогу больше противостоять? Когда я сползу на колени и окажусь в его ногах? Или когда окончательно растерзаю его обожженную грудь? Почему нет никакой реакции? Сплошная тишина… Полное безразличие к происходящему… Я продолжаю биться, как рыба о лед, в больную грудь, осыпая его оскорблениями. Я всеми силами стараюсь вывести его на эмоции, поэтому даже не замечаю, как с моих губ слетают слова, повлекшие за собой новый ураган злости.
— Бесчувственный мерзавец… Чертов сукин сын…
Кажется, он только этого и ждал… Его молниеносная реакция на мои слова заставляет похолодеть от ужаса. Он с каким-то диким рыком перехватывает мои замахнувшиеся руки и, адски больно сдавливая запястья, заводит их за спину, прижимая к машине. А потом, грозно сверкая глазами, нависает надо мной, обжигая лицо ядовитым пламенем:
— Никогда, слышишь меня, никогда не смей называть мою мать сукой. Ты ей и в подметки не годишься, чертова истеричка…
На этих словах он со звериной яростью отбрасывает меня в сторону и, не говоря ни слова, уходит. У меня с трудом получается устоять на ватных ногах, но, когда за спиной затихают тяжелые шаги, я беспомощно падаю на колени и, обхватывая живот руками, начинаю задыхаться громким рыданием. Как же я ненавижу себя в тот момент. Чертова нюня, не способная дать отпор. Его я тоже ненавижу. За то, как только что отреагировала на него. За боль, которую друг другу причиняем. Мы просто обязаны держаться на расстоянии, чтоб из сегодняшней искры не разгорелось настоящее пламя. Не началась война, сжигающая все на своем пути.