Глава 6 Дмитрий Я вылетел из гаража, сел в свою беху и, выехав за пределы двора, остановился. Прислушиваясь к бешенному ритму сердца, откинулся на спинку сидения и, взъерошив волосы, тяжело задышал. Внутри все полыхало огнем. Она снова вывела меня из себя. Как только ей это удавалось? Каждый раз, оказываясь рядом с ней, во мне будто просыпался обезумевший зверь, готовый разорвать ее на куски, высосать всю кровь, порвать в клочья. Я переставал контролировать свой гнев, причиняя ей боль. Как физическую, так и моральную. Я видел застывшие слезы в ее глазах, но, черт возьми, во мне не дрогнул ни единый мускул. Казалось, мне даже понравилось смотреть, как она дрожит в моих руках, как, взъерошив перышки, смотрит на меня с диким вызовом, при этом сдерживая непрошенные слезы. Никогда прежде не замечал в себе садистских наклонностей, а теперь чувствовал себя съехавшим с катушек психом. И в этом, черт бы ее побрал, была виновата она. Эта истеричка сделала меня таким… Это она свела меня с ума, заставив мое тело так реагировать на ее близость. Она вынудила меня почувствовать себя предателем. За это я ненавидел ее еще сильнее. Готов был рвать и метать. Бить кулаком об руль. Крушить все вокруг. И, наверное, сейчас бы меня ничто не остановило, но раздавшийся визг колес пролетевшей мимо машины привел меня в чувства, заставив открыть глаза и посмотреть на удаляющийся хвост Элининой ауди. Какого дьявола она удумала? Еще пятнадцать минут назад, была как вдребезги разбитая ваза, а уже сейчас со свистом пролетела мимо. Я прекрасно понимал, что в таком состоянии опасно садиться за руль. И как бы сильно не желал, чтобы она исчезла из нашей жизни, не мог позволить ей подвергнуть свою жизнь риску. Во всяком случае, не сегодня. Если сейчас с ней что-то случится, это будет только по моей вине. Поэтому, вдавив ногу в педаль газа, я с не меньшим свистом ринулся с места, отправляясь вслед за ней. Выехав на главную дорогу, Элина все-таки сбавила скорость, но я не перестал за ней следить. Пристроившись позади нее через две машины, я старался оставаться незамеченным. Ехать пришлось недалеко. Машина Элины припарковалась на обочине возле старого кладбища. Я сбавил скорость и, проехав мимо, остановился в метрах десяти от нее, припарковавшись за углом, чтобы не так сильно бросаться в глаза. Быстро вышел, боясь ее упустить, но Элина не торопилась покидать машину. Девушка еще минут десять просидела за рулем и только потом вышла, посмотрев в сторону кладбища с какой-то обреченностью. Ее выразительные глаза были настолько живыми и в то же время потухшими, что я непроизвольно сжал кулаки, чувствуя нарастающую злость внутри себя. Вот только на этот раз злился я не на нее. Я материл себя. Материл за то, что не смог сдержался. Перегнул палку. Но, черт возьми, она сама довела до такого. Тихоня закрыла машину и тихим размеренным шагам пошла к открытой настежь калитке. Она смотрела себе под ноги, не замечая ничего вокруг. Поэтому, прекрасно зная, что останусь незамеченным, я, не прячась, пошел вслед за ней. Войдя на территорию кладбища, я взглядом проследил за мелькающей мимо памятников фигуркой девушки и, дождавшись, когда она остановится, незаметно подошел ближе, спрятавшись за деревом, росшим неподалеку от того места, где стояла Элина. Мне не было видно, кому принадлежала могилка, к которой пришла девушка, но судя по тому, что она пришла сюда именно сейчас, когда ей было очень плохо, понял, что там, перед ней, в сырой земле лежал очень близкий для нее человек. Тихоня присела на скамейку у могилы и, закрыв лицо ладошками, тихо заплакала. Дьявол, внутри меня что-то щелкнуло. Я снова не узнавал самого себя. Столько противоречивых чувств за один час. То я был рад причинить ей боль, то, наоборот, готов был свернуть себе шею за то, что довел ее до такого состояния. Раньше женщины выдавливали слезы, когда хотели задержать меня рядом с собой, но мне было плевать на них. Я не верил этим фальшивым каплям, стекающим по щекам. А сейчас просто не мог смотреть на то, как дрожат ничем не прикрытые хрупкие плечи девушки, которую еще с утра хотелось придушить. Сплюнув, я отвернулся и, достав сигареты, закурил. Хотел было уйти, оставить ее одну, наедине со своими мыслями, как услышал позади себя тихо играющую мелодию. Кроме нас на кладбище никого не было. Поэтому я понял, что звонят Элине. Я затормозил и, облокотившись спиной о дерево, прислушался. Но из-за расстояния и разыгравшегося ветра был слышен только прерывистый звук голоса. Разобрать, о чем шла речь не получалось, а очень хотелось. Поэтому, чувствуя себя шестнадцатилетним пацаном, я снова выглянул из-за дерева и постарался вглядеться в лицо девушки. Что я там пытался увидеть, сам не знал. Но мне это было необходимо. Элина уже не плакала. Но, несмотря на это, лицо девушки было до сих пор опухшим от слез, а глаза по-прежнему не выражали ничего кроме огромной усталости и грусти. Ее плечи продолжали дрожать, а губы что-то быстро говорили. Если бы звонил отец, думаю, девушка бы постаралась хоть немного выдавить из себя улыбку. Но Элина даже не пыталась измениться в лице. Значит, звонил кто-то другой. Не дожидаясь, пока девушка договорит, я по-тихому решил свалить, чтобы уже наверняка остаться незамеченным. Дойдя до машины, я тут же сел за руль и стал ждать, когда Элинина машина проедет мимо. Назад девушка повернуть не могла. На этой части дороги было односторонне движение, так что я точно знал, что не упущу ее. Ждать пришлось недолго. Минут через десять мимо меня проехала серебряная ауди и я, нажав на газ, отправился следом. На этот раз мы проехали почти полгорода, прежде чем Элина наконец-то припарковала свою машину на стоянке одной из многоэтажек, которые росли в этом квартале, как грибы. Я остановился поодаль от нее и стал ждать дальнейших действий девушки. Тихоня вышла из машины и быстрым шагом направилась к подъезду. Я не мог пойти за ней, рисковал попасться. Слишком открытой была местность, поэтому решил дождаться возвращения девушки в машине. Пока Элины не было, я огляделся вокруг. Район выглядел бедно. Убогие пятиэтажки были обшарпаны и разрисованы граффити, отчего квартал был похож на мозаичную картинку. Безлюдные улицы, пустые скамейки и голые дворы будто бы кричали о затаившейся опасности, о страхе, в котором жили здешние люди и о повышенной преступности этого злосчастного места. Сидя в машине, я все больше недоумевал, что здесь забыла Элина, какой черт занес ее в эту часть города, ведь, насколько мне было известно, прежде она жила далеко не здесь. За этими мыслями я не заметил, как пролетело время. Прошло уже минут тридцать, когда дверь подъезда снова распахнулась и из нее вышли Элина и… И какое-то чмо в рваных джинсах. Я напрягся. Они явно были знакомы. Он шел за ней по пятам и, я отчетливо видел, как его похотливый взгляд был прикован к плавно виляющему заду девушки. Я до боли в костях сжал кулаки, борясь с самим собой. Хотелось немедля выскочить из машины и размазать этого гандона по стенке, а ее придушить голыми руками. Сука. Вот тебе и доказательства супружеской измены. Знал же, что так оно и будет, тогда почему так противно и тошно на душе? Было не приятно осознавать, что где-то внутри теплилась надежда на то, что я могу ошибаться насчет этой вертихвостки, что, может быть, она действительна достойна быть членом нашей семьи, и мы еще сможем найти общий язык. Галимый придурок. Чуть было не повелся на невинные глазки обиженного ребенка. Как же я ее ненавидел. Особенно в эту чертову минуту. Не дожидаясь, что будет дальше, я ударил со всей дури по газам и со скоростью света ринулся с места, оставляя позади себя сгустки дорожной пыли. Не мог больше смотреть на это блядство. Еще б чуть-чуть и я не сдержался. Вышел с машины и свернул обоим шеи. Особенно ей. Руки чесались неимоверно. Тело трясло. Мысли путались. Мне нужна была разрядка. И я, ни о чем не думая, крутанул руль так, что машина в три секунды развернулась на сто восемьдесят градусов прямо посреди дороги и рванула к Риткиному дому. Глава 7 Элина День, как не задался с самого утра, так и прошел в тревогах и заботах. Марина Андреевна, приготовившая ужин с единственной надеждой задержать дома Дмитрия, ушла спать расстроенная и разбитая. Парень так и не появился. А все телефонные звонки остались без ответа. Мне было жаль женщину. Столько печали было в ее глубоких карих глазах, столько боли. А еще больше угнетало то, что всему виной была я. Вернее мое присутствие. Ведь Дима именно из-за этого не вернулся домой. Вечер, прошедший насмарку, вымотал окончательно. — Мама совсем расстроилась, мне даже как-то не по себе. Может стоить сходить к ней, проведать? — Я присела рядом с Павлом на диван и, положив голову к нему на плечо, тихо выдохнула. — Как считаешь? — Думаю, не стоит. Ей нужно побыть одной. Она должна понять, что Дима вырос и ему, как всем парням его возраста, нужна свобода. Пока она с этим не смирится, мы ничего сделать не сможем. — Павел приобнял меня за плечи и, прислонившись щекой к макушке, продолжил. — Ты мне лучше вот, что скажи. Ты к матери ездила? Как она там? Вы поговорили? Больная тема. Как не хотелось об этом говорить, я знала, что молчанием делу не поможешь. Настало время решить проблему, которая на протяжении всей моей осознанной жизни преследовала меня по пятам, не давая спокойно жить, отнимая материнскую любовь и заботу, заставляя краснеть каждый раз, когда кто-то рассказывал, что видел пьяную мать, валяющуюся на какой-нибудь лавочке в обнимку с пустой бутылкой. Да, как не стыдно это признавать, но я все время ее стыдилась. Особенно остро это проявилось после папиного ухода. Когда мое одиночество увеличилось вдвое. Именно в этот период жизни, убегая от душевной пустоты, я превратилась в снежную королеву. Замкнулась в себе. Закаменела от боли, пожирающей все мое нутро. Стала нелюдимой. Начала плохо учиться. И, если бы не поддержка тети Иры, папиной родной сестры, которая, разрываясь между семьей и мной, помогала мне, вытягивая на свет, я бы пропала, как мать. Спилась. Или, что еще хуже, наложила на себя руки. Но тетя Ира, как чувствовала, всегда оказывалась рядом в самые безнадежные минуты жизни. Пусть она не проявляла нежности, не обнимала, не целовала, как самая настоящая мать, но именно благодаря ее помощи, я закончила школу, не сломалась, и все-таки осталась человеком… Поэтому именно к ней я была привязана, как к родной матери. Именно она стала самым близким мне человеком после папы. И эта связь была ощутима. Сегодня, когда узнала, что тетя попала в больницу, я сорвала все планы и вместо того, чтобы отправиться к матери и поговорить о лечение, поехала к Антону. Антон был сыном тети, моим двоюродным братом. Он позвонил мне и попросил встретиться, сказав, что мать забрала скорая с сердечным приступом. Я, не смотря на наши натянутые отношения, не смогла отказать во встрече. И, бросив все дела, поспешила к ним домой. Разговор не заладился с самого начала. Парень в своей нахальной манере стал не просто просить, а требовать, чтобы я как можно скорее достала денег. Сказал, что нужна операция, иначе мать долго не протянет. Стал давить на совесть, говорить, что, если бы не его семья, неизвестно, кем бы я сейчас была и была ли вообще. Его напор и давление отталкивали. Вызывали во мне внутренний протест. И в итоге мы повздорили. Я, ничего не обещая, просто развернулась и решила уйти, намереваясь отправиться прямиком в больницу, но Антон не унимался. Он шел следом, продолжая настаивать на своем. — Элька, не будь дурой. Тебе стоит пальцем щелкнуть и этот старый хрыч выложит перед тобой дорожку из пятитысячных. Все, что нужно, просто попросить. Или тебе западло родственникам помочь? Я всей спиной чувствовала его буровящий взгляд. Знала, как ненавидит за то, что поднялась так высоко, и ему не достать. Между нами никогда не было родственных отношений, а с возрастом они становились все напряжённее. Парень ревновал мать ко мне. И вырос еще тем отморозком. Я не сомневалась, что это его выходки довели тетю Иру до инфаркта. — Тоха, отстань. Просто оставь меня в покое. Все вопросы, касающиеся операции, я решу с тетей. Спасибо, что позвонил. Большего от тебя не требуется. И только я хотела сесть в машину, как его холодные пальцы сомкнулись на локте и развернули лицом к себе. А потом резко дернули. Перед глазами проплыла утренняя ссора. Испепеляющий океанический взгляд и леденящий душу голос: «Чертова истеричка»… Колени задрожали, но я, собрав всю волю в кулак, собралась и зло сверкнула глазами. — Ты, что возомнила из себя, сука? Думаешь, все можно? Да, если бы не мы, была бы сейчас шлюхой подзаборной, готовой продаться за бутылку паленки. Так что будь проще, стерва. А то, смотри, как пёрышки распушила. Ты же знаешь, я могу постараться и испортить твою райскую жизнь. Омрачить твое никчемное существование. Мне был противен его запах. Не говоря уже о прикосновение к моей руке. Я не боялась его угроз. Знала, они пусты. Поэтому, не растерявшись, выдернула локоть и, пригвоздив указательный палец к его груди, на одном дыхании выпалила: — Не смей меня трогать, это раз. А два, я уже сказала, что буду говорить с тетей, а не с тобой. И, недолго думая, прыгнула за руль и дала по газам. Через открытое окно, до меня донося отборный мат: — Ну, и катись к чертовой матери, стерва. И без тебя разберусь. Я про себя пожелала ему удачи и отправилась прямиком в центральную больницу. Зайдя в палату, я подошла к тете ближе и, оглядев ее, села рядом. Тетя Ира и правда выглядела подавленной, а чёрные круги под глазами сказали о том, что женщина недавно плакала. Мне безумно захотелось обнять ее, но я сдержалась, зная, что она не привыкла к таким нежностям. — Теть Ир, почему вы не позвонили мне? — Этот вопрос мучил меня на протяжение всей дороги сюда. Хотя я прекрасно знала ответ, где-то глубоко в душе хотела услышать другое. — Эль, девочка моя, к чему тебе мои проблемы? — Нет. Мое чутье меня не подвело. — Ну, нельзя же так. Вы же знаете, что не чужой мне человек… — Тяжело было говорить о своих чувствах. Но сейчас, видя ее в таком состоянии, я просто не могла молчать. Слова сами срывались с губ. — Хорошо хоть Антон позвонил. И все рассказал… — Что он тебе сказал? — Порой меня поражала сдержанность тети. Она всегда все держала под контролем, даже те чувства, которые у обычных людей сносили крышу. Очень редко срывалась на ком-то, будто имея за плечами бездонную чашу терпения. Вот и сейчас, не смотря на перенесенный инфаркт, она не изменила своей привычки и продолжала говорить спокойно, уравновешенно. — Сказал, что вам нужна срочная операция… Иначе… — Все. Это был предел. Пытаясь спрятать непрошеные слезы, я уткнулась носом в тетины колени и тихо заплакала. Тетя не попыталась меня успокоить, но ее ладонь, поглаживающая мою макушку, сказала о большем, чем любые слова. Я не знаю, сколько мы так просидели. Но успела за то время отругать ее, что промолчала, не позвонила, не рассказала обо все сама. Успели вспомнить с ней отца, поговорить о маме и обо всем на свете. А также за время, проведенное рядом с ней, я поняла, что сделаю все, чтобы помочь ей. Потому что просто не перенесу потерю еще одного близкого для меня человека. *** — Нет, Паш, не поговорила. Просто не доехала до нее сегодня, а телефон она снова не взяла. — Я оторвалась от груди супруга и развернулась к нему лицом, чтобы видеть его глаза, которые были для меня, как открытая книга. — Паш, мне надо кое-что тебе рассказать. Павел тоже развернулся лицом ко мне и, приподняв одну бровь, осторожно ответил: — Что-то случилось?.. — Нет… То есть да. — Спохватилась я. И, прикусив нижнюю губу, продолжила. — Мне сегодня звонил Антон, сын тети Иры. Помнишь, я тебе о ней рассказывала, — Павел кивнул, — в общем, он сказал, что тетя попала в больницу с сердечным приступом, и просил занять денег на операцию. Я, конечно, понимаю, что слишком многого прошу, но… Паша не дал договорить. Прижав к своим губам палец, он медленно покачал головой: — Лин, милая, не начинай. Мы теперь одна семья. Твои проблемы — это моя забота. Я не хочу видеть, как грустит моя жена, поэтому правильно делаешь, что все рассказываешь. Говори, сколько нужно, завтра выпишу чек. — Много, Паш. — Сказала правду и замолчала. Для меня, вернее для моей прежней жизни, и пятнадцать тысяч было много. А сейчас речь шла о сумме, которая в разы была больше этой. — Прекращай, Лин. Завтра же открою счет на твое имя, чтобы впредь у нас не возникало таких разговоров. Я не хочу, чтобы моя жена в чем-то себе отказывала или нуждалась. Все деньги на карточке будут твоими, сама распорядишься, куда их потратить. А сейчас иди ко мне. — Паша притянул меня за руку к себе и крепко обнял. — Мы — одна семья, милая. Все мое — теперь твое. Надеюсь, я ясно разъяснился. Я кивнула. Яснее не бывает. И снова обвила мужа руками. — Тетя Ира много для меня сделала, я не могу ее бросить… — Не оправдывайся, любимая. Я все понимаю. — Спасибо… И, уткнувшись носом в его грудь, почему-то вспомнила о Диме. Если бы он узнал, что Павел помогает моим бедным родственникам, пришел бы в бешенство. Где он сейчас был? Я не знала. Но, вспоминая печальный взгляд Марины Андреевны, начинала переживать, все ли с ним в порядке. Ведь никогда прежде, по словам женщины, он не игнорировал ее звонки. Неужели, все из-за нашей утренней ссоры? В течение дня, замотавшись, я на время выкинула ее из головы. А сейчас, укутавшись объятиями Павла, я почему-то вспомнила о нем. Руки до сих пор ныли от его стальных прикосновений. А в ушах продолжал звенеть леденящий душу голос. Его непроницаемый взгляд выворачивал душу наизнанку. А в воздухе, кажется, до сих пор витал запах свежего кофе. Но то, что я почувствовала, когда он склонился к моему уху, вообще не входило ни в какие ворота. Как я могла такое допустить? Почему не оттолкнула сразу? Что, черт возьми, в тот момент произошло? Я поежилась. И, вцепившись в Павла еще сильнее, постаралась подумать о чем угодно, только бы выкинуть из головы его… Глава 8 Дмитрий Я не спал. Облокотившись на локоть, смотрел на спящую Ритку. Белокурые локоны разбросаны по подушке, длинные ресницы чуть дрожат во сне. Тонкий нос вздернут, а пухлые от природы губы приоткрыты, будто ждут поцелуя. Полностью обнаженное тело чуть прикрыто простыней. Вызывающе красивая. Сексуальная. Яркая. Именно такая, какие мне всегда нравились. Податливая кукла в моих руках. Без единой извилины в голове. Но умеющая доставить по истине настоящие удовольствие в постели, а большего от таких, как она, и не требовалось. Именно поэтому я здесь. Мне требовалась разрядка, вот только я просчитался. За те несколько раз, когда имел ее податливое тело, расслабиться так и не удалось. Секс был диким. Безумным. Но, когда дело доходило до разрядки, перед глазами, как вспышка, возникали зеленые бездны, смотрящие на меня с укором и, застывшими в них, слезами. Я всеми силами пытался избавиться от этого наваждения, но оно не отпускало. Заставляя меня еще больнее сжимать Риткино тело, оставляя на нем синие отметины. Я заскрипел зубами. Сука. Как же я ненавидел эту зеленоглазую бестию. Ненавидел…