Аромат Ню пробирается под оголенные участки моей кожи. Она пахнет нежностью, сладостью и приятностями. Такой нектар, что прет капитально от неё. Втягиваю носом свой наркотик так долго, что двинуть кони от передоза вполне реально. Запоминаю. Хочу пропитаться ею. Запомнить на генном уровне. Она маленькая. Вкусная и такая охренеть, какая моя. – Куда мы едем? – спрашивает Ню, когда стартуем с её двора. – Прокатимся в одно место. – топлю на эмоциях от того, что она тут, рядом со мной. По своей воле. Это пиздец как радует. Будто кто-то поменял полюса притяжения. И мы вновь сходимся нашими магнитами. Там, где под сердцем выбита красно-синяя штуковина, воспаляется в гравитации. Чувствуя родную душу, тепло разливается по телу. Эйфория зашкаливает. Процессы организма восстанавливаются рядом с ней. И не сказать, что отгремел час назад бой. – Ты же меня не собираешься похищать? – с серьезным видом спрашивает Ню. – Нет, – усмехаюсь ей, – останемся в пределах городка. – серьезно уже сообщаю, чтобы не нервничала. Поворачивая голову к ней, захватываю её маленькую ладошку в свою руку. Краснея и смущаясь, она пытается её вырвать, но я оказываюсь сильнее. – Расслабься, ладно? Помнишь же, что я ничего тебе не сделаю, – сдавливаю её ручку слегка. – Да, – наконец поворачивается лицом ко мне. Убийственный контакт происходит. В салоне сразу жарко становится. Вкруг все сужается в одну точку, где смотрим друг на друга. Глазами выдает по большей мере всё, что творится. Такой коктейль Молотова там происходит. – Это что, кровь? – разрывает наш замок из рук и дотягивается своей рукой до моей брови, но я перехватываю и целую тыльную сторону. – Ерунда, Ню. – сгребаю её ладошку и переплетаю наши пальцы. – Это надо обработать, – взволнованно говорит Аня. – Останови около аптеки. И я останавливаюсь. Вместе заходим в ночную аптеку. Покупаю все, что говорит Аня, и растворяюсь, когда, приложившись к бамперу моей соточки, Аня стоит между моих ног с ватным диском и перекисью водорода. Я же нахально позволяю себе обнять её за талию так, что она в кольце моих рук оказывается. Очень сосредоточенно занимается моей бровью. Протирает диском. Щиплет, но терпимо. Немного морщусь, но Аня это воспринимает по-своему и заботливо сложив губы уточкой, дует на рассечение. Затем проходится спиртовой салфеткой и так же дует, что я зарываюсь ей в шею и целую туда. Она ежится и пытается отстраниться, сопротивляясь моему напору. – Кир… – шипит задушенно. Со смешком принимаю и подставляю лицо к дальнейшим её действиям. – Собачка или барашек? – показывает детские пластыри в ее пальчиках. – Неет, я это на себя не наклею! – со смехом выдаю. – Серьезно, чтобы я эти детские пластыри на себя клеил. – Ну да, лучше же заражение получить и оказаться где-нибудь на операционном столе. Да? – серьезно вопрошает Аня, сводя свои бровки к переносице и недовольно надувая губки. – Собачка или барашек? – не унимается Аня уже с серьезным видом. И я поддаюсь. Разрешаю наклеить на себя этот пластырь. Хоть и выглядит это смешно. Блять, видели бы пацаны… – Барашек. – с тяжелым вздохом показываю на фиолетовый пластырь в её руке. – Неудивительно! – тарахтит Аня, отдирая от него пленку и прикладывая его к ране. – Такой же упертый, как и ты. – разглаживает своими пальчиками. – Готово. – Мерси, мадмуазель. Позвольте вас отблагодарить поцелуем. – с ухмылкой наклоняюсь к ней. Но всё, что получаю – это приставленный палец к губам. – Спасибо будет достаточно. – выбирается из кольца моих рук, убирает остатки в пакет и садится в машину. Я следую ее примеру. В глухой район добираемся быстро. Окраина города с восточной стороны. Когда-то мы тут жили. На одной лестничной клетке. С тех пор ничего не изменилось. Тут так же все заброшенно. Парадные подъезды трех пятиэтажек с облупившей желто-белой краской. Разбитая плитка на ступеньках. Выломанные два прутья у перил. Домофон порядком не работает. Сейчас пристанище для бомжей. Игровая детская площадка, которую можно наблюдать только в фильмах ужасов. Футбольное поле с разорванной ржавой сеткой вокруг. Почти голые ворота, на которых еще где-то можно увидеть белую сетку, хоть что-то похожее. Заброшенная котельная. И чуть дальше, в соседних домах, баскетбольная площадка с сине-белыми пластмассовыми креслами по бокам в три ряда на деревянных палках. Тут прошло наше детство. Наше притяжение. Тут мы стали друзьями. И тут хочется стать сейчас парой. Блять, в моих мечтах вот прям сейчас. Оставляю фары включенными. Они освещают ярко всю площадку. Видно все: потертую белую разметку, оранжевое покрытие и кольца. Хоть тут сетка сохранилась и, к удивлению, даже щитки. Аня с улыбкой всё рассматривает, как и я вспоминает. Хочу напомнить, что было и хорошее между нами. И это действует. Проходит вдоль рядов и садится на наши два кресла. Двадцать три и двадцать пять. И на двадцать четвертом между нами гвоздиком когда-то выгравировано: Анна + Кирилл = навсегда. Тогда в эту фразу каждый вкладывал свой смысл. Я любовный посыл гонял, Аня же, как известно, дружеский. Но от того, с каким трепетом она сейчас проводит по ним пальцем, в груди жар распыляется. Захвативший с собой мяч приземляется рядом. – С тех пор тут ничего не изменилось, – с теплотой оглядываясь по сторонам, произносит Аня. – Спасибо, что привез сюда. – столько нежности и счастья вкладывает, что сиропом растекаюсь. Готов хоть каждый день возить, лишь бы так улыбалась. Знал, что подействует. Знал, что расслабится. – Когда-то мы были тут счастливы. – смотрит в окна бывшего дома. Я, папа, мама и брат, – с грустью говорит Аня. – Настолько сейчас плохо? – интересуюсь у неё. – Я не знаю, как хорошо, – отвечает Аня и замечает мяч. – Это что? – смотрит на меня в упор. – Сыграем, Ню? – задействую старое дружеское имя. – Неет. Мало того, что Ремешков меня достает с этим баскетболом, и ты туда же! – восклицает Ню. – Давай, уверен, ты всё помнишь. – подмигиваю ей и вбрасываю мяч с попаданием в корзину. – Понтовщик. – фыркает, откидываясь на спинку сиденья и складывая руки на груди. Понимаю, что идти точно не собирается. Беру её в охапку и перекидываю через плечо. Уношу на игровое поле. – Отпусти! – вопит Аня, тарабаня меня своими руками по спине. – Я умею ходить. Ставлю на центральную линию и вручаю мяч в руки. Сам же сбоку становлюсь. – Закрой глаза. Прислушайся к звукам. Воспоминаниям. Что я тебе тогда говорил. Вспоминай правила. Ассоциации. – жду её реакцию и только тогда отыгрываю. – Открывай глаза и бросай. – даю клич. И Аня бросает. Мяч ударяется о железный щит и гулом приземляется на пол, укатившись вдаль. – Я же говорю, гравитация неспособна выдержать меня и баскетбол. – со вздохом покидает поле. – Не всё так безнадежно. – забрав мяч, подаю руку и становимся вместе на позицию. Я сзади неё становлюсь. Своим пахом плотно прижимаюсь к Бурцевой. Она реагирует. Вытягивается, словно струна, а мяч, словно защитный блок. Вцепилась в него мертвой хваткой. Мне даже показалось, что она не дышит. – Расслабься, ты зажата, как струна, – шепчу на выдохе ей в ухо. – Ничего не получится, если твое тело будет деревянным. Баскетбол любит действия и легкость. – массирую шею и на понемногу отмякает. – Воот, молодец, Ню, – улыбаюсь ей. – А теперь вспомни, что говорится в правилах постановки тела для выброса мяча и расскажи мне. – Мяч над головой… присесть и вытолкнуть мяч в корзину, – сбивчиво говорит Аня. – Эмм... Приведу аналогию с рогаткой, – стоит мне произнести, Аня краснеет. – Боже… не говори мне этого. Не надо. – смущенно закрывается. А меня прет от её стеснительности. Хотя суть вообще была в другом. – Да, наш ангелок не такой и святой. – усмехаюсь в открытую, за что получаю кулаком в грудь. Ловлю её ладошку и притягиваю к себе. – Суть была вообще-то не в том, о чем ты подумала, – говорю ей, проводя своим пальцами по её спине, пока она прячет своё лицо на моей груди, за которым уже развернулся пожар. На улице прохладная осень, а я полыхаю, как вулкан. – Ну, если не хочешь слушать, тогда поцелуй. – приподнимаю её подбородок. Но, как и прежде, Аня приставляет к ним палец. – Аверину свою целуй. – выдает в губы и разворачивается. Забирая мяч, отходит с ним к штрафной линии, набивая. – Ревнуешь? – напрямую иду. – С чего бы? – не смотрит в глаза. И выдает следом, что прибивает меня так же, как этот чертов мяч, к земле. – Мы же друзья. – выбивает на всю площадку. Эхом расходится. Мы же друзья... Охуеть, какие друзья. Такие, что блять, я тебя уже мысленно представляю рядом с собой и под собой. С моей фамилией и животом, где будет наш сын. Большой дом и лабрадор. Но мы, блять, друзья… Друзья… – Точно, друзья. – прячу все то, что хочу выразить за ухмылкой. – Так что там с аналогией? – возвращает к мысли моя Ню. – Чтобы рогатка выстрелила в нужной траектории и силы, её нужно оттянуть и бросить. В зависимости от того, насколько сильно оттянешь, настолько дальше и забросишь. Почти то же самое с баскетболом. – Иди сюда. – возвращаю её на исходную линию. И снова позади неё становлюсь и, не обращая внимания уже на то химическое, что происходит внутри меня, инструктирую Аню. – Чуть присаживаешься, выставляя колени вперед, а руки с мячом заносишь кверху с небольшим сгибом рук. И перед тем, как выбросить мяч в корзину, выпрямляешься на носочки и выбрасываешь мяч. Указательным пальцем направляешь мяч к корзине, – инструктирую по мере того, как выставляю её позу в нужном направлении. Строго по делу. – Запомнила стойку? – Да, – отвечает, не шевелясь. Только смотрит в корзину. – Выбрасывай! – командую. И она действует. Мяч летит к корзине, но попадает в её край. – Уже лучше. – ловлю мяч и направляюсь к ней. – Пробуй сама. – отдаю мяч, обмениваясь энергетическим потоком не только глазами, но и руками, когда соприкасаемся. Дрожим. Заряжаемся. Второй… третий… пятый мажет около корзины. И на шестой он наконец залетает. – Дааа! Я это сделала! – бросается ко мне и обнимает. Улыбается. А меня самого такой кайф прет. Закручивает. Заносит. Завораживает. От неё. От ее улыбки. От её горящего взгляда. От её кайфа. От её счастья. От улыбки. И от того, как прижимается, обнимая меня за шею. Подпрыгивает на месте. Знал, что именно тут сможет расслабиться. Знал, куда тяну. И вот он кайф от того, что она горит и сияет. Как ребенок, который получил заветную куклу на Новый год. Только тут что-то большее. Будто сам Дед Мороз к ней пришел и лично её вручил. И он далеко не выдуманный персонаж. Сечете, да? – Можно еще? – отпрянув, спрашивает. – У нас есть еще время. – Есть, – с блаженной улыбкой отвечаю. Она быстро целует в щеку, так что не успеваю среагировать, насколько резво это происходит. Блять… Ню уносится в свою позицию и отрабатывает броски… К десятому по счету или больше попаданию я теряюсь и перестаю вести какой-то счет. Наблюдаю. Растворяюсь в ней. Любовь, блять, нездоровая херня, но сука, как приятно в этом быть. Понимаю, что нашел ту, что теперь болеет так же баскетом как и я. Стоило только попасть в корзину, как тебя это захватывает и ты хочешь еще и еще раз испытать это. А когда ты одолеваешь противников, блять, ну это чистый оргазм. Показываю розыгрыш мяча и пытаемся повторить вместе, но больше это получается шалостью. Отнимаем… Бегаем… Цепляем друг друга и много смеемся. В основном смеется Аня. Что растворяет эту забвенную тишину района. Я только отражаю её и прусь от счастья конкретно. В три выезжаем к ней домой. Гоню своего зверя на полную, почти укладывая стрелку спидометра. – У нас есть еще время, – говорит Аня, косясь на рулевую часть, где находится спидометр. – Поля написала, что папа встал, но к нам он вряд ли зайдет. Мама заходит в четыре, – информирует Ню, и я сбавляю скорость. Полчетвертого добираемся к Аниному дому. Держимся за руки около её подоконника.