— Возьми еще одну, а лучше две. Она взяла еще две и пошла в свой кабинет. — Может, возьмешь всю упаковку, — крикнул он ей вслед, и она, не оборачиваясь, через плечо показала ему средний палец. Сунув все леденцы в рот, Дуня прошла на свое рабочее место. На стуле для посетителей сидел мужчина. Он обернулся. Она никогда не видела его раньше, но сразу поняла, кто это. 42 Тувессон, Лилья и Муландер сидели за столом. Каждый ел из пластиковой упаковки салат с курицей из супермаркета. Они ждали Утеса, который созвал это совещание. Тувессон посмотрела на свой салат и отметила, что трех маленьких кусочков курицы, которые она давно съела, явно хватило, чтобы продать сухой салат айсберг с небольшим количеством баночной кукурузы и оливок как «салат люкс с курицей». Она решила загладить впечатление от этого жалкого блюда и выкурить после обеда сигарету. — Кто-нибудь слышал что-нибудь от Риска? — спросил Муландер. Тувессон покачала головой: — Нет, а почему мы должны были что-то услышать? Ведь он в отпуске. Муландер молча кивнул. — Ингвар, что мне было делать? У меня не было выбора. — Да, знаю. Я знаю. Просто немного… Жаль. — Ты в этом не одинок. — К вашему сведению, я взяла на себя смелость и выяснила кое-что о Риске, — сказала Лилья. — Вы знали, что его уволили из областной криминальной полиции Стокгольмского региона? Муландер покачал головой. Тувессон вздохнула: — Такое расследование, а тебе нечем больше заняться? — Я просто подумала, что если нам вместе работать, может, неплохо что-то узнать друг о друге? — Ирен, куда ты клонишь? Да, ему изменил здравый смысл, и он слишком далеко зашел. С тобой, наверное, было бы то же самое в его ситуации. — Ты хочешь сказать, если бы я была влюблена в жену жертвы? — спросила Лилья. — Это была подростковая влюбленность. Как дело обстоит сейчас, мы понятия не имеем. — Да, вот именно. Как раз это и я хочу сказать. Мы не знаем. И дело в том, что, похоже, это не единичный случай. Я видела отчет о расследовании, проведенном в Стокгольме зимой, и если читать между строк, становится ясно, что и там он поступал по собственному усмотрению, не ставя остальных в известность. — А что он тогда сделал? — поинтересовался Муландер. — Во-первых… — Ирен, давай не будем, — прервала ее Тувессон и решила, что выкурит как минимум две сигареты. — Но… — Как я вижу, вы уже собрались. Как хорошо, — с этими словами в комнату вошел Утес. Тувессон мысленно поблагодарила его. Разумеется, Лилья права, и именно об этом ее предупреждали в Стокгольме, когда она наводила справки о Риске. Большинство сходились во мнении, что Риск хороший полицейский, один из лучших. Но он идет своим путем, и никогда не знаешь, в каком направлении и какие это может иметь последствия, — как раз то, что ей нужно. Она никогда не сказала бы это вслух остальным, но с ними стало слишком комфортно работать. Конечно, они профессионалы, на которых можно положиться. Но им словно больше не требовалось ничего доказывать, и поэтому не надо было ничем рисковать, предлагая неожиданную идею. Они никогда не совершали ошибок и не заходили за рамки дозволенного, что, наверное, прекрасно смотрелось во всех отчетах и заключениях. Но реальность устроена сложнее, и в некоторых случаях требуется быть именно здесь и сейчас. На грани. Иногда даже по ту сторону. Тут-то и нужен Риск. Утес послал по кругу нарисованный фоторобот и рассказал, что к нему обратилась девушка из Макдональдса в Осторпе. — Она работала в четверг ночью и не узнала ни Шмекеля, ни Мельвика. Вот как они это видят, думала Тувессон. Шмекель и Мельвик. Как будто это два человека. Два разных преступника. А теперь по кругу передается фоторобот третьего преступника. Сколько их вообще будет, пока они не закончат дело? — А кто это? — спросил Муландер и поднял вверх фоторобот. — Этот человек якобы пришел в ресторан в самом начале первого ночи в четверг, и, когда подошла его очередь, заказал меню «Чили Макфест Де Люкс». Проблема в том, что это меню продают только по четвергам, а уже началась пятница. — Значит, они отказались продать ему «Чили Макфест»? — спросила Лилья, и Утес кивнул. — Они только выполняют указания, — пояснил Муландер. — Но мужчина с этим не согласился, — продолжал Утес. — По его словам, он занял очередь еще в четверг и стал настаивать, чтобы ему продали заказанное им блюдо. Девушка на кассе попыталась объяснить ему, что не она устанавливает правила, и что, к сожалению, ничем не может помочь, после чего стала обслуживать следующего клиента. И тут он пригрозил ей. — За что? — спросила Тувессон. — За то, что она его проигнорировала. Остальные переглянулись. — Ему не понравилось, что она через его голову стала обслуживать следующего клиента? Утес кивнул. — А потом? Что случилось потом? — Он добился своего. — Вот так и надо поступать, — ухмыльнулся Муландер. — Она поняла, что это не пустые угрозы. У нее не возникло сомнений в том, что он говорит на полном серьезе. Тувессон взяла фоторобот и принялась его внимательно рассматривать. Как обычно, Утес обратился к Гудрун Шееле, полуслепой старой учительнице рисования на инвалидной коляске, которая ушла на пенсию пятнадцать лет назад. Она жила в одном доме для престарелых с мамой Утеса, и как-то, навещая маму, он увидел выполненные Гудрун портреты и спросил, не может ли она помочь им с фотороботом. В тот раз они искали преступника, который в лесу Польшескуг насиловал женщин, совершающих там пробежки. Они опубликовали рисунок Гудрун, и через три часа мужчину опознали и задержали. С тех пор они периодически обращались к ней, стараясь не думать о том, что в любой момент она может умереть. Как обычно, фоторобот был нарисован угольным мелком, и Тувессон в очередной раз не могла не восхититься талантом Гудрун. Как она вообще может держать мелок дрожащими руками? Но она еще и рисовала, и, как правило, ей хватало несколько штрихов, чтобы воссоздать образ, основанный на крайне скудных описаниях свидетелей. Но этот фоторобот чем-то отличался от всех предыдущих, сделанных рукой бывшей учительницы. Помимо взгляда, уставившегося прямо на нее и действительно угрожающего, отсутствовал четкий образ. Цельность. Внешность мужчины на портрете была настолько заурядной, что Тувессон никогда бы не узнала его, если бы он сидел прямо перед ней. Чаще всего фотороботы грешили именно этим. Как и предсказания судьбы, они подходили всем. Но с рисунком Гудрун это случилось впервые. — Что вы собираетесь делать? Вы собираетесь опубликовать рисунок? — спросил Муландер. — Поговорю с Хегсель, — ответила Тувессон. — Но лично я склоняюсь к тому, что надо подождать. Рисунок такой обобщенный, что более или менее подходит кому угодно. К тому же это уравнение со многими неизвестными. Кассирша не узнала ни Шмекеля, ни Мельвика, а описала совершенно нового человека, у которого случайно оказался угрожающий взгляд. Этого далеко не достаточно. — Это не обязательно новый человек, — возразил Муландер. — Он и раньше менял внешность, и, может быть, теперь он выглядит так? За столом воцарилась тишина, и через несколько минут до Тувессон дошло, что фоторобот полностью совпадает с ее внутренним ощущением. Они ищут призрак, нечто ускользающее, которое в одну секунду вроде бы находится на расстоянии вытянутой руки, а уже в следующую исчезает, как дым. Может быть, он именно так и выглядит? Как кто угодно. Любой Клаес или любой Руне. Или как он там теперь себя называет? 43 — Вы проверили потолок? — Проверили? — Ну, в смысле осмотрели. — Ты хочешь сказать, что он якобы забрался наверх и попал через потолок? — А как еще можно попасть? Только через дверь.