Он кивнул. Алина сделала записи в журнал и сообщила, что руководство цеха будет извещено о несчастном случае для отчетности и последующих профилактических мероприятий. Коренев пытался возражать, мол, никакой это не несчастный случай, а пустяк, не стоящий внимания. – А до которого часа работаете? – рискнул он в дверях. – До двадцати-ноль-ноль, – ответила Алина, запнувшись. – Отлично, – без дальнейших пояснений вышел в коридор, где его поджидал коллега по лопате. – Ну что? – Жить буду, но работать нельзя, – он продемонстрировал перемотанные бинтами руки. Вернулись к набившей оскомину куче. Коренев уселся на деревянный ящик и смотрел, как возятся в грязи остальные. К тому же, лишних лопат не было, и он не смог бы работать, даже если бы и захотел. В обеденный перерыв продолжилось обсуждение мировой политики, сопровождавшееся восхвалением директора. Директор все более походил не на живого человека, а на сказочного персонажа – помесь мудрого царя Соломона с нестареющим Дорианом Греем, таящим в подвале уродливый портрет. Коренев догадывался, что настоящего директора не существует и живет он только в фабричном фольклоре, а вымышленные подробности не имеют ничего общего с реальным человеком из плоти и крови. Но сейчас его политика не трогала. Он сидел на неудобном ящике с торчащими в стороны ржавыми гвоздями и растянулся в полуулыбке, словно на начальной стадии сумасшествия. В конце рабочего дня пришел по обыкновению бригадир, узнал о происшествии и покачал головой, но Коренев плевать хотел на чужое недовольство и лишь с нетерпением ожидал двадцати-ноль-ноль. За двадцать минут до указанного часа пришел на место. Спрятался за пристройку и поглядывал на входные двери медпункта из-за угла, опасаясь пропустить Алину или не узнать ее. Люди разительно меняются, переодеваясь из грязной робы в чистую повседневную одежду. С каждой секундой рос мандраж. Он ощущал себя школьником перед первым свиданием. Подобного в его жизни не случалось, и самое странное, он не мог объяснить свои чувства. Наконец, на крыльце появилась она. Он узнал ее по цвету волос, который разглядел даже при ночном освещении. – Алина, – позвал он и выбежал из своего укрытия. – Постойте! Она испугано обернулась на крик, заставший ее врасплох. – Не бойтесь, – он подошел к ней. – Это я. – Коренев, – узнала она с облегчением, хотя и радости особой не выказала. – Как ваши руки и глаза? – Хорошо, то есть, еще плохо, но уже не так плохо, как было, а намного лучше, но все равно не совсем хорошо. Она с улыбкой выслушивала его неуклюжие словесные конструкции. Испуг прошел. – Можно вас проводить до проходной? – предложил он, чтобы закрепить успех. – Ну рискните, если хотите, – ответила Алина. – Хотя я не уверена, что это хорошая идея. – Почему же? – Во-первых, я вас не знаю, – начала перечислять она. – Во-вторых, боюсь, а в третьих, руководством фабрики не поощряются контакты между сотрудниками вне работы. Он растерялся. Обычно девушки его не боялись. Наоборот, он побаивался некоторых девушек. Например, Ленку. – Что вам обо мне наговорили пугающего? – поинтересовался он. – Я была на суде, где вас пропесочивали за хищение. – А-а-а, – протянул он. – Вы считаете меня преступником из-за проклятых кусачек? – Нет, меня впечатлила смерть вашей соседки. Какой-то кошмар! Я даже представить не могу без содрогания! Я очень впечатлительная. – Алина, ну вы же понимаете абсурдность ситуации, – оправдывался Коренев, – я никакого отношения к этому не имею! Кусачки украл, а бабушку мне и самому жалко. Запутанная, кстати, история. Хотите, расскажу? Алина кивнула, и они прогулочным шагом пошли к проходной. Он обрадовался возможностью пожаловаться хоть кому-то на бедственное положение и рассказал о своих злоключениях, начиная с посещения выставки детского рисунка, умолчав об отношениях с Тамой. История в его пересказе казалась не столько пугающей, сколько забавной. Воспоминания всегда лучше действительности. – Вы думаете, Рея причастна к убийству Нины Григорьевны? – удивлялась Алина и широко раскрывала глаза. – Не знаю, – отвечал он. – Но что-то в ней есть подозрительное. – А почему вы не позвонили ее внучке? Или хотя бы следователю? – Наверное, не хотел навязываться… При пересказе многое воспринималось по-другому, и особенной очевидной была нелогичность его поступков. Все крепки задним умом. – Может быть, вы что-то не договариваете? – спросила Алина. – Складывается ощущение, будто вы от проблем скрылись на фабрике. – Клянусь, ничего не утаил! – заверил он. – И никуда я не бежал. Точнее я хотел бы сбежать, но не НА фабрику, а ИЗ нее. – Печально, – сказала она. – Ты мне нравишься, – заявил вдруг он со всей прямотой, без предисловий и прелюдий. Произнес и пожалел о содеянном. Во-первых, никогда никому таких слов он не говорил, а во-вторых, прозвучало слишком жалостно. Алина молчала. Э-эх, ну и осел. И тупица, и неудачник. Надо же было такую глупость ляпнуть! – Прохладно сегодня, – незатейливо сменил тему, словно ничего особенного не случилось. – Угу, – кивнула Алина с тем же самым выражением глубокой задумчивости. – Ты для меня человек чужой… Я не знаю… – Я почти все о себе рассказал, – возразил он. – А о тебе я знаю, что ты с детства хотела помогать людям. Из дальнейшей беседы выяснилось следующее: Алине нравятся собаки, она любит рисовать, а читать не любит, за исключением медицинских справочников. А если и берет в руки художественную книгу, то, как правило, это оказываются детективы. Она спросила, не пишет ли Коренев детективов, она бы с удовольствием ознакомилась бы с ними, но пришлось с сожалением сообщить, что детективами, увы, не интересуется и писать их в обозримом будущем не планирует. – Как жаль! – сказала Алина. – И с пропуском глупо получилось. Бедненький. – Послушай, – осенило его. – У тебя же дома телефон есть? Я телефонный номер напишу, а ты сообщишь моим друзьям, что я попал в переделку. Оказалось, Алина живет в общежитии при фабрике и телефона у нее нет, но позвонить можно с вахты, если попросить. Но на деле, все гораздо хуже, потому что из-за секретности производства, городские телефонные аппараты действуют в пределах города, а для звонка в другой населенный пункт необходимо получать специальное разрешение по установленной форме с веским обоснованием причин. Лишь избранные люди из руководства фабрики имеют непосредственный доступ к связи. – Как у вас все запутано, – разочаровался он. Очередная попытка сбежать провалилась на стадии планирования. – Ой, проходная, – сказала Алина. – Прячься. – Зачем? – Я про отношения между сотрудниками не шутила, нас никто не должен видеть. Все! Я побежала, меня ждут. В следующий раз поговорим. Она засеменила к проходной, а он проводил взглядом ее фигурку до самих вертушек и побрел в обратный путь. Когда вернулся в вагончик, бригадир корпел над бумагами. При виде Коренева спросил: – Почему рожа такая довольная? – Познакомился с замечательным человеком, – ответил Коренев, не в силах стереть дурацкую улыбку с лица. Завалился на лежак и уставился на обшитый вагонкой потолок. «В следующий раз поговорим». Самая лучшая фраза за сегодняшний день, в которой и обещание, и надежда на продолжение. #24. Так как на фабрике отсутствовали деревья, время года определить можно было только по календарю или по нарастающему похолоданию. До конца недели он не имел возможности повидать Алину, но жил в постоянном предвкушении новой встречи. Надежда на свидание скрашивала бессмысленное нахождение на фабрике. На деньги Коренева бригадир купил в городе бритву с комплектом лезвий, и теперь Коренев не походил на первобытного человека – полчаса гигиенических процедур вернули человеческое лицо и модельную внешность. Постирал в тазике костюм и развесил на стуле, чтоб не гладить. В выходные дни он был предоставлен сам себе и маялся от безделья, слоняясь по пустой фабрике. В очередную субботу выспался от души, выбрался из вагончика и неожиданно обнаружил вместо тишины и спокойствия бурную деятельность. Повсюду, куда доставал глаз, рабочие мели пыль, белили, красили, приводили в порядок. Кажется, это звалось субботником. Бригадир усиленно разметал метлой мусор у вагончика. – К нам президент с визитом собирается? – пошутил Коренев. – Нет. Говорят, приглашали, но у него не получается, накладки в графике. Международные встречи, – с серьезным лицом ответил бригадир. – Бери метлу и помогай. Коренев надел маску-лепесток, пристроился рядом и погнал пыль из щелей вдоль бордюра. – Если президента не будет, зачем такие усилия? – На столетие фабрики состоится торжественный митинг-парад, – пояснил бригадир. – Явится все руководство, включая Директора. Коренев уже и забыл о причине, по которой оказался на фабрике. По иронии судьбы вместо усиленного написания книги, он с метлой греб мусор вокруг вагончика, а в остальное время ковырялся в куче смолы.