– А почему именно страдать? – У вас, кажется, «Волга»? Не совсем то, что надо, но как первое приближение сойдет. Сядьте на заднее сиденье, все свободное место завалите барахлом и посидите там четверо суток. Получите хоть и весьма приблизительное, но все же представление о реалиях предстоящего полета. Ах да, чуть не забыл. Сидеть надо в скафандре. Вам, наверное, дадут, если попросите. – Нет уж, поверю на слово. И… вы уж меня извините, что днями, не подумав, обозвал вас… э-э… феноменом. – О господи, нашли что помнить. Хотите, в качестве компенсации про вас анекдот расскажу? – Он приличный? – Не очень. – Тогда давайте. «– На приеме в Академии наук мастистый ученый говорит молодому аспиранту, впервые попавшему на такое сборище: – Хочешь, Келдыша покажу? – Как, прямо при всех?» А вот Ефремову новый поворот в моей судьбе не очень понравился – почти как мне. – Почему тут инициатива исходит от Брежнева, а не от Шелепина? – начал рассуждать он. – Ну, возможно, потому, что на самом деле она исходит от Келдыша, а он не больно-то вхож к Шелепину, – предположил я. – Да, это один из трех вариантов, которые мне пришли в голову. Второй – это все на самом деле задумка Александра Николаевича, но он хочет, чтобы в ваших глазах инициатором был Брежнев. – То есть Шурик по-быстрому провернул такую интригу, в которой Леня не разобрался? Не больно-то верится. – Да, это не очень вероятно. Но есть и третий вариант – они действуют совместно, все трое, а цель – чтобы вы из этого полета не вернулись. Ведь почти все, что можно и нужно было узнать о будущем, они от вас уже узнали. Ваша ценность как инженера и поставщика радиодеталей в их глазах невелика – еще Сталин сказал, что незаменимых у нас нет. По сути дела, вы нужны триумвирату только как целитель, а от этого при определенных условиях можно отказаться. Если от вас исходит опасность их привычному миру, а здоровье у всех благодаря вашим же стараниям сейчас нареканий не вызывает. И перспективы вырисовываются очень, с их точки зрения, неплохие. Вы из живого источника постоянного беспокойства становитесь погибшим героем, на том, что вытащили вас из безвестности, они даже смогут слегка поднять авторитет. И можно будет сократить и без того урезанную программу пилотируемых пусков, что сулит большую экономию средств, но после вашей гибели будет воспринято с пониманием. Разумеется, мину в корабль никто закладывать не будет. А вот пообещать что-нибудь очень привлекательное любому из нескольких сотен людей, от которых зависит безопасность полета, они вполне способны. Проверить же такое количество народа вы не сможете. – А и не надо. Подобное можно будет сделать только с подачи Челомея, Пилюгина, Бармина или Семичастного, а этих четверых я проверить смогу. И наверное, еще Глушко за компанию. – Как? – Да очень просто – задам прямой вопрос. Точнее, Антонов его задаст. Он может чувствовать вранье гораздо увереннее, чем я. Кроме того, вы упустили еще один аспект, связанный с ним. Даже я не уверен, что Антонов не сможет после моей смерти быстро найти здесь еще одну аватару, а уж триумвират уверен в обратном – что он сможет. Все они знакомы с ним, и ни один не подозревает его в нерешительности, излишнем человеколюбии и недостаточной мстительности. Но вообще-то мне такой дикий вариант сомнителен. Ну откину я копыта в этом полете, так какой же удар будет по престижу! Не только СССР, но и его руководства тоже. – Вы его недооцениваете, наше руководство таким не проймешь. Наверняка уже потихоньку расползаются слухи о том, что вся эта лунная авантюра – исключительно ваша инициатива. Мол, товарищи вас хотели удержать, но не получилось, вы закусили удила. – Да, Леня успешно делает вид, что так оно и есть, но я тут уже кое-что предпринял. Пожалуй, надо будет еще отдельно поговорить с Келдышем. Он единственный наверху, кому неудача экспедиции будет как серпом по гениталиям, и без всяких сопутствующих положительных моментов. Его ведь небось и сделают козлом отпущения в случае чего. А мое, мягко говоря, неприязненное отношение к номенклатуре его не колышет. Кстати, есть и еще одно объяснение тому, что триумвират с энтузиазмом отнесся к идее пилотируемой лунной экспедиции. Скоро двадцать четвертый съезд, и, с их точки зрения, моя активность в преддверии этого события и на нем самом крайне нежелательна. А тут мне станет не до каких-то там съездов в ущерб подготовке к полету. – Об этом я не подумал, но если так, то все еще может кончиться хорошо. Действительно, вполне вероятный мотив. Кому меня удалось удивить, так это Устинову, когда я докладывал ему предварительный план экспедиции. – Никаких предложений по ускорению работ я рассматривать не буду, – заявил он. – И хочу услышать от вас, как можно обойтись исключительно старым, уже проверенным в полетах оборудованием, с минимумом новаций. – Ну наконец-то, – хмыкнул я, – хоть у кого-то появился разумный подход. Это единственный способ избежать торжественных похорон в финале. Правда, тогда велик риск, что американцы нас опередят. – И хрен с ними, – без тени сомнения ответил Дмитрий Федорович. – Они толком не знают, что надо искать в том кратере, а вы более или менее знаете. К тому же, чтобы опередить, надо менять планы и спешить, а это до добра не доводит. Поэтому я хочу знать, кто и почему принял решение о проектировании «лунного дома» с ноля, вместо того, чтобы предельно облегчить уже достаточно отработанный бытовой отсек «Салюта». – Решение еще не принято, но проталкивает его Бармин, – наябедничал к месту прорезавшийся Антонов. – Он утверждает, что так можно будет сэкономить почти тонну спускаемого веса. – Я ему сэкономлю, – буркнул Устинов. – И что лично вы думаете по поводу пресловутых двадцати пяти секунд? Это было время, которое двигатели взлетно-посадочного модуля могли отработать сверх расчетного оптимального. И если я его использую при посадке, а для прилунения точно в лагере это потребуется почти наверняка, то при взлете никаких резервов вообще не останется. – Пока его не получится увеличить как минимум секунд до сорока, лететь вообще нельзя. А лучше так вообще до минуты. – Полностью поддерживаю. И еще – кто додумался экономить на продовольствии? – А вот это уже я. Ну да, почти я. Но не закладывать же Келдыша? Тем более, если окажется, что посылки из двадцать первого века можно отправлять и на Луну, проблема сама собой снимается. Ну, а если нет, придется, конечно, поголодать. Но все же не так, как ребятам с баржи, унесенной в океан десять лет назад. – Ну, в общем, надеюсь, что вам будет везти, как всегда, и экспедиция пройдет нормально, – закруглил беседу Устинов. – Хотя, конечно, лететь одному… – И вы почему-то разделяете общее заблуждение. Зачем на Луне толпа? Массовка, как в случае с луноходами, уже не нужна, бегать по Луне с транспарантами и воплями «слава КПСС» никто не собирается. Если полностью откажет электроника, то сиди там хоть десять человек, на глаз они навигацию не проведут и коррекцию орбиты в уме не сосчитают. Соскучиться же по людям я просто не успею, да и полный отказ связи маловероятен. – Черток говорит, что, если вы случайно упадете в лунном скафандре, то без посторонней помощи даже подняться не сможете. – Вот поэтому сейчас и делают новый скафандр. Одно из требований – чтобы я в нем мог подняться из лежачего положения даже на Земле. Причем именно я, а не вообще абстрактный космонавт. Мне очень хотелось сказать Устинову: «Дядя Митя, отстань, и без тебя тошно», но я сдержался. Однако это, как оказалось, был еще не конец беседы. – Двадцать четвертый съезд попадает на самый пик подготовки к полету, – заметил Устинов, – и лично я с пониманием отнесусь к тому, что вы не сможете на нем присутствовать. Что бы по этому поводу ни говорили более высоко сидящие товарищи. А вот хрен тебе, подумал я. Чтобы меня там при голосовании по приему в ЦК прокатили? И потом опять начинать всю эту тягомотину? Нет уж, три-четыре дня, да и то неполных, я на это выделить всяко смогу. Но разумеется, сразу лишать Дмитрия Федоровича надежды я не стал и дипломатично ответил: – Посмотрим ближе к делу, хотя, конечно, тут вы правы. * * * Надо сказать, что предположение Ефремова о побудительных мотивах триумвирата было слишком пессимистичным, догадки Скворцова оказались ближе к истине. За день до упомянутого разговора прошла встреча Брежнева, Косыгина и Шелепина, на которой они обсуждали предстоящий полет. – По-моему, ты зря надеешься, что у него в связи с подготовкой не хватит времени присутствовать на съезде, – заметил Шелепин Брежневу. – Да хватит у него времени, на все хватит. И на присутствие, и на выступление, – усмехнулся Леонид Ильич. – И мозгов тоже хватит – на правильное. Не понимаешь? Все же просто. Если бы у него все, так сказать, подвиги были в прошлом, он обязательно выступил бы на съезде с критикой. Даже, пожалуй, независимо от нашей позиции. А затыкать ему рот может выйти себе дороже. Зато перед таким полетом он на обострение не пойдет и удержится в рамках. – А после полета? – усомнился Косыгин. – Он же тогда вообще разойдется, а то и разбушуется. И не удержишь его. – Так ведь столь удобной трибуны, как съездовская, у него еще пять лет не будет. Ну выступит он на пленуме, и что? Да и вообще, проблемы надо решать по мере их поступления. И сейчас меня больше беспокоит другая. Все мы знаем, что Витя нормально отнесся к предложению о лунной экспедиции. И до настоящего времени у него принципиальных возражений не появилось. Но вот какой это Витя, Скворцов или Антонов, я пока сказать не могу, как-то не очень их различаю. Алексей, ты что думаешь? – Скворцов. Однозначно Скворцов. – Шурик? – Да, я тоже так думаю. А почему ты считаешь это важным? – Потому, что характер риска для них разный. Антонов рискует только лишиться этой… как же он ее называл… автотары? – Аватары, – подсказал Косыгин. – Вот-вот, а на Луну ему наверняка хочется, в силу чего он даже пятидесятипроцентную степень риска может считать допустимой. А Скворцову придется ставить на кон свою жизнь. Опять же молодая жена и дочки у него, а не у Антонова. То есть если на полет согласен наш Витя, то почти наверняка все закончится благополучно, а если тамошний, то еще хрен его знает. А я, знаете ли, уже как-то привык чувствовать себя лучше, чем в пятьдесят лет, да и удар по нашему авторитету гибель Скворцова нанесет изрядный. – Вообще-то мы вроде как только согласились с настойчивыми предложениями Скворцова и Келдыша, да и то не сразу, – хмыкнул Шелепин. Брежнев даже слегка разозлился. – Да? А ты спроси у своего дружка Володи, о чем сейчас говорят в «Мечте». У меня вон блата в органах нет, но я и то знаю. Мол, Виктор Васильевич пошел на эту авантюру только потому, что его уговаривал лично Брежнев, а то бы ни за что не согласился. Если же он не вернется из полета, то об этом уже на следующий день заговорит вся Москва. – Значит, Витя решил подстраховаться, – задумался Косыгин. – Причем наверняка Антонов, а не Скворцов. – Почему ты так решил? – не понял Брежнев. – Да потому, что только у Антонова резко негативное отношение к власти. Он считает, что там все подлецы по определению. У Скворцова же в этом вопросе более взвешенная позиция. – Кстати, мы-то желаем ему успеха, но ведь могут найтись и другие. Шур, пригласи ко мне на послезавтра Семичастного, я ему лично поставлю задачу и объясню всю ее актуальность. Глава 29