– Этого я раньше не слышала, – сказала она, перекатилась на бок, приподнялась на локте и уставилась на меня. Ее лицо нависало надо мной так близко, что я ощущал его сияние. Она улыбалась. – Но как-то не похоже, что ты просишь меня остаться на ночь. – Электрички уже не ходят, так что ты сэкономишь немало денег, если останешься здесь до утра, – сказал я, чувствуя, что говорю что-то не то. Разумеется, я сказал чистую правду, и поступить так было бы разумно, но мои слова ни в малейшей степени не отражали моих истинных чувств. Я посмотрел на Лауру. – Я больше всего на свете хочу, чтобы ты осталась со мной. Чтобы я мог тебя чувствовать. Слова явились неизвестно откуда, не в результате процесса критического мышления или точных вычислений, но это было именно то, что я хотел сказать. Возможно, произносить такие слова лучше всего, лежа на спине, потому что они вызывали то же самое головокружение, которое в последнее время часто меня посещало. Лаура улыбнулась и придвинулась ко мне ближе. – Просто я как раз попросила Йоханну посидеть с Туули, – прошептала она. – Я надеялась услышать от тебя что-то вроде этого. 20 Под безоблачным небом в безветренном сентябрьском воздухе веяло легкой прохладой. Утреннее солнце светило непривычно ярко для этого времени года. Пока я шел от автобусной остановки к Парку приключений, его нежные лучи согревали мою левую щеку. День, на первый взгляд, выдался безупречным во всех отношениях, как будто с ним тоже произошла радикальная – по сравнению со всеми остальными днями – перемена. Естественно, сегодня все виделось мне сквозь новую призму. Я словно наблюдал за собой со стороны, и это ощущение вызывало и восторг, и некоторое беспокойство. Моя грудь полнилась силой и чем-то еще, что я вполне мог бы назвать счастьем. В то же время я чувствовал, что во мне появилась новая уязвимость, хотя еще не совсем понимал, в чем она заключается; я словно протянул руку в темноту, понятия не имея, что меня там ждет. Но в общем и целом мной владела радость, как после победы в тайном соревновании, о котором знали только те, кто получил на него особое приглашение. Что-то в этом роде. Мне было трудно управлять своими мыслями. Они отличались от моих обычных мыслей; вернее сказать, это были не совсем мысли, а скорее нечто вроде энергетических импульсов, похожих на нестрашные разряды молнии. Я шел быстрым легким шагом и думал о том, как фундаментально изменилась моя концепция свидания, хотя, надо добавить, только в некоторых аспектах. Да, мне хотелось пойти еще на одно свидание, но только с Лаурой Хеланто. Во всех других вариантах мое мнение о свиданиях осталось прежним. Я не собирался повторять опыт прошлой ночи с кем попало. Это было бы игрой с минимальным шансом на победу. Я добрался до Парка приключений позже, чем обычно, но это не имело значения. Я обрел новый источник силы и теперь мог… Порыв холодного ветра налетел на меня, проникая под куртку и рубашку. Узел галстука затянулся туже, хотя я к нему не прикасался. Внезапно даже небесная синева утратила часть своей лазурной чистоты; единственное облако с удивительной точностью наползло на солнце и полностью его закрыло. Ничто на свете не способно омрачить ваше утро так, как вид полицейского. Осмала стоял почти посередине парковки, там, где в нормальное время развевался флаг с надписью «Заходи, здесь весело». Разумеется, сейчас он не развевался, потому что после инцидента с падением флагштока находился в стирке, а новый флагшток еще не доставили. Осмала меня заметил и помахал мне рукой. Я помахал ему в ответ и направился к нему. Он был в сером блейзере и мешковатых светлых джинсах, сливаясь с окружающим пейзажем, примерно как статуя с острова Пасхи. При этом я не имею в виду, что никому не известно, откуда он взялся и кто вырубил его из камня, – просто в нем была характерная для статуй сдержанность и загадка. Утренняя прохлада успела пощипать его за нос и уши, которые приобрели окраску пожарной машины, что вносило освежающую ноту в его серые угловатые черты. – Флагшток упал, – сказал он, когда я приблизился к нему на расстояние слышимости. Совершенно излишняя информация: Осмала прекрасно знал, что именно я являюсь владельцем Парка приключений. – Знаю, – ответил я. – Мы уже заказали новый. Осмала уставился на остатки флагштока долгим изучающим взглядом. Затем медленно повернулся вокруг своей оси, обшаривая взглядом парковку. – Он ведь не сам упал, – наконец произнес он. – Посмотрите на угол слома. Здесь вмятина. Явный след удара. Вряд ли кто-то сломал его случайно. Или случайно в него врезался, даже если не умеет нормально парковаться задом. – Мы заказали новый и… – оборвал себя на полуслове. – Кто мог это сделать? – спросил Осмала. – Не знаю, – честно ответил я. – А запись на видеокамере?.. Я объяснил, что эта часть парковки, как и весь участок пути отсюда до шоссе, находится в слепой зоне: камера, которую здесь установили, не работала. Осмала погрузился в печальную задумчивость – или притворился, что в нее погрузился. Судя по оттенку красного на его носу и ушах, он ждал моего прибытия довольно долго. – У вас нет предположений, кому могло бы захотеться сбить ваш флагшток? – спросил он. – Ни единого. – А вы не думаете, что это своего рода послание? – Послание? – Может, кто-то хотел о чем-то вам напомнить? – подсказал он. Я покачал головой, глядя на металлический пенек. – Мне это ни о чем не говорит, – сказал я чистую правду. Как и Осмала, я размышлял над тем, могло ли в инциденте с флагштоком содержаться некое сообщение, но, если оно там и содержалось, расшифровать его я был не в состоянии. В конечном счете сбить флагшток – не слишком разумное действие. – Помните фотографию, которую я вам показывал? – спросил Осмала. Я подтвердил, что помню. – Вы не думаете, что человек с фотографии мог иметь отношение к этому акту вандализма? Только если ему удалось выбраться из морозильника, пройти на парковку, сесть в чужую машину, вжать газ в пол, сбить флагшток, а затем вернуться в морозильник. – Не знаю, – сказал я. – Думаю, это крайне маловероятно. – Почему вы так думаете? – Просто… Вы сами говорили, что этот тип – профессиональный преступник. А это больше похоже на работу любителя. Я слышал свои собственные слова, как будто их произносил кто-то другой. И понимал, что именно это и произошло. С одной стороны, флагшток был поврежден намеренно; с другой – проделано это было чрезвычайно кустарно. И тут вдруг мне все стало абсолютно ясно. – Но я здесь не из-за флагштока, – сказал Осмала. Я узнал его фирменный стиль. Резкая смена темы в попытке подловить собеседника на растерянности. Я быстро нашелся: – У вас появилась новая информация относительно смерти моего брата? – Насколько мне известно, нет, – сказал он, похоже, ничуть не смутившись уже моей попыткой сменить тему разговора. – Там все было довольно просто – если вы извините меня за подобное выражение. Насколько хорошо вы знаете свой персонал? – Я появился в Парке приключений только… – Конечно, – кивнул Осмала и продолжил: – За такое короткое время трудно хорошо узнать людей. Достигнуть с ними близости, если угодно. Я промолчал. Осмала смотрел на меня тем же изучающим взглядом, каким минуту назад разглядывал пенек от флагштока. – Ваш брат когда-нибудь говорил вам о своих сотрудниках? Рассказывал о тех, кого он берет на работу? Какими мотивами он руководствовался при их приеме? – Нет, никогда, – снова честно ответил я. – Об этом мы… тоже не говорили. – А что насчет вас? – Что насчет меня? – Вы сами это с ними не обсуждали? Я имею в виду их профессиональные достоинства. Оценку их эффективности. Насколько мне известно, подобный подход очень популярен. – У меня на это не было времени. Возможно, после того как я ознакомлюсь с… – Именно, – кивнул Осмала. – Широкая вовлеченность, как они это называют. Босс и сотрудники садятся вместе, ведут диалог, слушают друг друга, рассказывают о своей жизни, о своих потребностях. Я слышал что-то такое. В его тоне появились какие-то странные ноты. Мы стояли посреди огромной парковки под ясным осенним небом, но у меня почему-то возникло чувство, что я заперт внутри тесной и плохо проветриваемой комнаты. Возможно, со стеклянными стенами. – Я не хочу опаздывать, – сказал я и сделал осторожный шаг к входу в Парк приключений. – Если не возражаете… – Долг зовет. – Осмала кивнул и махнул рукой. – Не смею вас больше задерживать. Он как будто указывал, куда мне следует идти. 21 Сарай, в котором повесили человека, был большим, выкрашенным красной краской и стоял в стороне от других сооружений. Плюсом, с моей точки зрения, был и тот факт, что с южной стороны он практически вплотную примыкал к роще. Более того, в этот час роща находилась в тени, а я – под ее защитой. После долгой быстрой ходьбы я чуть задыхался и еще не совсем четко представлял себе, что делать дальше. От открытого пространства меня отделяла лесистая полоса в несколько метров шириной. Я остановился в полутора десятках метров от сарая. За углом виднелась дверь, расположенная посередине стены, приоткрытая, но чуть-чуть – хватило бы протиснуться кошке или собаке. Или молодому поросенку. Или стройному мужчине, чье подвешенное тело вытянулось под силой собственной тяжести. Я перевел дух, оперся плечом о старую ель и попытался привести в порядок мысли, роившиеся в голове в более чем достаточном количестве. В роще пахло осенью. Как бы странно это ни звучало, но последние несколько дней были самыми счастливыми в моей жизни. Та бессонная ночь, которую я провел с Лаурой, зажгла в моей душе огонь. Я даже не догадывался, что так бывает. Этот огонь многое во мне изменил. Я не имею в виду, что я превратился в самоуверенного болтуна вроде Перттиля или начал демонстративно играть мышцами спины, как Кристиан. Я просто заметил, что говорю чуть иначе и двигаюсь чуть иначе. Во мне стало больше уверенности в себе. И каждый раз, когда я видел Лауру, огонь вспыхивал вновь, согревая меня и поддерживая эту уверенность. Лаура не отрываясь работала над фресками. Проходя мимо стен, которые она расписывала, я чувствовал изумление и колдовское очарование. Мне приходилось делать усилие, чтобы оторвать от них взгляд и двинуться дальше. Лаура меня не удерживала; она настолько глубоко ушла в свою живопись, что порой забывала со мной поздороваться. Я вдохнул аромат леса и заставил себя вернуться в реальность, к тому, почему я здесь и что я делаю. Я стоял за сараем в прохладе осеннего вечера. Финансовое положение Парка приключений пока не выправилось.