– И что тогда произойдет? – спросил я. – Que sera sera. Что должно произойти, то и произойдет, – сказал он. – Выживет сильнейший. Как ты сегодня усвоил, тебе придется есть то, что тебе предлагают. Здоровяк не предложил меня подвезти, а я его об этом не просил. Я прошел полтора километра по грунтовой дороге, потом еще полтора – по растрескавшейся велосипедной дорожке вдоль шоссе. Темнело. Деревья стояли стеной, казалось, все теснее смыкаясь друг с другом. Телефона у меня с собой не было – я специально оставил его в Парке приключений. Странное ощущение – полностью утратить контакт с внешним миром. Но в данный момент я нуждался именно в этом. Мне требовалось подумать. Уже сидя в автобусе и глядя в окно на мрачную стену леса и приближающиеся огни пригорода, я продолжал просчитывать варианты. 22 Лаура работала над четвертой, восточной стеной Парка приключений. Она перемещалась перед стеной, словно боксер, то отступая назад, то возвращаясь для следующего раунда ударов и тычков. Дети кричали; запах краски смешивался с ароматами рубленых котлет из кафе. Время шло; я составлял все новые планы. Иногда я раздумывал, что мне делать с Игуаной; иногда пытался найти математическое решение своих проблем, но нужная ясность все не наступала. С одним исключением. Я знал, что Игуана следит за мной и выжидает подходящего момента, чтобы нанести удар. Я знал, что он где-то рядом, хотя не располагал никакими эмпирическими доказательствами этого. Все происходило, как на быстрой перемотке. Время шло. Хотя время никогда не делает ничего другого. Это улица с односторонним движением. Одно из определений времени, которое мне где-то попалось, гласит: время – это постоянное и по сути необратимое движение существования событий из прошлого в будущее через настоящее. Мое внимание в этом определении привлекает слово «необратимое». Только по этой причине время должно доставляться с предупредительной наклейкой. Я поймал себя на том, что все чаще возвращаюсь к подобным мыслям. И неважно, как много вычислений я произвожу, они не приводят к ощутимому результату. Еще я заметил, что с моими вычислениями есть проблема. Может, не совсем проблема, но все же. Во мне появилась какая-то медлительность, чтобы не сказать заторможенность. Подобное для меня в новинку и представлялось странным. Я стоял за спиной Лауры и почему-то не мог заставить себя что-нибудь сказать. Она работала над стеной де Лемпицка. – Привет! – наконец выдавил я. Лаура быстро повернулась. Она выглядела немного удивленной. Я пытался вести себя естественно, как раньше. Чуть наклонился вперед, готовый обнять ее и поцеловать. Но она ко мне не подалась. Это был не поцелуй, а сухое чмоканье в щеку. Даже объятие не принесло мне радости, потому что объятия без взаимности редко доставляют удовольствие. – Я попросила уборщиков на следующей неделе хорошенько отмыть холл, – сказала она. – В Замке приключений – еще один сюрприз. Горки пахнут прокисшим молоком. Их почистят. Внезапно тон ее голоса стал очень деловым. Она посмотрела на Замок приключений, затем – на Большую горку, но меня не удостоила даже беглым взглядом. – Хорошо, – машинально ответил я. – Еще почистим Пончик, – продолжила она тем же тоном, каким говорила со мной в мой первый день в Парке. – Там такие липкие стены, что есть опасность, что дети к ним просто приклеятся. – Спасибо, – поблагодарил я ее почти на автопилоте. – Спасибо, что приглядываешь за Парком. – Это моя работа, – сказала она. – Ясно, – сказал я. Мы немного помолчали. Мне по животу как будто полоснули холодным ножом. Возникло ощущение, что я отделяюсь от собственного тела, в котором меня больше ничто не удерживает. Малоприятное ощущение. – Я думал, может, позже мы… – Я буду здесь допоздна, – сказала Лаура и отвернулась к стене. – Йоханна обещала сводить Туули в кино. Мне нужно закончить эту стену. – Тогда, может, после?.. – А завтра я начну с раннего утра. – Может, завтра?.. – У Туули занятия аэробикой. С этими словами она вернулась к работе. Ее движения отличались точностью и быстротой; Лаура явно знала, что делает. Я по-прежнему стоял возле нее, но меня явно относило от нее все дальше, словно увлекало в открытое морское пространство. – Следующие несколько дней у меня дел невпроворот, – сказала она, посмотрев через плечо, но не на меня. Я видел ее лицо, ее губы. Когда мы целовались в последний раз? Спрашивать ее я не собирался. Лаура вернулась к своей живописи. Я стоял все там же. На меня как будто дохнуло ледяным ветром. У меня зазвонил телефон. Пора. Мне почему-то было физически трудно заставить себя сдвинуться с места. Но я все-таки ушел. – Тогда пока, – бросил я напоследок. Лаура повернулась вполоборота и скользнула по мне взглядом. – Пока, – коротко бросила она примерно таким тоном, каким прощаются с кассиршей в супермаркете. Позднее в тот же день, когда Парк закрылся для посетителей, я вышел в холл и стал смотреть на фрески Лауры. Один. Я чувствовал запах свежей краски и странную боль внутри живота. Поначалу я решил, что это из-за запаха краски, но быстро понял, что краска здесь ни при чем. Стены выглядели красиво, но при взгляде на них у меня появлялось ощущение, что что-то грызет мои внутренности. Ноющая неопределенность, которая усиливалась с каждой минутой. Словно укус красивыми зубами. В этот поздний час автобус, на котором я обычно добирался до железнодорожной станции, больше не ходил. До следующей остановки было больше километра. На дороге – пусто. Последние магазины в этой части города закрывались в десять вечера. То есть они закрылись час назад. Велосипедная дорожка тоже пустовала – в обоих направлениях. От дороги ее отделяла узкая полоска земли. Почему бы не пойти прямо посередине дороги, раз уж тут никого и ничего нет? Путь мне это не сократит и добавит рисков, связанных с дорожной безопасностью, поэтому очевидно, что ничего разумного в этом нет. Тем не менее, как часто случалось в последние дни, у меня мелькнула эта странная мысль – словно стремительно пролетела неизвестная птица. Эта птица пару раз махнула крыльями, а потом так же стремительно исчезла. Велосипедная дорожка пошла чуть под горку, и моему взору открылся мост, а под ним – какая-то стройка. Громоздились вынутые из земли кучи грунта, между ними – залитые водой ямы. Я шел под фонарем и когда достиг самой ярко освещенной зоны, услышал его. Звук двигателя. Я заметил его потому, что он отличался от звуков машин на шоссе. Он ударил мне по ушам. Я обернулся и увидел машину, мчащуюся на большой скорости. Машина – с одним человеком в салоне – ехала по велосипедной дорожке и направлялась прямо ко мне. Многое может произойти за несколько секунд. Разумеется, все я просчитать не способен, но я точно знаю, что автомобиль весом тысячу килограммов на скорости сто километров в час представляет для человека такую же угрозу, как молоток – для комара. Времени на маневры не было. Я прыгнул вправо и нырнул за поросшую травой земляную насыпь на обочине. На самом деле эта насыпь представляла собой часть стройки. Я прикинул ее высоту – сантиметров сорок; угол наклона – около сорока градусов. Этого должно хватить. Машина вильнула за мной на обочину и передним колесом врезалась в насыпь. Взревел двигатель, и колеса поднялись над землей. Я плашмя упал на землю, стараясь в нее закопаться. Я почуял, как моей спины коснулась шина, и машина пролетела надо мной. Мне показалось, что у меня хрустнул позвоночник, а кожу со спины содрали. Меня оглушило ревом, как будто прямо у меня над ухом пролетел реактивный самолет. Сейчас это единственное, что имело значение. То, что над головой у меня – машина. Только когда она пролетела дальше, я приподнял голову. И сразу увидел: что-то случилось. Положение колес над насыпью находилось в прямой корреляции к скорости и массе машины. Никаких вычислений не требовалось: результат был прямо передо мной. Машина дернулась, тут же перевернулась вверх тормашками и все на той же скорости заскользила вперед. Мне даже показалось, что она ускорилась. Она была похожа на огромные фантастические сани, летящие прямо на стройку. Она влетела в цель с такой точностью, как будто долго тренировалась. Яма подошла ей почти идеально. Крыша ухнула на дно ямы, и машина замерла, словно притянутая гигантским магнитом. Я встал – сначала на четвереньки, затем – на колени, наконец – на ноги и попытался понять, что передо мной. Двигатель заглох, фары погасли. Настала тишина – такая же, как была секунду назад. Вообще все было точно таким же, как секунду назад. За исключением одной детали: в пятидесяти метрах лежала перевернутая машина, самый гигантский из существующих в мире жуков, которого перевернули на спину и столкнули в лужу. Спина у меня горела – и снаружи, и внутри. Сердце колотилось так быстро, что я заставил себя сглотнуть и задышать ровнее. Все, что я мог, – это стоять на месте. Ценой огромного напряжения воли мне удалось убедить себя, что я жив и что угроза миновала. Все это время я смотрел на машину, не способный переварить увиденное. Повинуясь инстинкту, я побежал к машине. Ноги у меня болели и почти не гнулись после отхлынувшего адреналина. Чем ближе я подбегал к машине, тем яснее видел, насколько идеально она вписалась в яму. До краев ямы с каждой боковой стороны машины оставалось сантиметров по двадцать пять, с концов – и того меньше. Я подошел к краю ямы и заглянул вниз. Сначала я ничего не увидел. Рука, плотно охваченная рукавом спортивного костюма с тремя полосками, грозила мне кулаком. Значит, за рулем сидел А. К. Разумеется, водительская дверь не откроется. Яма глубокая и узкая, а вода быстро поднималась, выплескиваясь за ее неровные края. А. К. застрял в машине. Ремень и подушка безопасности зафиксировали его на месте. Он негодовал. Я подумал, что еще в тот первый раз ему наверняка очень хотелось меня задавить. Из-под воды в последний раз показался кулак. И тут же исчез в глубине ямы, докуда не достигал свет фонаря. Я обошел машину и других пассажиров не обнаружил. А. К. в «БМВ» был один. Я огляделся по сторонам. Никаких машин, ни одного человека – только длинный широкий след шин, сначала на велосипедной дорожке, затем на гравии, затем, точкой над i – перевернутая вверх дном разбитая машина. Спина у меня болела так, что я понял: мне надо или срочно лечь, или начать двигаться. Я думал об этом не больше секунды. Понятно, что ни А. К., ни мне, ни кому бы то ни было еще не принесет никакой пользы, если я разлягусь рядом с машиной. Я сделал несколько глубоких вдохов и двинулся вперед. 23 – Ребенок сломал ногу.