Как управились с обустройством, Женька спустилась к реке. Захотелось вдруг побыть одной, хотя бы немножко. Скрылась за излучиной мачта самоходной баржи, в белесом вечернем небе растаял дым… Разувшись, Женька закатала треники и, попробовав воду ногой, ойкнула – холодновато! Река-то широкая, да и север – еще не нагрелась. Впрочем, для ребят, наверное, в самый раз. Им-то все равно, какая вода, главное – искупаться… Нет, все же не так уж и холодно. Даже тепло. Закатав штанины выше колен, девушка медленно пошла по воде, вдоль узенького песчаного пляжа. Прозрачные волны, набегая, ласково щекотали ноги и, уходя, исходили белой пеной меж черных осклизлых камней. Радужно-белой… Черт! Почему – радуга? Радужная пленка… ну да! Наклонившись, Женька протянула руку, понюхала – скривилась. Бензин! Радужная пленка пахла бензином. Ну, понятно же – с баржи! Хотя вон еще одно радужное пятно… и еще: и на камнях, и чуть выше… У самых зарослей ивы… Женька хмыкнула – там что, бензоколонка, что ли? Такое впечатление, что да. Показалось, будто в зарослях что-то блеснуло… Да нет, не показалось… Подойдя ближе, Женя раздвинула кусты… Ворота! Обитые железом ворота с большим амбарным замком! Гараж для катера или моторной лодки. И ведь как ловко сделано – ни с берега, ни с воды не заметишь. И Женька бы не заметила, если бы не радужные пятна… Чу! Девушка насторожилась: вверху, на круче, послышались чьи-то осторожные шаги. Глава 7 Тянск, Озерск и окрестности. Июнь 1967 г. Во исполнение отдельного поручения следователя участковый Дорожкин вновь покатил в Лерничи. Игнат же, как заместитель начальника отделения, был занят административными делами – отчетами, отчетами на отчеты по устранению недостатков, заполнением многочисленных бумаг, в том числе и по партийно-комсомольской линии тоже. – Запрос из райкома! – уже с утра строго настропалил начальник. – Срочно пиши справку о состоянии партийной и комсомольской работы. Да не забудь: отдельно – комсомольской, отдельно – партийной. Чтоб к вечеру! – А кто повезет? – Оперативник с тоской посмотрел в окно, в густо-синее летнее небо. Сквозь распахнутую форточку было слышно, как на крыше милицейского крыльца радостно чирикали воробьи, деловито проносились ласточки, устроившие себе гнездо здесь же, под крышей. На лавочке, под окном, беззаботно курили постовые дежурной смены. – Никто не повезет, – отрезал Верховцев. – Автобусом пакетом отправим – там, на автовокзале, примут. – Иван Дормидонтович… Так и ведь и главк срочно квартальные показатели требует! – Игнат тяжко вздохнул и покачал головою. – По профилактике хулиганства, по линии ГАИ, по работе с несовершеннолетними… – Главком завтра займешься. В крайнем случае еще и выходные есть. Ну что тут скажешь? Только руками развести… Что и сделал Ревякин. По пути в кабинет опер – или, вернее, замнач – заглянул в дежурку, наскоро пролистав изрядных размеров гроссбух в синем коленкоровом переплете с важным названием – «Журнал учета информации». Ничего особо криминального за прошедшие сутки, слава богу, не произошло. Так, мелочь: чья-то корова потоптала чужой покос, у винного магазина «Заря» подрались алкаши – синяки только, претензий друг к другу не имеют – еще б они имели! Кто-то угнал мотоцикл «Минск», принадлежащий гражданину Крякину, завхозу ДРСУ. Мотоцикл стоял у забора, у дома Крякина. Неизвестный покатался и поставил его к сараю того же Крякина. Неизвестный? Ну-ну… У Крякина, кажется, сын имеется, второгодник… Ладно, расписать Дорожкину – вернется, проверит. Ему же и алкашей – для профилактики. Вернув книгу обратно, Ревякин наконец добрался до кабинета и вытащил из ящика стола красную пачку «Друга». Распахнул пошире форточку и, смачно чиркнув спичкой, с наслаждением закурил. Постовых на лавочке сменил помощник дежурного – усатый сержант Митрич. Там же уселся и техник-криминалист Теркин, как всегда, с похмелья. Оба закурили. Пошла беседа… «Вот ведь, хорошо же в дежурке! – выпустив в форточку дым, с завистью подумал Игнат. – Как говорят местные вепсы – дивья, что означает не просто хорошо, а вообще отлично. А что? Дежурство – сутки через двое, да и там – сиди вон себе на лавке, кури… Серьезное что в Озерске редко. Это, конечно, хорошо. Только скучно!» – Ну да, ну да. – Докурив, Ревякин буркнул себе под нос. – Отчеты да справки строчить – куда веселее! Вообще-то на должность заместителя начальника отделения, введенную недавно главком, Игнат не напрашивался – уговорили всем отделением. Иначе бы прислали «варяга», чужака, который еще неизвестно, что за человек. Конечно же, лучше свой. Правда, Ревякина и самого когда-то сюда прислали… и вот ведь, обвыкся, прижился. И дал ведь себя уговорить! Так, а кого еще? Дорожкин – молодой, кого из дежурки – образование не позволяет, а у студента-заочника Игната – без пяти минут высшее юридическое! И залетов особых нет. Так что в отделе кадров его кандидатуру утвердили влет – как говорится, без сучка и задоринки. Правда, опер был беспартийным… Но и это быстро исправили – тут же приняли кандидатом в члены КПСС по межотраслевой группе, когда надо – это быстро делалось. После случившегося еще лет пять назад укрупнения районов, райкома партии в Озерске не было, имелись лишь парторганизации на местах – в промкомбинате, в торге, в совхозе, в колхозах, в леспромхозе, в кустовой больнице, в школе… И была еще межотраслевая – для организаций мелких, где партийцев – раз-два и обчелся. Библиотека, клуб и вот – милиция. – Вот ведь, угораздило, – садясь за стол, снова вздохнул Игнат. – Что ж, кому-то же надо… Именно так сказала жена, Валентина. Что ж… Поежившись, Ревякин положил перед собой чистый лист бумаги и обмакнул в чернильницу перо… – «Отчет о проделанной работе по линии ВЛКСМ»… С комсомольской организацией была точно такая же петрушка, как и с партийной. Милиция, библиотека, клуб… Комсоргом не так давно была избрана молодая библиотекарша Баранова Лера – девушка еще незамужняя, но чрезвычайно серьезная, в очках. И все же отчет как-то не клеился. Совсем другие мысли лезли в голову старшего инспектора уголовного розыска. Совсем-совсем другие… Интересно выходит: Сиплый и Ломов – вполне могли присутствовать при гибели аспиранта. И даже не просто присутствовать, а и подмогнуть! Взяли да подтолкнули… Или сперва камешком тюкнули. Даже и не обязательно вместе, может, кто-то один. И ведь мотивы-то у обоих имелись, хоть и слабенькие. На почве неприязненных отношений. На пароме Ломов с аспирантом ссорился, а потом, в бараке – Сиплый. Могли увидеть да решили «договорить». Эх, вот бы куда сейчас – в Лерничи, Дорожкину помочь! Пока он там один управится… Туда-сюда – концы-то неблизкие! А тут справка эта… Сиплый и Ломов. Ломов и Сиплый. Если кто-то из них… Если кто-то… Черт, черт, черт! Что ж такого комсомольского было-то? Дрогнула рука с пером. Упала, растеклась по листку смачная синяя клякса! Ну, вот что ты будешь делать? Может, для начала – черновичок? Карандашом. Ага… Еще бы кто поточил! Сопя, Игнат вытащил из стола точилку. Так… Кто видел ссору Ломова с аспирантом? Да все, кто был на пароме, – свидетелей хоть отбавляй, включая самого паромщика, Веню Карташева – Картавого, который хоть и тот еще тип, но надавить – даст показания, куда ему деваться-то? Теперь Силаев, Сиплый… Здесь только один свидетель – Гольцов. Ну, с этим проблем не будет. Но! Тут слово против слова – Сиплый против Гольца. Как на это еще посмотрят в суде? Еще надо кого-то искать… Скандалили ведь, кто-то мог слышать. Кто? Соседи? Хотя бы тот соседский мальчишка, который дал велосипед… как его… Алик, что ли… Да, Алик. Еще раз поговорить! Или попросить Дорожкина, как будет отзваниваться. Отзваниваться… Тяжелый взгляд опера упал на стоящий на краю стола телефон – массивный аппарат в черном эбонитовом корпусе, старый уже, на диске набора имелись не только цифры, но и буквы. Телефон… Позвонить… Ну да! Позвонить. Не, не Дорожкину – у него в мотоцикле телефона нет! Не Дорожкину, а в детскую библиотеку, Барановой Лере! Валерии… – Алло, библиотека? Это из милиции, Ревякин Игнат… И я рад слышать! Мне бы Валерию… Нет-нет, ничего не натворила… А могла? Сами вы смеетесь! Мне по комсомольской линии… С обеда выйдет? А пусть, пожалуйста, перезвонит… Телефон? Диктую… Мотив убийства – неприязненные отношения. Хм… Честно говоря, что-то не шибко тянет на весомый мотив. Ну, разве что непреднамеренное убийство, опять же, на почве… А если у аспиранта имелись деньги, и много? Ведь никто же не знает, а он случайно мог показать, обмолвиться словом… тому же Сиплому – вместе ведь за столом сидели, пока не поссорились – со слов Гольцова. Еще раз допросить Гольца? Так уже… А если он сам к чужим деньгам причастен, так ничего и не скажет… На столе зазвонил телефон. Игнат потер руки: ага, вот и комсомолочка! – Але? Валерия? Хм… И тебе добрый день, Владимир Андреевич! Что звонишь? Да-да, проверяем обоих. Дорожкин уже там. И я немного погодя постараюсь… Звонил Алтуфьев. Узнавал ход порученных следственных действий, ну и, конечно, похихикал, не смог удержаться: – А это что еще за Валерия? Ты же женатый человек, Игнат! Да ладно-ладно, не оправдывайся. Лучше скажи – вещи где? – Какие вещи? – Оперативник недоуменно приподнял левую бровь. – Так убитого… Ну, Рудиса, аспиранта… Они где вообще? Понимаешь, шляпа, очки – понятно, – быстро пояснил следователь. – Пиджак в воде, очки на дне, шляпу могло волной унести… А что, при нем больше ничего не было? Ну, все же аспирант, да и вообще – не мог же он совсем без ничего приехать. Тем более в лес. Ну, там, рюкзак, сумка какая-нибудь. Уж что-то такое должно быть! А в протоколе осмотра нет ничего. Дорожкин – участковый опытный, должен был поискать. – Вообще-то да, – согласно протянул Ревякин. – Значит, ничего такого поблизости и не было. Кто-нибудь мог подобрать. Те же мальчишки. А может, на станции, в лагере, какие вещи остались. Слушай, я завтра с утра съезжу – гляну. – Ну, удачи. Звони! Если что – протоколом выемки. – Не лаптем щи хлебаем – а то! В задумчивости Игнат медленно положил трубку. И снова телефонная трель! – Да! Я помню-помню – протокол выемки. Что? Ах, Валерия! Очень приятно. Давненько вашего звоночка жду! Валерия обещала сама описать все мероприятия и принести – «вот уже в буквальности через час». – Я все равно в ОРС собралась, в магазин, так в буквальности мимо вас идти. – Вот и отличненько! – Игнат потер руки и, не удержавшись, спросил: – А что там, в ОРСе-то? Поди, дефицит какой привезли? Неужто блузки нейлоновые? – Ой, я не знаю, – засмущалась библиотекарша. – Я вообще-то в буквальности не в промтоварный – в продуктовый. Там «лимончики» привезли, знаете, желтенькие такие конфеты… С партийной линией Игнат управился сам – звонить ответственным товарищам по такой мелочи явно не стоило: что у них, дел других больше нет, как всякой ерундой заниматься? Задумчиво пролистнув перекидной календарь, Ревякин быстренько набросал контур отчета: в левой стороне листка аккуратненько выписал темы, в правом – мероприятия. Никаких затруднений не вышло – на то имелся календарь. Ну, так и все такое традиционное: пятидневка, мелиорация, «Руки прочь от Вьетнама». Хунвейбины, «черные полковники», «могила неизвестного солдата»… Лекция, торжественное собрание, диспут. Диспут, собрание, лекция… Ответственные: Дорожкин И. Я., Ревякин И. С., Верховцев И. Д. … Теркин…