– Да в клубе. – Участковый махнул рукой. – Я ж там как культмассовый сектор, забыл? Со стороны деревни вдруг послышался треск мотоциклетного мотора, а затем из-за деревьев показался и сам… нет, не мотоцикл – мопед, – красивая красно-белая «Рига», «Рига-11», если точней. – Да-а, – оглянувшись, уважительно протянул Ревякин. – «Рига» – это вам не какой-нибудь там «ЗиФ». Не хуже мотоцикла. И главное, прав не надо. – Здравствуйте! – Притормозив, мопедист – молодой парнишка в распахнутом белом халате – заглушил двигатель. – Ищете что? – Здоров будь, Леш… Опять на вызов ездил? Местного фельдшера Алексея здесь знали все. – А вы тут что? – Да так… смотрим. – Поздоровавшись, Дорожкин кисло улыбнулся и тут же спросил про «тот день». Ну, когда… – Так спрашивали уже! – удивился фельдшер. – Меня и вызвали, да… Нет, по пути ничего такого. Разве что лошадь где-то в лесу ржала. Ну, так в колхозе лошадей много. – А где конкретно ржала? – Да вроде как на старой просеке. Ну да, на старой. Там еще малинник. – Алексей вдруг прищурился: – Вы пиво любите? Милиционеры озадаченно переглянулись. – Это вопрос или предложение? – уточнил Игнат. – Это в сельпо, в деревне. – Фельдшер весело рассмеялся, показав крепкие белые зубы. – В кои-то веки привезли. Бутылочное. Я-то сам не пью, а вот вам, если вдруг интересно… – А и правда, – оживился Дорожкин. – Заедем, Игнат. Заодно продавщицу – на протокол допроса. У тебя ж объяснение только… – Ну да. Простившись с фельдшером, милиционеры дружно двинули к новенькому служебному «Уралу», ярко-голубому, как высокое весеннее небо. На коляске сверкала красная полоса с белыми буквами – «Милиция». Игнат на правах зампотеха уселся за руль. Давно хотел погонять! Эх, надо бы взять-таки «Иж-Юпитер»… Эх! Погонять, правда, не удалось – что тут ехать-то? Не успели разогнаться, уже и приехали… Странно, но на крыльце магазинчика никто не толпился. – Раскупили уже, – заглушив двигатель, разочарованно протянул Ревякин. – Ладно. Пойдем, с продавщицей поговорим. – Может, и не раскупили. – Участковый глянул на часы. – Время-то рабочее. Вот ближе к обеду – да. Внутри магазина стояли четыре местных бабуси. Увидев милиционеров, обрадовались. – Здра-авствуйте! Поди, за Ванькой Конькиным пришли? Дорожкин тут же напустил на себя строгий начальственный вид и поправил фуражку: – А что, опять чего натворил? – Гулеванил вчерась, собака! Аж вся изба тряслася. Федор-то с Пелагеей, родители, в Тянск уехавши к дочкам да-ак! – Премию обмывал! – Ванька вообще-то парень работяшший! – С такими-то премиями работать дивья! Попробовал бы раньше-то… – Потом в Лерничи на тракторе ездил! По старой просеке. – За самогонкой, к Салтычихе! – Ой, Игорь Яклевич, ты б у нее аппарат-то изъял! Всех ведь мужиков споит… – Изъяли уже, – прищурился участковый. – Что, опять гонит? – Того не знаем – за руку-то не ловили да-ак! – А что говорите тогда? – Дак, к кому же тогда Колька ездил? – Ладно, берите, что надо, быстрей. Нам с товарищем продавцом поговорить надобно. Продавец – молоденькая юркая Галя – тут же закивала: – Я, товарищи милиционеры, сейчас, быстро. Тебе чего, баба Аля? – Да соли дай… пачек семь. – Ско-олько? – Семь. Рыбку буду солить. – Так… ага… пять копеек найдешь? Тетя Надя, ты за хлебом? Две буханки черного? – Две, милая, две. – Тридцать две копейки с тебя. Теть Шура? – А мне манночки килограмм… Пиво в магазине было! Два ящика. Запотевшие зеленые бутылки с желтенькой этикеткой и пробкой с выдавленной датой. «Жигулевское». Тридцать семь копеек. Если взять три бутылки, выпить и потом сдать, да добавить копеечку – как раз еще на одну бутылочку набежит. Удобно! – Слушаю вас, товарищи! Чего хотели? – А дай нам, Галюня, пива. Четыре бутылочки. И скажи-ка, тетя Маша когда на работу придет? – С обеда выйдет. А я – в отпуск, вот! Ой, а вы меня до Лерничей не подкинете? – Подкинем. Только сперва с тетей Машей поговорим. – Ой! Здорово! Вы, пока ждете, можете на крылечке пива попить. У нас паштет есть, шпротный, будете? От паштета, как и от предложения попить на крылечке пива, милиционеры отказались, сославшись на дела. Одно дело как раз и было, только, скорее, у Дорожкина – в области профилактики мелкого хулиганства и злоупотребления спиртным. И касалось оно местного ухаря Ваньки Конькина. Вернувшись из армии года три назад, Ванька устроился на работу в леспромхоз, поначалу вальщиком и сучкорубом, а потом и трактористом, водителем трелевочника. Проживал он с родителями, людьми вполне уважаемыми и достойными, еще имелись две старших сестры – замужем, в Тянске, ну, и полдеревни родственников. Жениться Конькин пока что не собирался, а получая вполне сносные деньги – с премиями и по двести в месяц выходило! – жил себе не тужил, закатываясь на выходные в Озерск или даже в Тянск, погулеванить. Или мог и тут загулять, дома, но это когда родителей не было, при них стеснялся. Дома в Рябом Пороге располагались хаотично: часть – вдоль дороги, а часть – как кто хотел, по-хуторскому. – Вон в тех избах вепсы живут, – заглушив мотоцикл, показал Дорожкин. – Мне Лиина, студентка рассказывала, у них всегда окна на юг выходят. А вон тут, вдоль дороги, – русские дома стоят. Конькиных – крайний. – Да уж вижу. – Игнат хмыкнул, глянув на стоявший у забора трелевочник марки ТДТ-40 м производства Онежского тракторного завода, с выкрашенной ярко-оранжевой краской кабиной и уделанными грязью гусеницами, щитом и лебедкой. – А грязь-то свежая! – нагнулся участковый. – Значит, и правда – в Лерничи по старой просеке ездил. Там, поди, только на такой штуке и проедешь! Да еще на лошади. Ревякин покачал головой: – А как же они продукты в магазин доставляют? То же пиво… – Да так же, трелевочником. Или на пене. Магазин-то леспромхозовский – с тракторами без проблем. Пеной назывался металлический лист, загнутый и прицепленный сзади к трактору на манер саней, ну, или сами сани, сколоченные из крепких бревен. Именно таким транспортом доставляли в труднодоступные лесные места все, что нужно для работы и жизни: запчасти, бочки с горючим, продукты и даже, если кому надо было, мебель, хотя обычно использовали самодельную. Принадлежащий Конькиным бревенчатый дом-пятистенок выглядел весьма солидно: крытая шифером крыша, четыре окна по фасаду, комната на чердаке и большая веранда. На коньке крыши виднелась антенна – конечно, для радио, телевизионный сигнал в этакую глушь не доходил, так что смотреть телевизор ходили в Лерничи, обычно на «Голубые огоньки» и «Кабачок 13 стульев». Входная дверь оказалась распахнутой, как и ворота. Правда, из будки, громыхнув цепью, ту же выскочил пес – большая, с желтыми подпалинами дворняга. Выскочил, гавкнул пару раз и добродушно завилял хвостом. – Здорово, Трезор! – улыбнулся Дорожкин. Участковый всех собак на деревне знал – не первый год работал. – А что, Трезорище, хозяева-то твои дома? Пес снова гавкнул.