– В больницу не обращались. Я вот думаю, может, он просто руку обмотал – наколку блатную прятал? – А вот это очень даже может быть! Все так и вышло. Свидетели – бабуля, двое парней и одна девушка – экспедитора опознали. Особенно уверенно – девушка: – Он, он! Он как-то в ресторане ко мне клеился. Гад! – Да нужна ты кому, дура! – Авдейкин, узколицый вертлявый тип лет тридцати пяти, с космами «под битлов» и легкой небритостью, вел себя нагло и вызывающе, грозил адвокатами и знакомствами. – Да, проходил – и что? На рыбалку нельзя съездить? С приятелем… – А что за приятель? – Да так… – Подозреваемый явно напрягся, задергался, бесцветные, как у несвежей рыбы, глаза его забегали. – И не приятель вовсе, так… случайный знакомый. Незадолго до этого познакомились в пивной, он на рыбалку и предложил… Ну, знаете, рыбак рыбака… Задержали Авдейкина, хоть адвокат и хмурился… Водворили в камеру, сразу – постановление на обыск! И вот тут-то… Скромная двухкомнатная квартира, доставшаяся экспедитору от матери, особого впечатления не производила. Маленькая, запущенная, с частичными удобствами и дровяной плитой, она располагалась на первом этаже кирпичного двухэтажного дома и на первый взгляд ничего интересного в ней не было. Кроме некоторых весьма недешевых вещиц… – В маленькой комнате, напротив койки, располагается телевизионный приемник марки «Рекорд», – методично записывал Пенкин. – Слева, на тумбочке, – радиола «Рекорд-66». – Двести с лишком рублей – телевизор… А радиола… – Владимир Андреевич повернулся к задержанному: – Рублей шестьдесят? – Пятьдесят семь с полтиной, – пробурчал присутствующий при обыске Авдейкин. Он уже давно сник, потеряв всю свою первоначальную наглость. Только вот сообщника пока не называл, мол, толком не знаю. Видно было – боялся, и очень сильно. В большой комнате имелся еще один телевизор – «Огонек» за триста двадцать восемь рублей (такой же, как и у Алтуфьева), еще одна радиола марки «Минск», новенький портативный проигрыватель «Юбилейный», а кроме того, – катушечный магнитофон «Астра» стоимостью двести тридцать рублей. – Музыку любите? – Радио люблю слушать. Между прочим, почти все от матушки покойной осталось. – Разберемся… Но самый смак ждал следователей на даче. Вернее сказать, в старинном двухэтажном доме с резным крыльцом, некогда принадлежавшем родной бабушке подозреваемого, ныне же записанном на какую-то дальнюю родственницу. Домик этот, расположенный в конце улицы Советской, бывшей Богородицкой, прокурорские вряд ли бы так быстро нашли, кабы не помощь одной из бывших пассий Авдейкина. А вот не надо женщин так грубо бросать – отомстят обязательно! Особенно если у самого рыльце в пушку. Именно там, на чердаке, и всплыли комплекты польского женского белья, комбинации и купальники производства ГДР. Артикулы совпали с теми вещами, что были похищены на складе… В схроне на Койве-реке, в том самом замаскированном гараже, увы, никакой моторки не оказалось, о чем и доложил вернувшийся Ревякин. Однако лодку там явно держали – имелись и пустые канистры для горючего, и весла, и кое-какие запчасти. – И кое-что еще… – Игнат вытащил из конвертика красную десятирублевую купюру. – Завалялась. Кто-то очень торопился, да. Представляешь, Володя, что там за деньжищи хранились, коли «красненькую» не стали искать! Алтуфьев посмотрел купюру на свет, словно надеялся тут же обнаружить признаки подделки – ну, нет, конечно же, просто машинально. Глянул, положил купюру на стол: – А что там на ближайшей пристани? Кажется, Раково… – Раково, да… Вниз по реке километров семь. И представляешь? Никто ничего! Никакой чужой моторки не видели, – почмокал губами Ревякин. – Увидели бы – сообщили. Сам знаешь, к чужакам в деревнях относятся ревностно. Да и к своим… Импортный мотор! Давно бы пошли слухи… – Стало быть, он в Раково и не заходит. – Следователь неожиданно нахмурился, засовывая «червонец» в пакетик для вещдоков. – Я про хозяина моторки. Но ведь куда-то он плавает! Что же она у него – невидимая, что ли? – Может, потемну? – Может. Но тогда другой вопрос – почему прячется? От кого таится? В общем, хозяин лодки – за вами. Ищите! * * * Ближе к вечеру Алтуфьев вновь отправился в Озерск – надо было продолжить допрос Ломова. К тому же техник-криминалист Теркин уже успел проявить оставленную эстонскими студентами пленку. Проявил и распечатал каждый получившийся кадр на фотобумаге размером девять на двенадцать. На двух карточках получился и Ломов с ножом, и стоявшая невдалеке Лиина. – А вот это здорово! – рассматривая снимки, похвалил Теркина следователь. – Спасибо, что так быстро, Матвей Африканыч! – Да уж… что уж… – Тощий техник-криминалист смущенно развел руками. – И все же пива я купил! – хохотнул Алтуфьев. – Влад-а-адимир Андреевич! – «Жигулевское». В «Яве», в коляске, саквояж… Принесешь? Не в службу, а в дружбу. Да и Ревякина с Дорожкиным позови. – Игната – да, – ухмыльнулся Теркин. – А Дорожкин давно к невесте сбежал. Свадьба у него скоро! – Свадьба – это хорошо. Это хорошо, когда свадьба… Дожидаясь друзей, Владимир Андреевич машинально перебирал фотографии – целую пачку. Вот какая-то заброшенная деревня – общий вид. Вот Лиина, вот Иван… А вот – Женя Колесникова на своем мотороллере. Волосы растрепались, улыбка во все лицо. Хороший кадр! Снова деревня, дома… крынки какие-то… хомуты… чей-то двор… старый тракторный плуг… бензопила… и что-то такое… непонятное – с винтом! Тут как раз явились ребята. Пиво в отделении давно уже не открывали поставленным на затворную задержку «ПМ» – имелся перочинный ножик. Пили попросту, не чинясь – прямо из бутылок. Вот еще, стаканы пачкать, потом мыть… Поставив бутылку на стол, Алтуфьев протянул фотку криминалисту: – Африканыч! Это вот что? – Так плуг! – А рядом… вон… – А это… Похоже на винт для лодочного мотора! Ну да – «Ветерок». Хороший мотор, лучше всяких ЗИФов. «Казанка» под ним километров тридцать пойдет. Вот в этом Теркину можно было верить. Заядлый рыбак и охотник, он и закладывать любил, хоть и из семьи староверов, но… в лодочных моторах разбирался! – Так-так… «Ветерок», значит, для «казанки»… А место? Ну-ка, гляньте – что это за двор? – Да черт его знает… Таких много. Ну, плуг старый валяется… – Ясно… – Раскрыв материал дела, Владимир Андреевич потянулся к стоящему на столе телефону и покрутил диск. – Алтуфьев, прокуратура. Девушка, девушка… мне бы срочненько Тарту… Что значит – как пойдет? Ага… ага… номер диктую… Жду… Да-да… Кто это? А! Тере, Тынис. Это Владимир Андреевич, следователь. Ты двор фотографировал, помнишь? После Женьки Колесниковой. Там плуг еще… Где-где? Ах, на новом кордоне… К леснику в гости заходили. Однако… Тянан, Тынис, спасибо! Сильно помог. Между тем приятели допили пиво и тихонько ушли. – Если что – я в дежурке, – оглянулся на пороге Игнат. – Угу. – Следователь кивнул и задумался. Конечно, винт от лодочного мотора еще ни о чем таком не говорит. Как и, к примеру, ржавый плуг. А ведь Лиина тоже что-то рассказывала о леснике. Север – юг… И правда, с чего бы Эрвелю так путать? Говорить, что жил в Южной Эстонии, и при этом не знать местного диалекта. Но северный-то он знал, именно северный диалект и считался настоящим эстонским, над южанами в северных школах смеялись, обзывали «деревенщиной». Как ранее судимый и освободившийся года полтора назад, лесник состоял на учете у Дорожкина, в деле имелись данные: Эрвель, Ян Викторович, 1920 года рождения, уроженец г. Выру, уезда Вырумаа буржуазной Эстонии, отец – Эрвель Виктор, эстонец, мать Эрвель Анна – русская. Данные – по свидетельству о рождении, отметки о выдаче паспорта нет. Ну, понятно: не все граждане СССР еще имели паспорта, особенно в сельской местности, хотя согласно положению Совета министров СССР от 21 октября 1953 года «О паспортах», был несколько расширен список местностей, где граждане были обязаны иметь паспорта. Кроме городов, районных центров и поселков городского типа, паспорта вводились для рабочих и служащих, проживавших на селе, включая работников совхозов. Правда, паспортизация сельского населения сильно затянулась, и по последним данным Министерства охраны общественного порядка СССР, число лиц, проживающих в сельской местности и не имеющих права на паспорт, достигало почти 58 миллионов человек, или тридцать семь процентов всех граждан. Так что беспаспортный Эрвель со своим свидетельством о рождении был вовсе не одинок! В деле также указывалось, что 18.03.1964 года гр-н Эрвель осужден Вырусским народным судом по признакам состава преступления, предусмотренного частью первой статьи 92-й УК РСФСР (Хищение государственного или общественного имущества, совершенное путем присвоения или растраты, либо путем злоупотребления служебным положением) и приговорен к лишению свободы сроком на 2 года 3 месяца. Освобожден из ИТК № 46/3 Пермского края в связи с отбытием срока наказания 20.06.1966 года. Характеристика из ИТК – положительная. Ну вот, в общем-то, и все. В беседе с участковым показал, что после отбытия наказания возвращаться в Эстонию не захотел, а поселился в Тянском районе, по месту рождения матери. Вел себя, можно сказать, примерно – особо не пил, не скандалил, наоборот – у начальства был на хорошем счету, да и местные его уважали… хотя немного и недолюбливали – слишком уж был нелюдим. Так для лесника – очень даже хорошее качество! Лесник… Ян Викторович Эрвель… Тепло! Теплее! Горячее! Да, какое там – горячее? Все вилами по воде… Тьфу… Отмахнувшись от собственных мыслей, Алтуфьев сплюнул… и все ж отпечатал запрос в Выру… И еще в Таллин – в республиканский архив МООП. Вложив письмо в конверт, запечатал, приписал сбоку: «Лети с приветом, вернись с ответом» – такая уж была традиция. И не только у оперов… Потом подумал, глянул на часы. Снял трубку. Мало ли – вдруг на работе еще? – Девушка… Это снова Алтуфьев, следователь… Мне бы опять Эстонию. Нет-нет, на этот раз Таллин… Уже сейчас можно? Отлично! Диктую номер. Да-да, слушаю… Это Алтуфьев, прокуратура Ленинградской области. Мне бы… А-а! Привет, Арвид! Тере! Вышла? Ах, уже идет… Здравствуй, милая! Тере! Чего так поздно? Хочу сказать, как сильно по тебе соскучился. И как сильно люблю! Это ведь никогда сказать не поздно, верно? Я ведь, как тот мальчишка у Смелякова, – «он с именем этим ложится, он с именем этим встает»! Да нет, не подхалимничаю. Нет, ничего не надо – просто голосок твой услышать… Ну и так, пустячок один… У тебя ведь, кажется, подружка в архиве МООП? * * *