В нервном кашле, подавившись воздухом, заходятся и Сашка, и Туманов. Они оба знают степень Сашкиной «святости». — Да-да, — кивает Зарина. — И нечего паясничать. Другая тебя бы придушила ночью ненароком. Списала на астму и жила бы счастливо. Так, ну всё? Ты помирать передумал? Нянька при тебе. Я могу пойти и полежать наконец-то? — Спасибо, Зарина Аркадьевна, — вполне искренне благодарит Сашка. — Отдыхайте, через часик ужинать будем. Зарина тяжко вздыхает, качает головой. — Где ж вас таких делают-то… И уходит к себе. * * * Сашка не любит гостей. Весь её опыт гостеприимства заканчивался печально, особенно после того, как они стали жить с Тумановым. Живя одна, Сашка ещё как-то могла смириться с подселившейся к ней Нурай или гостившей Тоней — гости нарушали её одиночество и раздражали, но в то же время вносили какое-то разнообразие в её жизнь. Но теперь, когда они вдвоём, ей никто больше не нужен. И всё время кажется, что любой посторонний человек Туманова побеспокоит или стеснит. Достаточно того, что ванная комната у них одна, а сокровищу она требуется довольно часто. И если радоваться присутствию гостей, тем более внезапных, Сашка не может в принципе, то всё-таки признаёт, что Зарина Аркадьевна далеко не худший вариант. Снег по-прежнему валит, не оставляя надежды, что завтра всё растает, и дороги будут свободны, а самолёты полетят. Ещё и температура стала падать, в доме ощутимо прохладно, и Сашка всё-таки сходила в котельную и прибавила мощность котла. Ей бы рвать и метать, что в доме враг номер один. Но ни рвать, ни метать не хочется. Зарина спокойна как танк, иронична, как сама Сашка, и не доставляет никаких неудобств. Да и сокровище её присутствие как-то бодрит. За ужином Сашка с интересом слушала их очередную перепалку, достаточно беззлобную, а потому для Туманова не опасную. Всё ту же квартиру на Арбате обсуждали и, внезапно, журналистов. Зарина жаловалась, что её по-прежнему донимают звонками, зовут на телевидение, предлагают бешеные деньги за сенсационное признание о семейной жизни с Тумановым. Но она держится. И «Севушка» мог бы быть сговорчивее в отношении квартиры, чтобы она и дальше держалась. Всеволод Алексеевич усмехался в стакан с чаем и говорил, что Зарина может идти на любой канал, как только вернётся в Москву. Он сам с удовольствием послушает, что она там расскажет. Мол, новый виток популярности ему не помешает, вон, уже в Верхние Ели с гастролями съездил, а после её интервью, глядишь, ещё куда-нибудь позовут. Всё развлечение. Сашка только головой качает, слушая их обоих. И, на всякий случай, незаметно от Всеволода Алексеевича глотает таблетку успокоительного. После ужина желают друг другу спокойной ночи и расходятся по спальням. Обычно Сашка и Всеволод Алексеевич ещё пару часов сидят в зале у телевизора, но и колено у него ноет, и сахар сегодня скакал, и наобщался он сегодня сверх меры, так что Сашка вполне понимает и даже разделяет его желание быстрее лечь. Телевизор можно и в спальне посмотреть. Но, когда дверь спальни закрывается, Сашка останавливается посреди комнаты в нерешительности. Всеволод Алексеевич уже залез под одеяло и теперь старается устроить все свои четыре подушки поудобнее. Гнездуется. А Сашка стоит. Думает. — Планируешь вечерний обход палат? — хмыкает Всеволод Алексеевич. — Судя по трём сожранным порциям десерта, Зарина Аркадьевна прекрасно себя чувствует и больше в медицинской помощи не нуждается. — Двум, — машинально поправляет Сашка. — Вам жалко, что ли? К ужину Сашка делала творожный пудинг, ещё один вариант безопасного для Туманова десерта. Зарине Аркадьевне понравилось так, что добавки попросила. — Конечно жалко! Теперь вот на завтра не осталось. — Господи! Да я ещё сделаю, вот проблема. — Я шучу, Сашенька, — неожиданно серьёзно говорит он. — Что с тобой? — Ничего. — Я вижу. Нет, я понимаю, что присутствие Зарины для тебя, мягко говоря, неприятно. Но мне показалось, или вы нашли общий язык? — Нашли, — кивает Сашка и садится на диван, который так и стоит в их спальне, давно уже всем мешая. — Всеволод Алексеевич, может, я сегодня тут посплю? Или лучше в зале. Да, наверное, в зале. Вы же нормально себя чувствуете? Он резко выпрямляется, и уже ни капли не похож на забавного взъерошенного домовёнка, коим казался ещё несколько минут назад, когда, в очках, сползших на нос и домашней футболке вил гнездо из подушек. Очки всё те же, волосы всё так же взъерошены, но глаза смотрят пристально и серьёзно. — Саша, что за странные разговоры? — Мне неудобно, Всеволод Алексеевич. Под одной крышей с вашей женой и в постели с вами. И потом… Может быть, вы захотите… — Чего я захочу? — рявкает он гораздо громче, чем следовало бы. — Трахнуть свою жену, раз она так удачно к нам заглянула? Мне же только это последние годы мешало. Расстояние от Москвы до Прибрежного. — Ну зачем вы так грубо… — А ты по-другому не понимаешь. Ну-ка марш в постель сию секунду. На счёт «три» гашу свет. — У меня в телефоне фонарик. И телевизор светится, — ворчит Сашка, но всё же идёт к нему. Забирается на свою половину, но он тут же притягивает её поближе. — Я почитать хотела… — Тебе читать вредно. От чтения в мозгах лишние тараканы заводятся, а тебе своих девать некуда. Телевизор вон смотри. — Ага. Баскетбол. Мне так интересно… — Считай, что наказана. Надо же такое придумать, Саша! Ну ты свои нервы не жалеешь, мои хоть пожалей, а? Мне вот только семейных сцен и не хватает сейчас. Колено никто не намазал, опять же. — Мазали же сегодня уже. Болит? — Болит! — Давайте обезболивающее разведу, выпьете. Сашка порывается снова вылезти из постели, но Всеволод Алексеевич легко её удерживает. — Стоять. Ничего у меня не болит. Просто пытаюсь тебя в чувство привести. Не хочешь баскетбол, давай кино посмотрим. Или выбери, что тебе интересно. В итоге они смотрят какой-то отечественный фильм про собак на границе. Мыло мыльное, но на военной тематике они более-менее сходятся в интересах. Сашка оставляет при себе мнение, что наши не умеют ни снимать, ни играть, дабы не будоражить сокровище, которое слегка поворчало на качество сценария, а потом начало дремать. Сашка собирается досмотреть серию, но телевизор внезапно гаснет. Вместе с ночником в форме Спасской башни. Всеволод Алексеевич невозмутимо переворачивается на бок, натягивая одеяло повыше. Сашка задумчиво хмыкает. Электричество вырубили. Ничего удивительного в такую погоду. Может, снег на провода налип, линию оборвало. А может быть и столб повалило. Но проблема в том, что без света не работает газовый котёл. И очень скоро в доме станет холодно. Сашка осторожно вылезает из постели. — Даже не вздумай, — раздаётся сонный голос. — Что? — На диван собралась? — Бог с вами, Всеволод Алексеевич. Электричество вырубилось. Пойду генератор заведу. — Кому он нужен ночью? — Котёл же. Замёрзнем. — Тьфу ты… Сашка слышит в его голосе досаду. Тут очень скользкий момент. Генератор они купили и установили на улице возле котельной после очередного отключения, когда вот так же мёрзли и топили камин. Всеволод Алексеевич выбрал самый дорогой, на ключе, который легко завести. Но есть проблема — заправлять генератор всё равно может только Сашка, ибо запах бензина слишком сильный, чтобы быть для него безопасным. А канистры с бензином тяжёлые, и их надо держать на весу, пока заправляешь бак. Всеволод Алексеевич и днём-то чувствует себя виноватым, а уж ночью… Он остаётся в тёплой кровати, а Сашка топает таскать тяжести по снегу. — Всё нормально, Всеволод Алексеевич. Я быстро. Может, захватить вам что-нибудь с кухни? Яблочко? Раз уж вы всё равно проснулись. — Ну захвати. Сашка слышит, что он тоже встаёт. — Ну а вы куда? — В заведение. Раз уж проснулся. Началось в колхозе утро, одним словом. Но это их нормальная, привычная жизнь. Тем более, под грохот генератора не так уж приятно спать. Сейчас он разгуляется, потом попросит чай, потом опять отправится в заведение, потом дадут свет, Сашка пойдёт генератор выключать. Под утро, может быть, угомонятся. Зарину Аркадьевну бы не разбудить. Ей, наверное, такие приключения менее привычны. Хотя… Возясь с генератором, Сашка размышляет, как строился их быт с Зариной, когда Туманов активно работал. Он ведь часто возвращался домой ночью. И наверняка часто ночью из дома уезжал на очередные гастроли. Даже если у них были разные спальни. Зная Туманова, легко предположить, что он поднимет на уши весь дом. Канистра замёрзла, замок никак не поддаётся. Сашка возится с ним дольше, чем хотелось бы, стоя в халате и ботинках на босу ногу под всё ещё падающим снегом. А главное, вариантов-то никаких. Если она не сделает, никто не сделает. Так что давай, доктор Тамарина, старайся лучше. А то замёрзнет и сокровище, и его дражайшая супруга. В тёплом южном городе, ага. Наконец канистра открыта. Ещё пять минут на то, чтобы залить бензин в бак, удерживая тяжёлую железяку на весу. Надо было пластиковую канистру покупать. Но пластиковые не на всех заправках принимают. А бегать по заправкам, с учётом, что у них нет своей машины, тоже удовольствие сомнительное. Сашка с облегчением опускает канистру, закручивает крышку бака, поворачивает ключ. Да будет свет, да сгинет тьма. Теперь в котельную, переключить котёл на резервное питание. И заодно всё освещение в доме. Когда она возвращается, Всеволод Алексеевич встречает на пороге. Яблочко он уже сам добыл, грызёт. Тоже в халате. Озабоченный. — Замёрзла? — Нет, не успела. Ну вы чего вскочили? Пойдёмте спать. Сашка косится на дверь в спальню Зарины и очень надеется, что они её не разбудили. Генератор работает на улице, но в доме его слышно. Не слишком громко, но тем не менее. — Телевизор включить? — Нет, я его под этот гул всё равно ничего не услышу. А на полную не выкрутишь, там Зарина Аркадьевна, чёрт бы её побрал, — ворчит Туманов, укладываясь. — Спать будем. Если сможем. Зря он в себе сомневается. Через десять минут уже сопит. А у Сашки ни в одном глазу. Полежав и поворочавшись, она осторожно вылезает из кровати и идёт на кухню, делать себе чай. И натыкается на Зарину. Зарина Аркадьевна сидит за столом. От чайника идёт пар, от её чашки тоже. — Удачно, — хмыкает Сашка и тянется за чистой чашкой.