Мужик, сидевший к ним спиной, аж подскакивает. И судя по бурной реакции, его взбудоражили не слова Туманова, а голос, который он узнал. — Ой… Вы же… Здравствуйте, Всеволод Алексеевич! И руку тянет для пожатия. Сашка уже ко всякой реакции на сокровище привыкла. И дар речи теряют, и имя-отчество путают, и фотографироваться лезут. — А меня Руслан зовут. Сашка оценивающе смотрит на мужика и понимает, что ему ненамного меньше лет, чем Туманову. Морщины глубокие, руки в узловатых венах. Взгляд, правда, цепкий, а не рассеянно-плавающий, как у сокровища. Хочется надеяться, что и реакции у него получше, ему всё же машину вести, по горной местности. Зато неудивительно, что он Туманова по голосу узнал. — Я ж с вашими песнями всю жизнь! Они ж у меня в машине крутятся. Включить? — Ради бога, только не это! — машет руками Туманов. — Лучше вообще без всякой музыки. Поехали, у нас мало времени. — Как же мало времени! — огорчается Руслан. — Я бы вам столько всего показал! Знаете, сколько у нас достопримечательностей? И смотровая площадка есть, и водопад… — «Девичьи слёзы», — заканчивает за него Туманов. — Названный в честь горянки, которая бросилась со скалы. — Видели, да? — оживляется Руслан, не считав иронии. — Но это один! А ещё есть «Мужские слёзы». И Гора-кольцо. А Замок коварства и любви! — Давай по запланированному маршруту, а? — прерывает его Туманов. — Довези нас до Долины Нарзанов, а потом быстренько назад. У меня ещё вечером концерт. Могу сделать контрамарку, кстати. С женой сходишь, развеешься. — Да нет у меня жены, умерла три года назад, — вздыхает Руслан. — А я схожу, чего ж не сходить. Ну, поехали тогда. Сашка уже даже не удивляется коммуникабельности Туманова и умению находить общий язык с любым контингентом. Если захочет, конечно. В Москве он чаще строит из себя звезду мирового масштаба, отбивая у окружающих желание пообщаться поближе. А на гастролях и в Прибрежном становится в разы демократичнее. — А я пятьдесят лет в туризме, — рассказывает Руслан, маневрируя на узких Кисловодских улицах. — Считай, всю жизнь. Всякое помню, всякое видел. Кисловодск, конечно, изменился. Раньше-то наша граница не здесь проходила, а гораздо дальше. Это уж после перестройки… А вон налево посмотрите. Видите, санаторий? Всё теперь частное, представьте. А раньше было государственное. Всё разворовали, сволочи, такую страну просрали… «Началось», — мрачно думает Сашка. Это ей с Тумановым ещё повезло. Он для представителя своего поколения вполне либерален и никогда не ругает никакую власть. Как он сам однажды сказал, я пережил столько правителей, что не вижу необходимости их оценивать. Ну да… Родился при Сталине, взрослел и начинал петь при Хрущёве. Потом Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачёв, Ельцин. Менялись правители, а он продолжал петь. Век артиста куда дольше века политика. А Руслан тем временем чихвостит всех: губернатора, мэра, президента и тех «п…сов», которые асфальт никак не сделают. С асфальтом и правда беда, дыр в нём больше, чем ровной поверхности. — Ну вот как по таким дорогам на хороших машинах ездить, — сокрушается их экскурсовод. — Всю ходовую убьёшь. Всеволод Алексеевич согласно поддакивает, подскакивая вместе с сидением. Сашка разглядывает в окно пейзажи и пытается понять, почему у неё упорно не складываются отношения с этим городом. Всё же вроде бы хорошо: едут на экскурсию, Всеволод Алексеевич доволен жизнью и даже нашёл себе собеседника. Сейчас посмотрят на минеральные источники, сфотографируются на фоне очередных «Девичьих слёз», потратят деньги на какую-нибудь местную фигню в сувенирном магазине. Хорошо же? Наверное. Не проходит и двадцати минут, как Руслан действительно останавливает машину напротив огромной скалы. — Выходим, — радостно сообщает он. — Водопад «Девичьи слёзы». — Спасибо, нам из окна видно, — замечает Туманов. — А фотографироваться? У Руслана такой вид, как будто отказом созерцать очередные две падающие с камней струйки воды они его лично обидят. Ну не объяснять же, что в окрестностях Прибрежного таких водопадов — фотографироваться устанешь. — Сейчас расскажу, как сделать лучший снимок, — тарахтит Руслан. — Встаёте на середину дороги… — И ждёте, пока вас собьёт машина, — продолжает Сашка. — И я вас фотографирую с обочины! Ну, давайте. Улыбаемся! А у них ведь почти нет совместных фотографий. Сашке всегда неудобно просить Туманова с ней сфотографироваться. Слишком много чужих людей обращаются к нему с такой просьбой. Это уже как попросить его спеть или автограф дать. Чересчур. Да и стесняется она. — Ну давай сфотографируемся, раз такая оказия, — соглашается Туманов и приобнимает Сашку. — Чииииз! — Понахватались слов импортных, — ворчит Руслан, пытаясь поймать кадр на Сашкин телефон. — Нет чтоб что-то наше придумать, русское. — Сииииськи! — тут же выдаёт Туманов. Сашка хрюкает от смеха, и им приходится делать ещё несколько кадров, чтобы получилось что-то нормальное. — Ну что там? — Всеволод Алексеевич заглядывает ей в телефон, когда они снова усаживаются в машину и трогаются с места. — Я очки не брал. Есть хорошие кадры? — Вот, — Сашка делает картинку побольше и поярче, показывает ему. Они стоят, обнявшись. Водопада сзади практически не видно, Туманов его закрывает. Зато оба смеются, и большая мягкая рука лежит на Сашкином плече. Хорошая фотка. Кажется, первая такого рода у Сашки. — Отлично получилось, — кивает Туманов. — Останется на память. И у Сашки тут же сползает улыбка с лица. Причём Туманов это замечает. — Саша! Нам с тобой останется! На память об этой поездке! А не то, что ты сейчас подумала. — Угу. Я именно так и подумала. Наконец они приезжают. Две симпатичные башенки, между которыми натянут плакат с приветственной надписью, ряд кафешек и сувенирных магазинов, воздух пахнет шашлыком. Вполне миленько. Сашка вылезает из машины первой и подаёт руку сокровищу, невзирая на его протесты. Руслан легко выпрыгивает со своего места. — Ну что, пошли? Покажу вам самое интересное. И идёт в противоположную от входа сторону. Сашка озадаченно смотрит ему вслед. — Идёмте, идёмте, — машет рукой Руслан. — Парк вы и без меня посмотрите. А я вам настоящий нарзанный источник покажу. Он явно сворачивает с туристической тропы. Сашка с сомнением смотрит на песчаную дорожку, уходящую резко вниз. И как сокровище назад пойдёт, в горку? Причём Руслан вполне бодро скачет, особенно для своего возраста. — Пойдём, Сашенька, за нашим Сусаниным, — мягко говорит Туманов, беря её под руку. — Не торопясь пойдём, тут не так уж и круто. Что мы с тобой, в Прибрежном горок не видели? «В Прибрежном мы не гуляем, когда вы так хромаете», — думает Сашка, но, конечно же, молчит. — Вот здесь раньше база отдыха была, — рассказывает Руслан, ведя их по заросшим дорожкам между разрушенных, полуразвалившихся домиков. — Вот пищеблок, видите? Большая бетонная коробка, ощерившаяся осколками выбитых стёкол. — А вот тут теннисный корт. Дико увлекательно. Развалины старой базы. Никто такого никогда не видел, ага. — Сейчас перейдём вот этот ручеёк. Осторожно, камни скользкие! И увидите настоящий нарзанный источник с тремя видами нарзана! Камни, разумеется, скользкие! Они же в воде! Ручеёк-то маленький, Сашка легко перепрыгнет. А сокровище? Зачем они вообще сюда попёрлись? Нельзя цивильно погулять было, как все люди? — Всё нормально, Саша, — явно читая её мысли, говорит Туманов. — Дай мне руку. — Что там, проблемы? — оборачивается Руслан. — Давайте-ка, Всеволод Алексеевич, я вам помогу. И берёт Туманова за локоть, не дождавшись согласия. Сашка аж зажмуривается. Сейчас сокровище вырвется и выдаст такую отповедь… Но нет, сдержался. Молча перешагнул через треклятый ручеёк, позволив себя поддержать. Но как бы между делом поинтересовался: — Руслан, а тебе сколько лет-то? — Мне? В следующем году восемьдесят будет, — улыбается экскурсовод, обнажая ровный ряд золотых зубов. — Юбилей! И тут же легко присаживается на корточки возле какого-то обложенного камнями импровизированного колодца, в котором булькает вода. — Вот! Тот самый источник. Смотрите, если с этого края зачерпнуть, один вкус будет. А если вот с того — другой. А вот тут — третий! Ну, дегустируйте! Стаканчики есть? У Сашки есть, складной металлический стаканчик с гравировкой «НКВД». Сувенир из Тулы, вполне в Сашкином характере. Она достаёт стаканчик из рюкзака, раскладывает и, присев на корточки, набирает нарзан. — Держите, Всеволод Алексеевич. Он, конечно, остаётся стоять. Опуститься на корточки для него целый подвиг, а уж подняться обратно — тем более. И судя по тому, как он смотрит на гибкого, подвижного Руслана, они с Сашкой думают об одном и том же. — Он просто всю жизнь на свежем воздухе, — говорит Сашка, когда они уже вдвоём гуляют по цивилизованному парку, оставив Руслана в кафе тусоваться с другими экскурсоводами, ожидающими своих туристов. — Пьёт себе нарзан, скачет по горам с отдыхающими, и горя не знает. А может, врёт. Может, ему лет шестьдесят. У него ж язык без костей. Всеволод Алексеевич задумчиво качает головой, но ничего не говорит. Вот далась им эта экскурсия. Тем более, что ничего интересного они больше не находят. Ну источники, один, второй, третий. Сколько ты этого нарзана выпьешь? Сашка бы уже перекусила что-нибудь, и сокровище бы покормила. Но хычины, которые тут жарят на каждом углу, явно не его еда, а брать шашлык в таком откровенно туристическом месте — сомнительная затея. Погуляв полчасика, возвращаются к машине. — Уже всё, что ли? — удивляется Руслан. — А парк обойти? Ну кто так гуляет! А хычины пробовали? — Давай домой, — вздыхает Туманов. — Мне ещё работать сегодня. — Может, коньячка по сто граммов? — вдруг предлагает Руслан. — Мы вот с ребятами уже накатили немножко. Будете? У Сашки глаза на лоб лезут. Ему же их обратно везти. По горной дороге. Но выглядит Руслан абсолютно трезвым и бодрым. Всеволод Алексеевич отмахивается. — Да какой там… Тут без коньячка бы не сдохнуть. Поехали, Руслан. На обратном пути Руслан всё же включает музыку. К счастью, не нетленный репертуар Туманова, а что-то кавказское, попурри из лезгинок. Очевидно, байки про окрестные пейзажи у него иссякли. А может, обиделся, что дорогие гости не захотели осматривать все достопримечательности и пить коньяк. Но Сашке по большому счёту плевать, а Туманов вообще завис в каких-то своих мыслях. Сашка пристраивается у него на плече, прикрывает глаза.