— Устала? — Немножко. — Ну ничего, подремлешь как раз в номере, пока я отработаю. Сашка отрицательно мотает головой. — Нет. С вами пойду. Вы ж сделаете мне аккредитацию? — Да бог с ней, просто пройдёшь со мной и всё. А чего так? Ты же не хотела весь наш зоопарк опять наблюдать. — Не знаю. Сидеть без вас в номере мне хочется ещё меньше. И прижимается поплотнее. Туманов тяжко вздыхает и притягивает её к себе. — Да, Сашенька. Кисловодск — определённо не твой город. — Угу… * * * Полуфинал проходит относительно спокойно. Всеволод Алексеевич снова усаживает её точно за своим стулом, и Сашка два с половиной часа созерцает его макушку и читает новости в Интернете. Иногда поглядывает по сторонам и изредка на сцену. Там ничего интересного для неё нет: всё те же конкурсанты, косящие под Туманова, Сапфиру или Ольгу, в зависимости от пола и репертуара. Некоторые ни под кого не косят, просто мыши бесцветные, тонким сопрано поющие одинаковые песни в духе «Россия моя, небеса голубые, купола золотые». Скукотень. Сокровищу тоже не особенно весело, но его хоть соседи по судейскому столу развлекают. Он тут единственная знаменитость, остальное жюри собрали из местных деятелей культуры. Но Туманов кого-то знает, с кем-то познакомился на ходу, он же товарищ общительный. И судя по тому, как он крутится, поворачиваясь то к одному соседу, то ко второму, он нормально проводит время. Сашка скользит взглядом по зрителям, рассчитывая найти Нунастю. Наверняка же она заранее увидела Туманова на афишах и позаботилась о билете. Но то ли она сидит слишком далеко, то ли Сашка ошибается в прогнозах. А может, Нунастя давно переросла школьное увлечение, и сейчас уже тусуется в каком-нибудь клубешнике под совсем другие песни. Не из всех же Нунасть вырастают Сашки. И слава богу. Вечер после концерта стремительно заканчивается, стоит им перешагнуть порог номера. Всеволод Алексеевич даром что целый день изображал электровеник, сразу валится в кровать. Через полчаса Сашка, перегнувшись через спящее сокровище за пультом, выключает телевизор, минуту думает, не взять ли телефон — ночами она часто сидит в Интернете, когда Туманов уже спит. Потом отвергает эту идею и прижимается поплотнее к своему усталому дракону. Как всегда, когда приходится ночевать в чужом месте, ей муторно, и хочется пусть иллюзорной, но защиты. Просыпается Сашка от шума дождя и свежего, приятного ветерка. Спать ложились с открытым окном, вечером было душновато. Однако, и что делать в Кисловодске в дождь? По парку не погуляешь, а других развлечений тут не предусмотрено. — Проснулась? — доносится любимый голос. — Ещё немножко, и проспали бы завтрак. Хотя, я не уверен, что хочу на него идти. Сашка приподнимается на локте. Сокровище идёт от ванной комнаты к кровати, и по тому, как он идёт, становится понятно, что никакой парк им не светил бы в любую погоду. — Всё-таки перетрудил вчера коленку, — морщится Туманов, ловя её взгляд. — Наверное, сегодня лучше полежать до концерта. Придётся тебе, Сашенька, одной погулять по Кисловодску. — Ага, сейчас, — фыркает Сашка и вылезает из-под одеяла. — Бегу уже, прыгая по лужам. Ложитесь, я принесу вам завтрак. — Не дадут, — качает головой Туманов. — Не того уровня гостиница. Да и бог с ним, чайку попью. А потом закажем что-нибудь. — Мне не дадут? — мрачно уточняет Сашка, переодеваясь. — Хм… Да, с таким взглядом… Что это я, действительно, — бормочет Всеволод Алексеевич, укладываясь в кровать. — Я буду омлет и запечённые яблоки, мне вчера понравились. Только сама поешь, пожалуйста! — С вами поем. — Хотел бы я посмотреть на битву «Александра Николаевна против персонала гостиницы». Жаль, мне попкорн нельзя. Сашка показывает ему язык и скрывается за дверью. Вопреки ожиданиям, в ресторане гостиницы, где проходят завтраки, с пониманием относятся к её просьбе. То ли чувствуют вину за отсутствовавшие удобства, то ли прониклись ощущением, что у них на третьем этаже живая легенда шастает. После завтрака начинается привычная возня: намазать колено специальной мазью, напоить сокровище обезболивающим, настроить в планшете футбол. И заодно, пока появилось свободное время, навести порядок, развесить парадно-выходное, брошенное вчера после концерта. Да и рубашку прогладить заодно. Словом, Сашка окунается в привычные заботы, за которыми можно даже забыть, что за окном не Прибрежный. И если не выходить из номера, не общаться с посторонними людьми, то ей не так уж и плохо. Всеволода Алексеевича, конечно, жалко, но он после таблеток тоже повеселел. Пока не встаёт, у него ничего не болит, и любимая футбольная команда выигрывает. Один раз всё же приходится выйти, чтобы купить к обеду свежей черешни. В меню рум-сервиса достаточно подходящей для него еды, но нет ни одного подходящего десерта. А сезон черешни уже начался, о чём он как бы невзначай вспомнил. И Сашке не трудно пробежаться до киоска на углу. — У нас только наличка, — сообщает продавщица, стоит Сашке раскрыть портмоне. — Перевод? — Сашка вытаскивает телефон. — Только наличка. — Да что ж такое-то! А где у вас ближайший банкомат? Выпущенный после хрущёвской оттепели желательно. — Ближайший — в конце Курортного бульвара. — А современный? В конце Курортного бульвара — динозавр. — У вас в Москве, — отрезает тётка с таким презрением, будто Сашка спросила, где собираются проститутки. Сашка мысленно считает до десяти. Сокровище хотело черешню… У него болит колено, ему ещё сегодня работать, он не оценит, если вместо черешни получит разозлённую Сашку. Чёрт с ним, с банкоматом. Ну сожрёт карточку, значит, сожрёт. Приедут в Прибрежный, закажут новую. Но всё обходится благополучно, банкомат выдаёт наличку и возвращает карточку, Сашка покупает черешню и возвращается к Туманову. Обед проходит мирно, и после еды они ещё успевают пару часов подремать прежде, чем приходится собираться на концерт. Когда Туманов встаёт со словами «Ну, пора одеваться», настроение стремительно ползёт вниз. Хотя сам Всеволод Алексеевич не выглядит ни огорчённым, ни обрадованным. Для него просто наступает рабочее время, встать и собраться на концерт для него так же естественно, как для кого-то естественно вставать в пять утра, бриться, съедать бутерброд и идти на завод. Или ехать на метро через всю Москву в офис. Просто график другой и мишуры больше, костюм с бабочкой вместо рабочей спецовки. — Саша, ты со мной или остаёшься? — интересуется Туманов, распахивая дверцы шкафа. — С вами. — А если со мной, то одевайся. Ты чего зависла? Сашка действительно зависла. Казалось бы, превращение домашне-расслабленного сокровища в собранного и серьёзного артиста Туманова она видела сотни раз. Как и наоборот, видела смену добродушной маски артиста на замученное или даже раздражённое лицо человека. И всё равно терпеть не может этот момент перехода. Только что он был с ней, для неё, понятный и близкий. И вот уже для всех, официальная версия, которая пугает и отталкивает, как в детстве. — Саша? У тебя всё нормально? А сам уже рубашку застёгивает и в туфли влезть пытается. Без ложки, потому что ложка здесь очень короткая, ему так сильно нагибаться неудобно. И садиться не хочет, чтобы брюки раньше времени не мять. — Да, конечно. Сашка поспешно встаёт. Помогает с туфлями, быстро ныряет в шкаф. Ей на переодевание нужно три минуты. — Всё, я готова. Пойдёмте. До концертного зала идут молча. Туманов настраивается на предстоящее событие, а Сашка размышляет о том, почему именно в Кисловодске её накрывают детские флешбеки. Почему именно здесь тоска накатывает так, что хоть вой. Уже даже Москва её столь сильно не угнетает, там теперь даже весело бывает, особенно когда появляется Зарина Аркадьевна. А этот нудный город озабоченных своими болячками курортников поднимает со дна души самые тёмные воспоминания? Уже на лестнице, ведущей к концертному залу, Сашка спохватывается, что надо было вызвать такси и подъехать к служебному входу. Ну и что, что здесь двести метров от гостиницы до зала, у него же колено. И по лестнице он поднимается, крепко держась за перила. В этот раз Сашку сажают чуть в стороне от сокровища — точно за ним место занято камерами и операторами, финал конкурса снимает местное телевидение. Всеволод Алексеевич даже не заметил проблемы, его кто-то уже отвлёк разговорами и рукопожатиями. Приходится сесть на предложенное место. В первый момент Сашка думает, что так даже лучше, по крайней мере, она может созерцать не только широкую спину и давно намечающуюся лысину на затылке, а любимый профиль с выдающимся вперёд подбородком. Но спустя полчаса она сильно жалеет, что получила место с хорошим обзором. Потому что всё произошедшее предпочла бы не видеть вовсе. Сначала поют конкурсанты, Сашка посматривает в телефон, с трудом подавляя зевоту. Туманов исправно поднимает таблички с оценками, телевидение ведёт съёмку, скучно до зубовного скрежета. Но, очевидно, организаторы это предвидели, и решили добавить действу огонька, потому что ведущие с преувеличенным восторгом сообщают, что в концерте принимает участие приглашённая артистка, суперзвезда нашей эстрады певица Воля! Судя по тому, как зал одобрительно гудит, Воля эта певица известная. Сашка даже на секунду отрывается от телефона. М-да… Она с радио «Шансон», что ли? Прилетела на «Музыку Кавминвод» прямиком из гастрольного тура по кабакам России? На Воле боди в крупную сетку и красное боа, явно собранное из побитых молью пипидастров. И лабутены, конечно же. Писк моды пятилетней давности. Зачем девушке под два метра ростом огромные каблуки — вопрос открытый, но какое Сашке дело-то? За десятилетия фанатства и годы при Всеволоде Алексеевиче она уже привыкла не обращать внимания на весь этот зоопарк, в котором ему приходится работать. Как говорил сам Туманов, когда больше нечем привлечь внимание, в ход идут оголённые тела. Сашка снова утыкается в телефон, но гул в зале нарастает, как на футбольном матче, когда нападающий с мячом приближается к воротам соперника. Сашка поднимает глаза и видит Волю в метре от себя. Аккурат перед креслом Всеволода Алексеевича. Под звуки собственного хита Воля, покачивая всем, что у неё покачивается, вдруг усаживается Туманову на колени. — Расскажи мне про любовь, будь моим наставником! Я пойду, пойду с тобой, буду с тобой паинькой, — распевает Воля, удобно устраиваясь на Тумановских коленях. И, словно этого недостаточно, она проводит рукой по лицу Всеволода Алексеевича. Красное боа скользит по его носу, большой палец Воли обводит контур его губ, рука спускается на грудь. Никогда в жизни Сашка не позволяла себе ничего подобного. Начиная с того, что никогда не садилась ему на колени, максимум — на подлокотник его кресла. Колено же больное, куда на него своим весом ещё… И вообще, Сашка представить себе не могла, чтобы вот так, на людях… И вот так не на людях тоже. То, что между ними происходило, имело совсем другой сценарий, где охотился всегда он, а не на него. А сейчас Туманова, ветерана, патриарха сцены просто снимала кабацкая девка. Смеясь и улыбаясь на камеру. Сашка вдруг понимает, что да, всё это снимают камеры телевидения и камеры в телефонах зрителей. И через пару часов кадры разлетятся по всем соцсетям. И именно этого добивается Воля, превращая рядовое выступление на скучном фестивале в сенсацию и повод набрать популярности. Но хуже всего не это. Хуже всего, что Туманов смущён. Он пытается перехватить руку Воли, он морщится от попавших в глаза перьев боа. Он, человек, всю жизнь проживший под миллионами взглядов, не знает, как себя вести. Не то, чтобы Сашка не видела ничего подобного. Видела, особенно на записях девяностых. Не очень трезвые певицы залезали на него на съёмках каких-нибудь постперестроечных «огоньков». Одна даже при Зарине умудрилась на него усесться. Другая падала перед ним на колени, якобы признаваясь в любви, но её лицо оказывалось на одном уровне с его… гм… и все всё понимали, включая самого Туманова. И Сашка знала, какое у него должно быть в такие моменты лицо, как у него плывёт взгляд, какими шальными становятся глаза, какие там пляшут черти… Он не смущался, о, нет… Даже в присутствии жены не смущался. Он заводился. А теперь смущается. Потому что сейчас это не флирт с импозантным мужиком на сцене. Сейчас это троллинг постаревшего артиста. Мол, смотрите, я такая сексуальная, даже старца заведу. Ой, не заводится, ну что ж поделать, возраст… А Воля уже слезла с Тумановских колен и пошла на сцену, заканчивать нетленный шлягер. Сашка старается на Туманова не смотреть. Какое счастье, что люди придумали мобильные телефоны, и в любой непонятной ситуации можно уткнуться в них, как будто пришло неимоверно важное сообщение. Теперь она хорошо понимает, почему Зарина Аркадьевна все последние концерты мужа проводила носом в телефоне. Сашка злилась, ей казалось, что Зарине настолько неинтересно, что она демонстрирует это окружающим. Но нет, она ошибалась. Телефон служил способом психологической защиты от того, что творилось на сцене. Концерт продолжается, на сцену возвращаются конкурсанты, которые уже мало кому интересны. Туманов снова поднимает таблички с оценками, в финале поёт ещё какой-то приглашённый мальчик-рэпер. К счастью, ему не приходит в голову залезть на кого-нибудь из членов жюри. И к тому моменту, когда опускается занавес и надо подойти ко Всеволоду Алексеевичу, Сашка успевает успокоиться. Меньше всего ему сейчас нужна сцена ревности, и уж тем более, сцена публичная. — Да-да, спасибо за приглашение! Обязательно увидимся в следующем году! — Всеволод Алексеевич жмёт кому-то руку. — Да, спасибо. До встречи! Нет, я не останусь на банкет, у меня сегодня ещё важное мероприятие. Пойдём, Сашенька. И настойчиво подталкивает её к выходу. Какое у него мероприятие может быть в Кисловодске? Бесплатный концерт у входа в Нарзанную галерею? Творческая встреча с местными бабушками в курортной библиотеке? В десять часов вечера, ага. Но Сашка послушно идёт к выходу. Выйдя из зала, Всеволод Алексеевич ныряет не влево, как все зрители, а вправо. — Давай-ка тут пройдём. С этой стороны меньше народа и не такие крутые ступеньки. Колено замучило. Надо было перед выходом ещё обезболивающее выпить. — Сейчас до номера дойдём и выпьем, — соглашается Сашка.