– Нет уж, расскажи, коль начала, – потребовал Тропотун, почему-то чувствуя себя задетым. – Дальше все было очень обыкновенно. Новатора в нашем периферийном театре долго и плодотворно кушали – и скушали. Он перешел в другой театр, потом уехал из города совсем. Мы с ним разбежались еще раньше – когда я посмела усомниться в его гениальности. А недавно снова в наш город вернулся, теперь на главрежа в тот же первый театр. Ну а мне его жалко – злой, желчный, везде заговоры чудятся… Был ведь у него талант!.. Может и не первостатейный – но был! был! – она несколько раз ударила в стол маленьким крепким кулачком. – Ты никогда не упоминала, что была замужем… – сказал Станислав Сергеич обиженно. – Но ты же не спрашивал! Да и говорить, собственно, не о чем – было и быльем поросло! – Но скажи… – многозначительно заметил Тропотун. – Что с тобой сегодня, Станислав? – Ничего… – он недоверчиво поджал губы и внимательно вгляделся в Веру. – И потом, кто он тебе – любовник? Она глубоко затянулась, медленной струйкой выпустила дым через ноздри, потом пристально, с прищуром вгляделась в Станислава Сергеича. – Не городи ерунды! – наконец сказала жестко. Тропотун нервно курил, старательно избегая встречаться с ней глазами. В нем нарастала злость против Веры, и эту злость уже становилось трудно контролировать. Нет, он не ревновал ее – он был выше этого! Однако… если она все же водила его за нос… – Переспать можно и из жалости, – инквизиторским тоном произнес он. – Знаешь что? – Кажется, она по-настоящему рассердилась. – Что?.. – Хватит изображать ревнивца! – Я не изображаю. – Изображаешь! – воскликнула она, сверкнув глазами. – Нет! Он вдруг умолк. Сидел, ссутулившись, смотрел в кофейную опустевшую чашку. В сущности, все эти страсти действительно чепуха в сравнении с тем великим, что свершается теперь в его душе!.. Он поднял на Веру глаза и почти спокойно сказал: – Можно еще кофе? – Сейчас… – не сразу отозвалась она, вставая. Станислав Сергеич подумал, что ведет себя по-идиотски. Он поднялся со своего места и прошел в комнату. Там, сцепив за спиной руки, стал перед коллажем и принялся его рассматривать. Похожие на корявые сучья линии сходились в центре прямоугольного, закрашенного черной тушью поля. Бисеринки-звездочки поблескивали вверху. Черный паук на белом фоне, наклеенная желтая стрекоза, бело-желтая ромашка на высоком тонком стебле. Под ромашкой, словно под деревом, сидела с книгой в руках женщина со странно вывернутыми ступнями и с накинутым на лицо покрывалом. Левее женщины был наклеен на черном фоне вырезанный откуда-то хронометр с металлической болтающейся цепочкой. Станислав Сергеич потрогал эту реальную цепочку пальцем – и она закачалась. Вдруг ему показалось, что он слышит ход этого иллюзорного хронометра, обретшего в его глазах тяжесть зловещего символа – и мороз прошел у него по позвоночнику. Вера внесла поднос и поставила на стол. Разлила в чистые чашки кофе, посредине стола водрузила вазочку с печеньем. – Прошу, – сделала широкий жест и улыбнулась. Ее улыбка была насквозь фальшивой, как внезапно понял Тропотун. Он удивлялся теперь тому, что всего несколько мгновений тому назад собирался рассказать этой женщине все. – Благодарю, – ответил он вежливо и сел на стул. Посмотрел на Веру непроницаемо-ускользающим взглядом и пояснил: – Настрой какой-то сегодня… – неопределенно пошевелил пальцами в воздухе. – Этот странный туман утром… – Как на Бейкер-стрит 221-6! – усмехнулась она. – Будем совершать преступления. – Преступлений с тебя уже хватит! – мстительно произнес он. – Соседей уже затопила… – Тьфу на тебя! Может они не промокли?.. И, вообще, ешь печенье – земляничное! – Магазинное? – За кого ты меня принимаешь – естественно! Он взял печенюшку, надкусил и принялся жевать, не ощущая вкуса. Потом сказал: – Хорошее… – Помолчал и вдруг прибавил: – Давай поговорим серьезно! – В смысле? – О нас с тобой… – А разве не все ясно? – Скажи, ты меня любишь?.. – Станислав, ты сегодня меня доконаешь! – Что, если нам быть вместе? – упрямо бубнил он. Вера в молчании погасила свою сигарету, подлила себе кофе из джезвы и только тогда взглянула Станиславу Сергеичу в глаза. – А не поздновато?.. – спросила с сарказмом. Тут бы ему и остановиться, но Тропотун настолько вошел в роль чистого душою возлюбленного, обманутого нехорошей женщиной, что не смог вовремя притормозить. – Признайся честно, ты меня любишь?.. – требовательно настаивал он. – Мне нужна правдивость в наших отношениях!.. Лицо Веры отразило недовольство, однако она пересилила себя и выдала мудрую формулу: – Я отношусь к тебе так же, как ты ко мне… – Вывернулась! – напряженно и зло усмехнулся он. – Я знал, что вывернешься… Но я-то, я – тебя люблю!.. И – споткнулся о ее насмешливый взгляд. – Полно, Станислав! – мягко сказала она. – Любовь… Это прекрасно! Но нам ведь не по двадцать… Знаешь, в чем секрет твоего обаяния? – ?!. – В эгоизме. – Я о себе лучшего мнения. – Естественно, – лукаво усмехнулась Вера. – Бери, ешь, печенье! Станислав Сергеич автоматически сунул в рот очередную печенюшку и стал угрюмо жевать. При этом он обескураженно думал: все правильно… сам дурак – не заводи романов с умными бабами! – Последние два дня ты вызванивал меня, чтобы поговорить о чувствах? – прервала наконец затянувшееся молчание Вера. Ее проницательные, чуть ироничные глаза исследовали его лицо. – Да… – неопределенно отозвался он, – в общем… – В полном отчаянии он осознал совершенную невозможность искреннего разговора. По крайней мере в настоящую минуту. Слишком много условностей выстроилось между ними. В сущности, эти рогатки понаставил он сам, словно противотанковым рвом стараясь отгородить себя от Вериных проблем, от возможных ее переживаний, от ее неустроенного и тревожного мира одинокой женщины. – Поговорим откровенно? – сделал он еще одну попытку пробить брешь отчуждения. – А зачем, Станислав? – вдруг произнесла она, устало и серьезно. – Для меня это важно. Очень. – Ну хорошо… – Как ты ко мне относишься? – напряженным голосом спросил он и замер в ожидании. Она задумалась на пару мгновений: – С симпатией. – Можно это чувство назвать любовью? – Пожалуй, дружеской привязанностью было бы вернее… – Мы великолепно подходим физически – чего тебе недостает?. – Че-ло-ве-ка! – внятно произнесла она, и ее губы искривила ирония. – Мне пора! Он вскочил, еле сдерживая вдруг охватившее его бешенство. Федор!.. Мысленно твердил он. Только Блаженный Федор со своими божьими коровками может меня понять!.. – Ты сегодня какой-то странный… – заметила Вера, следуя за ним в прихожую. – Я? – рассеянно отозвался Тропотун. – Возможно… Коснувшись ее щеки холодными губами, он взялся за ребристую ручку замка – и тотчас забыл о Вере. Какой же у него адрес?.. Бормотал он, сбегая по лестнице. Что-то такое простое, двойное… Ну да – восемнадцать-восемнадцать!.. Йог под пальмами