– Не забудьте, что Совет в двенадцать! – Напомнила она с придыханием волнения. – На собственные похороны не опаздывают! – мрачно сострил Тропотун. – Ах, Станислав Сергеич, ну разве так шутят!.. – укоризненно сказала некоронованная королева НИИБЫТиМа. – Так я вас жду?.. Селектор всхрюкнул и отключился. – Подождешь! – буркнул он и снял трубку буквально надрывавшегося белого телефона. – Слушаю вас!.. Ледяным от щепетильности тоном господин Оршанский – иначе и не назовешь! – про себя усмехнулся Тропотун – благодарил заместителя директора за предложенную его жене путевку, которую она, к величайшему сожалению не сможет принять из-за внезапного обострения хронического заболевания. – Не сможет… – Повторил Тропотун и почти весело осведомился: – Что, Николай Григорьевич, война? – По понял… – Сомневаюсь. Но объясню: у меня появилась тенденция называть вещи своими именами. Оказывается, это трудно! – Гм… да… пожалуй… – Давайте отложим разговор о путевке до «после худсовета» – вдруг вы передумаете? – Навряд ли, – облегченно отозвалась трубка, – но будь по-вашему! Дверь приоткрылась и заглянула Любочка. Тропотун пригласил ее жестом. Вызывающе вихляя задом, она прогарцевала к его столу и подала папку с корреспонденцией. Положив перед собой папку, он насмешливо покосился на секретаршу и сказал: «Знаешь, детка, у тебя здорово получается это самое, – он поерзал в кресло, изображая вихляние бедрами. – И попка у тебя аппетитная – как у пупсика!» Любочка растерянно шмыгнула носом. Ее удлиненные махровой тушью ресницы прямо-таки приклеились к под-бровьям, густо намазанным чем-то фиолетовым. Не мог Станислав Сергеич такого сказать, ну не мог! Было написано на ее физиономии. – Я пойду… – неуверенно произнесла она и сделала шажок к выходу. И тут Станислав Сергеич с размаху шлепнул девчонку по заду растопыренной пятерней. В воздухе аж зазвенело. Поросячье визгнув, Любочка подпрыгнула и сиганула к двери. Тропотун же гомерически расхохотался, испытывая небывалый подъем, ему показалось даже, что он не в кресле сидит, а завис над креслом, вроде наполненного водородом воздушного шара. Под распиравшим его тело напором эмоций он потянулся к пачке сигарет и закурил. Втянул с наслаждением ядовитую никотиновую струйку, вспомнил о Софье Ивановне, сделал еще пару затяжек и смял сигарету в пепельнице. Издыхая, окурок выплюнул облачко ядовитых газов и затих. А Станислав Сергеич уже находился в приемной. Хотя он вид имел рассеянный, однако боковым зрением видел укрывшуюся за похожей на детский органчик большой пишущей машиной Любочку, пальцы которой с кровавыми коготками судорожно ударяли в клавиши. Внутренне усмехнувшись, Станислав Сергеич чинно пересек приемную и – очутился в коридоре. Направляясь в директорскую приемную, он размышлял об институте секретарш вообще и Софье Ивановне в частности. То, что все секретарши сплетницы и интриганки, Станислав Сергеич принимал как должное. Его интересовало другое: должность ли предполагает развитие подобных качеств или же наоборот властолюбивая натура стремится попасть на эту должность, уже заранее обладая такими чертами характера?.. Так думал Тропотун, ступая на красный палас директорской приемной с темными панелями из тщательно отполированной древесины. Софья Ивановна приподнялась из-за стола ему навстречу и нетерпеливо пригласила сесть в престижное кресло. Она была весьма обеспокоена чем-то. – Это ужасно, Станислав Сергеич! – заговорила она, глядя на заместителя директора по науке и конструированию немигающими ледяными глазами. – Это просто ужасно!.. – Пауза продолжалась ровно столько, сколько было необходимо для максимального эффекта ее слов. – Ах, нет, не перебивайте! – тут ее голос практически упал до шепота. – Из некоторых источников стало известно, что заведующий отделом легкой промышленности горисполкома против «Сказочного бора»… Вы понимаете?.. Сегодня он выступит на Большом художественном против и… Это же катастрофа! – Хмм… – Но дело тут не в нашем гарнитуре… – многозначительно сощурила глаза Софья Ивановна. – Дело в приятеле этого завотделом, с которым они приспособились в рабочее время пиво пить. Дружок его, кто бы вы думали? Директор мебельной фабрики! Улавливаете?.. – Кажется… – На этой фабрике разработали два неплохих гарнитура. Вторичных, но, повторю, неплохих. Дальше – ну, вы же понимаете… – Понимаю… – медленно произнес Тропотун. – «Сказочный бор» отклоняется, тут же подсовывается с самыми восторженными отзывали приятель с его гарнитурами – Москва, участие в конкурсе, честь и хвала дружку, который обскакал специализированный институт! Софья Ивановна только молча кивала в подтверждение. – А что Степан Васильевич? – осторожно поинтересовался зам. – Он просто в трансе! Вчера прилетел представитель заказчика. Так этот бесчестный делец из отдела легкой промышленности перехватил его в аэропорту! Сведя к переносице брови, Тропотун машинально барабанил пальцами по столу. Думал же он о том, что хитрый черт Воевода, конечно, ни в каком не трансе, а по всей вероятности умыл руки и решил свалить все забота по проталкиванию заказа на него, заместителя, и, следовательно, надо быть начеку… – Ничего, Софья. Ивановна, ничего… – наконец заговорил он. – Будет день – будет и пища! А вам хочу сказать: чертовски вы умная женщина!.. Ну а что до бесчестных дельцов… Говорят, рыба ищет где глубже, а человек – где польза. Мы-то с вами чем лучше? – В каком это смысле? – поджала она яркие губы. – Да в прямом, уважаемая! – ответил Станислав Сергеич и вздохнул. – В самом наипрямейшем!.. Взять хотя бы меня… Ну на кой ляд я в вашем присутствии представляюсь, словно паяц какой? Мне ведь денег за это не платят, – он неопределенно усмехнулся. – Впрочем, может и платят… – Станислав Сергеич, – подозрительно присматриваясь к нему, сказала верная секретарша директора, – что с вами? Случилось что-нибудь? – Возможно… Однако, позвольте, я продолжу свою мысль… – и Тропотун одарил Софью Ивановну непонятным ей взглядом. Потом продолжал: – Я с детства кошек не терплю. А с вами только о кошках да болезнях кошачьих разглагольствую. И почему вы так к кошкам привержены – вы же не старая дева! Мужа своего в лакея кошачьего превратили… Э, да что говорить! – Но вы же сами восторгались моим Пушей… – С меня за это денег не брали, – цинично усмехнулся Тропотун, – а расположение ваше я приобрел сразу. – Я была о вас другого мнения! – с видом оскорбленной невинности сказала Софья Ивановна. – Да неужто обиделись, бесценная вы моя? – фамильярно продолжал Тропотун. – Стоит ли ссориться из-за таких пустяков вам – и мне?.. Настроение сегодня никудышное, завтра на обследование ложусь, но напоследок скажу – больше тридцати пяти вам не дашь! – тут Станислав Сергеич поднялся, галантно чмокнул белую ручку первой дамы НИИБЫТиМа, весьма озадаченной его поведением, и удалился. По длинному пустому полутемному коридору он шел с легким сердцем; Софью Ивановну, оказывается, взволновала не история с Ефременко, о которой она еще не знала, а мебельные закулисные игры. Вот уж где она развернется!.. Подумал Станислав Сергеич, представив себе как преподаст ему жизнеописание несчастного внебрачного ребенка Ивана Ивановича секретарь директора. Что и говорить, право строгой моралистки она выстрадала! Но Тропотуна уже не занимали ни затеянная отделом легкой промышленности мышиная возня, ни личная жизнь Ефременки – это все было из другой, похожей на сон реальности, которая развеялась как дым. На повороте в Станислава Сергеича ударился какой-то человек. Оба отшатнулись – и он узнал Ефременко. Заместитель директора по хозяйственной части тоже признал заместителя по науке и конструированию, но повел себя несколько странно. Окинув Тропотуна полным презрения взором, он с величавой медлительностью прошествовал мимо него, словно знамя неся выпиравшее из брюк брюшко. Эта горделивая проходочка конкурента окончательно взбесила Тропотуна, который несколько мгновений следил за подлой удаляющейся спиной Ефременки, а потом в два прыжка настиг его и цепко ухватил за плечо. – Ты, анонимщик, паскуда, – зашипел Тропотун, разворачивая Ивана Ивановича лицом к себе. – Ты чего это выкаблучиваешься? Тот смотрел на Станислава Сергеича фанатично блестевшими глазами, гордо откинув назад голову с жирными темными волосами и заложив кисть руки за борт пиджака. Смотрел и молчал. – Будешь совать нос в мои дела – не поздоровится! – вещал угрожающе Тропотун. – Ты есть мразь, подлюга и двоеженец! – сладостно выплевывал он в глаза противнику так долго копившиеся на душе слова. – И знай – это я натравил на тебя бывшую любовницу! Я! Я! Тип, который скрывается от уплаты алиментов, не может быть директором!.. – тут Станислав Сергеич коротко вздохнул, показал Ефременке язык и пошел своей дорогой. Зайдя в свою приемную, он на ходу приказал Любочке вызвать Шнайдера, Кисину и Козлова. Но тотчас передумал и велел направить их в мебельный цех. Глядя на то место, где только что находился Тропотун, Любочка растерянно кивнула и потянулась к селектору. Взвесив утреннее поведение патрона, она поняла, что он в нее по уши влюблен и таким вот макаром заигрывал. Этот вывод безмерно возвысил ее в собственных глазах. Своим небольшим, но практическим умишком девица Любочка знала, что в определенном возрасте мужчин тянет на молоденьких, а стало быть, она должна не упустить свои шанс! Чтобы мужчина ходил на поводке, его нельзя подпускать слишком близко, пока… пока не разведется со своей старой мымрой. Нет, кое-что она конечно позволит – иначе поводка не будет… Ух и свадьбу же они отгрохают!.. И Любочка представила себя в белом, длинном, кружевном платье, с развевающейся на ветру фатой и в длинном белом автомобиле с откидным верхом, который ведет Тропотун… Сопровождаемый острыми взвизгами механической пилы, Тропотун спустился в полуподвальное помещение экспериментального мебельного цеха. Гудела вентиляция, но в воздухе все равно висел крепкий лако-красочно-древесный дух. Вдоль стен стояли остовы всевозможных диванов, столиков, кресел в разных стадиях готовности. Нежнейшая желтизна свежеоструганной древесины ласкала взгляд. Навстречу заместителю директора уже двигался Стаценко, быстро-быстро перебиравший коротковатыми ножками, отчего казалось, будто он едет на колесиках. – Все, Станислав Сергеич, управились!.. – с радушным подхалимством говорил он, заглядывая начальству в глаза. – Бондарь последние штрихи наводит. Классно вышло. Класссно… Рассеянно кивнув, Тропотун подошел к мастеру-краснодеревщику. Бондарь стоял, сдвинув на лоб очки, и откровенно любовался своим детищем, изо рта у него торчали мелкие серебристые гвоздики с широкими шляпками. Увидев заместителя директора, он неторопливо выплюнул гвоздочки в ладонь и ссыпал их в квадратную жестяночку, которую приспособил на предназначенную именно под эту жестяночку полку. Станислав Сергеич пожал мозолистую руку мастера и обменялся с ним неторопливыми фразами о мебели для молодежного лагеря. Невысокий, жилистый, основательный Федор Федорович не терпел суеты и был краснодеревщиком милостью божией – еще его прадед ходил с артелью по Руси и ставил на живописных среднерусских холмах замечательные церкви без единого гвоздя. – Что, Федор Федорович, хороши?.. – приподнято говорил Тропотун, любуясь объемными низкими креслами, обтянутыми напоминавшей нежнейший сафьян синтетической кожей. – Хороши-то хороши, – со скрытой насмешкой над восторгами начальства соглашался Бондарь, – только живое дерево по мне куда как лучше! А эти… синтетика… – презрительно добавил он. Скучившаяся немного поодаль бригада Бондаря с любопытством и тоже вроде бы с легкой насмешечкой, свойственной рабочим в отношении начальства, слушала диалог бригадира с заместителем директора. В цех тем временем подтянулись Шнайдер, за ним Козлов и наконец Кисина в экстравагантном сильно открытом платье. – Товарищи! – обратился Тропотун к стоявшим молчаливо рабочим. – Свое дело вы сделали замечательно! Хочу от имени администрации и своего лично сказать вам большое ниибытимовское спасибо. Думаю, вы вполне заслужили премию за скорое и качественное выполнение сложного заказа. Еще раз – спасибо! Рабочие одобрительно загудели. А Станислав Сергеич, как бы закрывая торжественную часть, подошел к Шнайдеру, взял его под локоток и продолжал негромко: – А ваша задача. Лев Соломонович, нашу мебель подать… Шнайдер кивнул понимающе, но тут же и скривился, оглядывая обшарпанные стены экспериментального цеха, давно небеленые, заросшие серой паутиной потолки и кучи стружек возле токарных станков и верстаков. – Начальство любит жить красиво, – задумчиво сказал Шнайдер. – Сюда москвича тащить не стоит. Что если мебель перенести в Красный уголок? – Нет-нет, – состроила гримаску Кисина, – там же тесно! Мягкая объемная мебель зоны отдыха должна находиться подальше от ажурной «веранды», «иначе они убьют друг друга. – Пожалуй вы правы… – согласился Тропотун. – Ну а если занять конференц-зал? – Гениально! – воскликнула мадам Кисина. – Конечно конференц-зал! – Стулья куда денем? – спросил Козлов с сомнением. – В несколько рядом расставим вдоль стен, – тотчас развил мысль начальства Шнайдер. – Верно, Лев Соломонович, – благодарно кивнул Тропотун. – Попрошу вас заняться этим сейчас же – времени в обрез. Желательно, чтобы к одиннадцати интерьер был готов. Работайте, я подойду попозже! Экспериментальный цех он покинул с легким сердцем – на Шнайдера можно было положиться… относительно интерьера, конечно… На площадке первого этажа Станислава Сергеича догнала запыхавшаяся мадам Кисина и стала подниматься рядом с ним по лестнице, что-то возбужденно щебеча. Пару раз он смотрел на нее каким-то очень внимательным и словно бы одновременно веселым взглядом, потом остановился. – Ольга Леонидовна, – сказал он, – ну что вы около меня прыгаете? Кисина подавилась неудобопроизносимым словом «многофункциональные» и слегка отпрянула в удивлении. – Да-да, дражайшая, не ослышались! – продолжал Тропотун с отеческой интонацией. – Конечно, в сорок лет хочется упорядочить собственную жизнь… Вы ведь в разводе? Я вам даже сочувствую! Но, душечка, при чем здесь я?.. Женщина молча хватала воздух открытым ртом. – Вы, надо отметить, ничего, – говорил деловито Станислав Сергеич, окидывая помертвевшую Кисину с головы до ног оценивающим взглядом. – Смотритесь! Правда, крашеные блондинки не в моем вкусе… И ноги у вас коротковаты… Так что не тратьте попусту на меня свое время – у вас его не густо! О этими словами он ее покинул и спокойно стал подниматься дальне. Застывшая столбом Кисина еще не решила – то ли в обморок упасть, то ли молча проглотить горькую пилюлю, – а Тропотуна уже и след простыл.