– А если он что-нибудь выкинет перед московским заказчиком?! – страшным шепотом произнесла Софья Ивановна. – Ужас какой… – и она картинно приложила ладони к щекам. – Этого еще не хватало! – сдавленно воскликнул Тропотун. – Не в службу, а в дружбу, Николай Григорьевич! Покараульте, чтоб Ефременко не сбежал, я скорую вызову. Подключите Петю, женщин – надо отправлять! И, не дожидаясь его согласия, заместитель директора по научной и конструкторской работе резво затрусил в свой кабинет. Следом бежала донельзя встревоженная Софья Ивановна, еле поспевая за ним на высоченных каблуках. «Что же это делается? – кудахтала она. – Что делается! Сходить сума в рабочее время… Без ведома Степана Васильевича… Ужас! Ужас!..» Дозвонившись до станции скорой помощи, Станислав Сергеич представился и потребовал соединить его со старшим по смене. Ответил прокуренный женский голос. И тут уж Тропотун не пожалел красок в описании создавшейся ситуации, которая по его словам была чревата непредсказуемыми последствиями для всего НИИБЫТиМа. – Если так – пошлем машину вне очереди! – решила старшая по смене. – Диктуйте адрес. Напряженно следившая за телефонными перипетиями Софья Ивановна то и дело совала в рот какие-то таблетки – число событий приближалась для нее к той опасной черте, за которой мог последовать гипертонический криз. Станислав Сергеич положил трубку и ободряюще улыбнулся: всё нормально. Потом проводил взволнованную женщину до директорской приемной, по дороге клятвенно ее заверив, что сообщит обо всех, даже самых неприятных моментах, могущих произойти во время госпитализации Ефременко. Опытная секретарша беззащитно улыбнулась и проводила спину Станислава Сергеича подозрительно-встревоженным взглядом. Однако ему уже не было дела до настроений первой дамы – он устремился на третий этаж, в конференц-зал. Но на лестнице его поджидал очередной сюрприз: опираясь одной рукой на плечо Ирины Афанасьевны, а другой держась за перила, по лестнице вниз ковылял ревнивый завлаб Плотников; голеностопный сустав его левой ноги был туго перебинтован. – Олег Сергеевич, как это вас угораздило? – воскликнул останавливаясь Тропотун. Плотников молчал, пыхтел и смотрел куда-то в сторону. – Представляете, Станислав Сергеич, – тоном матери, недовольной поведением великовозрастного сына, заговорила Ирина Афанасьевна, – вывихнул сустав! В больницу теперь хромаем. По лестнице он бежал, видите ли, ко мне… – она вздохнула, покачала головой и, обняв мужа за талию, стала помогать ему спускаться. Тропотун соболезнующе закивал и побежал вверх, перепрыгивая ступени. Ногу-то вывихнул, когда выскочил от меня… Думал он. Не иначе!.. Тоже Отелло выискался… Он не удержался и фыркнул – очень уж не походил худосочный мямля Плотников на темнокожего военона-чальника. Директор Всех Директоров Стулья уже составили по периметру зала, и экспериментальная мебель выигрышно смотрелась отдельными группами. Два низких мягких дивана, несколько кресел и овальный матовый без полировки столик – «У камина». Ажурные легкие стулья и тонконогие высокие столики белого цвета – «Веранда». Поодаль «Жилая комната», «Финская баня»… А в противоположном конце зала яркие, контрастных тонов столики с блестящими хромированными деталями и высокие вращающиеся стулья для бара и кафе. Станислав Сергеич остановился у входа, придирчиво изучая новоявленный интерьер. Первым заприметил начальство Шнайдер и тотчас оказался рядом. – Уфф… – заговорил Лев Соломонович, утирая со лба пот тыльной стороной кисти – только что расставили. Нормально по-моему, а? Вся мебель как на ладони… – Да, как на ладони… – согласился Тропотун. – Но вот я смотрю на «Веранду», и получается, что визуально она накладывается на кафе-бар. Контрастные цвета кафе убивают изысканную гамму «Веранды». Согласны? – Убивают, – вынужден был признать Шнайдер. – Я не на вход, а на середину зала ориентировался. – Важно первое впечатление, Лев Соломонович! Оно всегда самое сильное. Войдет наш московский друг и – что он видит?.. – Айн момент! – и Шнайдер устремился к кучке мужчин. Неспешно прохаживаясь по залу, Тропотун внимательно осматривал мебельные композиции из разных его точек, но как ни пытался он выискать еще какой-нибудь изъян в расстановке мебели, это ему не удавалось – Шнайдер с Козловым потрудились на славу. Пока рабочие и конструкторы переставляли мебель в соответствии с энергичными указаниями Шнайдера, он думал о том, что, по крайней мере, здесь у него сегодня порядок. Наконец разгоряченный Лев Соломонович снова присоединился к заместителю директора. Лукавое лицо его излучало довольство жизнью и собою, а румяные губы морщила скрытая улыбка. Не выдержав напора жизненных сил, он заулыбался на все тридцать два зуба. И Тропотун тотчас ошутил укол зависти – у него уже было тридцать. Поймав себя на этом нехорошем чувстве, Станислав Сергеич постарался вырвать его с корнем из своей души и попытался срочно переориентироваться на любовь к своему ближнему Льву Соломоновичу. – Теперь хорошо… – задумчиво произнес Тропотун, окидывая общим взглядом конференц-зал. Тут он вспомнил про Ефременко, мысленно чертыхнулся и воззвал к службе скорой медицинской помощи вместо Господа Бога. Потом спросил равнодушно: – А Кисина где же? – А это я хотел у вас узнать… – ответил Лев Соломонович со скрытой иронией. – После того, как она бросилась за вами, ее словно подменили. Прибежала в отдел и закатила настоящую истерику. За мной посылали – не могли никак успокоить. Вы ей ничего такого не говорили? Станислав Сергеич изобразил искреннее недоумение и пожал плечами. Однако снова уличил себя во лжи и небрежно признался: – Что-то такое я, кажется, брякнул касательно ее внешности… Вытягивая вперед голову и сильно размахивал при ходьбе руками, подошел стремительный Козлов. – И мы не лыком шиты – кое-что могём! – произнес он, с гордостью оглядывая мебель. – Я не удержался, знаете ли, в кресле расположился – перина. – Недавно прочитал в журнале, – серьезно заговорил Шнайдер, – что в Японии собрали кресло-робот. Сидишь в нем, наслаждаешься жизнью, а через определенное время высовывается автоматическое колено и дает тебе под зад – чтоб не рассиживался! – Во дают! – изумился Козлов. – А зачем? – Чтоб геморроя не было, – невинно пояснил Шнайдер. Представив вылетающего из кресла Козлова, Станислав Сергеич захохотал. Довольный реакцией патрона, Шнайдер бросил на него быстрый взгляд – он впервые видел, чтобы Тропотун хохотал. В дверях показалась Кисина, картинно замерла на несколько мгновений, затем подошла с мученическим видом к группке начальства и тихим голосом поинтересовалась, чем ей надлежит заняться? Ее все еще заплаканное лицо было так сильно напудрено, что казалось обсыпанным мукой. – Разве трое мужчин могут заставить работать слабую женщину? – галантно сказал Лев Соломонович. – Лучше-ка взгляните свежим глазом на интерьер – и давайте ваши замечания! И Кисина, поджав ярко накрашенные губы, с независимым лицом принялась изучать живописно расставленные мебельные композиции. – Ольга Леонидовна, уважаемая, – вдруг обратился к ней Тропотун с ноткой ехидства в голосе, – что это у вас вид, как у вдовствующей королевы? Ну к чему это я?.. Подумал он с осуждением. А, ладно – сказал и сказал!.. Мадам Кисина перевела на него страдальческие глаза в припухших после слез веках и пару мгновений молча смотрела, – пока до нее наконец дошел обидный смысл его слов. – Нет, – всхлипнула она, – это невозможно! – и, драматически приложив к вискам кончики пальцев, выбежала из зала. Шнайдер с Козловым в недоумении наблюдали сцену между заместителем директора и завсектором, не понимая что именно они не поделили? Станислав Сергеич вдруг вспомнил о помешавшемся Ефременко и, мысленно ахнув, взглянул на свои японские часы – тридцать пять двенадцатого. Если московский заказчик столкнется в институтском коридоре с упирающимся Иваном Ивановичем, которого волокут дюжие санитары, – каков скандал!.. – Так, Лев Соломонович, – быстро произнес он, – все прекрасно – управляйтесь без меня! – и заспешил к выходу. Он почти бежал по коридору, однако шаги его вдруг стали замедляться, а на лице заблуждала саркастическая улыбка, – Тропотун внезапно осознал, что вся эта заваруха не только не пугает его, но… забавляет! Внутренне обособившись от НИИБЫТиМа и его проблем, он – как ни странно – находил теперь своеобразное развлечение в тех неприятностях, которые могли последовать. Слухи о Ефременко еще не расползлись по институту – лишние люди возле его двери не толклись. Только Оршанский, заложив за спину руки, прохаживался взад-вперед с равномерностью маятника. – Как дела? – шепотом поинтересовался Тропотун. – Все тихо, – тоже шепотом отозвался тот. – Раз уж на то пошло, Николай Григорьевич, – продолжал Тропотун, – прошу вас, встретьте скорую! – Да-да, конечно, – торопливо кивнул Оршанский, направляясь к лестнице. Однако ему навстречу по лестнице уже поднималась процессия из мужчин в белых халатах, во главе которых гордо шествовала Анна. Мужчин было четверо, трое здоровенных амбалов и один невысокий, полноватый с розовой лысинкой в виде тонзуры. На лице низенького отражалась игра интеллекта, чего нельзя было сказать о физиономиях его телохранителей. – Где больной? Кто больной? – радостно спросил низенький, снизу вверх заглядывая в глаза Станиславу Сергеичу, и переложил из одной руки в другую кожаную папочку. – Там больной… – кивнул Тропотун на дверь, чувствуя, как ему становится не по себе от этого профессионального взгляда. – Вы сами загляните в щелку… – Заглянем! – жизнерадостно согласился психиатр и, оставив в покое Станислава Сергеича, приоткрыл дверь. Санитары застыли у двери подобием грозных янычар. Заинтригованный Станислав Сергеич тоже придвинулся поближе в надежде что-нибудь расслышать – дверь была прикрыта неплотно. Сначала внутри царила жуткая тишина. Потом раздался голос врача, неразборчиво бормотавший бу-бу-бу… Снова абсолютная тишина и вдруг – визгливые крики Ефременки и вопль врача «на помощь!» В мгновение ока санитары залетели внутрь, а следом за ними – Тропотун с Оршанским. Багровый от ярости Ефременко изо всех сил сжимал в руке мраморную чернильницу, которую с пыхтением-сопением вырывали у него санитары. В конце концов чернильницу отобрали и водрузили на стол, а Ефременко повели из кабинета, крепко придерживая с обеих сторон за предплечья. Оказавшись рядом с Тропотуном и Оршанским, Иван Иванович зыркнул на них грозным оком и проклекотал: «Свита – за мной!» – Доктор, что у него? – обратился Станислав Сергеич к врачу. – Мания величия, – с довольным видом сообщил тот. – Ничего, подлечим! И он двинулся следом за санитарами. Тропотун и Оршанский молча переглянулись и устремились за ним. На лестничной площадке второго этажа Ефременко вдруг заволновался и принялся упираться и брыкаться, однако его просто подхватили под микитки и поволокли. В вестибюле он снова начал брыкаться и вопить: «Вы у меня еще попляшете! Всех к ногтю! Всех!!» Но санитары профессионально вытащили его на улицу и ловко запихали в бежевую машину с красной полосой посредине. – Ффу… пронесло… – облегченно вздохнул Тропотун, провожая глазами спецмашину. – Кажется… – отозвался Оршанский и покачал головой, – ну дела!.. Скандал А к главному входу уже подкатила сверкающая черная «Волга», из которой высадились заведующий отделом легкой промышленности горисполкома и незнакомый Станиславу Сергеичу человек. Из подъехавшей тут же серой институтской «Волги» показался Степан Васильевич Воевода, широким жестом радушного хозяина он указал на мощные двери НИИБЫТиМа. Обозрев же на широком крыльце своего заместителя по науке и конструированию вкупе с главным инженером, немало удивился, однако виду не подал и стал подниматься по лестнице. Церемония представления состоялась на крыльце, а затем процессия солидно втянулась в вестибюль. Мимо Станислава Сергеича, как в замедленной съемке, прошествовали вальяжный, львиноголовый Воевода, ква-дратненький, среднего роста москвич в модных очках с позолоченными дужками – чем-то он напомнил Тропотуну шимпанзе, – за ним, приотстав на полшага, горисполкомовец, сутулый, длинный, с наклоненной головой, на которой был тщательно взбит полуседой кок – ну ни дать ни взять какаду! Пронаблюдав сей зверинец, Станислав Сергеич с трудом удержался от смеха и, пропустив вперед Оршанского, замкнул процессию. В вестибюле Воевода остановился и предложил, главным образом адресуясь к москвичу: – Предлагаю, товарищи, пройти ко мне… Передохнем, нарзанчика из холодильника достанем – а уж потом образцы смотреть! – Правильно, Степан Васильевич, – согласился легкопро-мышленник из горисполкома. – Жарко! – Лучше бы вначале образцы… – заявил полувопросительно москвич, явно стремившийся поскорее обделать делишки в провинции и рвануть назад в столицу. – А потом уж можно и нарзанчика… Воевода отыскал своего заместителя глазами.