Резвой трусцой Тропотун вбежал в свою палату, бросил на кровать пакет и побежал назад. Только бы не ушла! Только бы не психанула! Заклинал он мысленно Веру. Слегка запыхавшись, выскочил на крыльцо и посмотрел на скамейку – уфф! сидит! – окинул взглядом аллею, обозрел удаляющуюся спину жены, облегченно перевел дух и сбежал по ступеням. Поймав сопротивляющуюся Верину кисть, Станислав Сергеич виновато заглянул в ее глаза, уже не прячущиеся за темными стеклами, несильно сжал ее пальцы и сказал: – Глупо как-то получилось… Пошло… В подобной ситуации извиняться смешно, тем не менее… – У тебя красивая жена, – очень ровным голосом произнесла Вера. – Обыкновенная, – пожал плечами Станислав Сергеич, ее тон встревожил его. – Ладно, Тропотун, не подыгрывай! – она не мигая смотрела на него колючими зелеными глазами. Он усмехнулся печально: «Вера-Верочка… Здесь я разучился играть. Только отрешившись от мирской суеты можно постичь истинный смысл мироздания… Давай пройдемся?» – он потянул ее за руку вверх, и она послушно встала. Они неторопливо двинулись тенистой липовой аллеей, затем повернули на заросшую травой дорожку, которая как-то незаметно перешла в окруженную роскошными сиреневыми кустами тропинку. Вера ушла в себя и не произносила ни слова. Тропотун то и дело испытующе взглядывал на нее, стараясь прочесть по ее сосредоточенному профилю потаенные мысли. – Рядом с тобою мне хорошо… – задушевно и многозначительно сказал наконец он, прерывая неудобное молчание. – Вот, принесла тебе, – она остановилась и стала торопливо доставать из холщового мешка пластиковый пакет. – Тут яблоки и российский сыр… – она стояла на тропинке, прижимая свой пакетик к груди, и вдруг заговорила, торопясь и перебарывая волнение: – Думала, когда шла, – увижу его и расплачусь! А потом повисну на шее и буду целовать… Плакать и целовать. Как видишь, не плачу… – закончила с иронией. Резко повернулась и зашагала быстро и не оглядываясь по тропинке между плотными зелеными стенами сирени. Тропотун устремился следом. Стояла тяжелая душная жара, даже птицы и те умолкли. Разогретая листва одурманивающе пахла, в траве отчаянно стрекотали невидимые цикады, низко над землей проносились стрекозы, бабочки, какие-то жуки – словно справляли то ли бал, то ли шабаш. – Присядем? – спросил Станислав Сергеич, приметивший в сиреневых джунглях скамью. Вера молча села. Он деловито и уверенно устроился рядом, взял у нее пакет с яблоками и сыром и положил на сиденье. Потом обнял женщину за плечи и притянул к себе. Она не оттолкнула его, не дернулась, лишь губы медленно сложились в печально-насмешливую улыбку. – Порядок, Станислав! – сказала она, поворачивая к нему лицо, и тихонько вздохнула. – Рассказывай, как твои дела?.. И только тогда он окончательно успокоился и стал описывать собственные переживания. Монолог его сводился к тому, что смысл бытия человеческого можно познать, лишь оказавшись на краю пропасти, ибо, только заглянув в бездну не-бытия, по-настоящему понимаешь, что… и тэдэ… – «Раскрылась бездна, звезд полна. Звездам нет счета – бездне дна…» – продекламировала Вера. – Тютчев, – с досадой сообщил Станислав Сергеич, задетый тем, что его уникальным ощущениям найдено какое-то адекватное стихотворное выражение. – Ломоносов, – машинально поправила она, размышляя о чем-то своем. – Знаешь, Станислав… – неуверенно произнесла Вера и запнулась. – Да? – Нет… я так… – она сорвала травинку и нервно покусывала ее кончик, глядя в землю. – Раз уж начала – продолжай!.. – требовательно заявил он. Она быстро посмотрела на него и заговорила, не отрывая своего пристально взгляда от его глаз: «Когда мы познакомились с тобою, я даже чуточку в тебя влюбилась…» – Я тоже был к тебе неравнодушен, – он пожал плечами, – собственно, и теперь… – Именно. Ты был ко мне неравнодушен, – медленно произнесла Вера. – Но ты видел, что я в тебя влюблена, и потому шаг за шагом разрушал мое чувство, чтобы перевести нашу связь на безопасные, если так можно выразиться, рельсы! Я удобная любовница, не правда ли?.. Отдельная квартира, какой-никакой интеллект… Наверное не стоило об этом сегодня… Но я уверена, что ты поправишься, и все пойдет как прежде. Я хочу сказать, что не имею к тебе обычных бабских претензий. Твое семейное положение меня не волнует… Не готовый к подобной обнаженности чувств, Станислав Сергеич выдержал драматическую паузу и проникновенно стал говорить: «Вера, милая, спасибо тебе за все! За откровенность эту тоже – ведь она подразумевает между нами доверительные отношения. В наше время это так важно!.. Трудно сказать, выйду ли я отсюда, из больницы… – он проглотил застрявший в горле комок и мужественно продолжал, – что делать – каждому свое…» Любит! Она меня любит!.. Внутренне ликовал он. И не была влюблена, а любит теперь, сейчас – иначе бы не прибежала! Тем временем он разглагольствовал, незаметно переводя разговор на более нейтральную и благодатную почву о смысле своего существования. А когда оседлал любимого конька, речь его обрела плавную законченность древнего оратора. Словно Станислав Сергеич был первым человеком на земле, который додумался до идеи, что жизнь каждого человеческого создания имеет свой особенный, нематериальный смысл, через который соединяется со смыслом существования вселенной, ибо… и пр., и пр. И в один прекрасный миг он вдруг ощутил, что Вера, наконец, прониклась чувством его избранности перед небом, осознала всю необычность его натуры – и самолюбие Тропотуна было вполне удовлетворено. Держась за руки, они возвращались по центральной алее к главному корпусу. Неприятное чувство, возникшее у Станислава Сергеича, заставило его повернуть голову вправо – на скамейке, застыв как статуя, сидела Регина и неотрывно смотрела на них. Словно натолкнувшись на невидимую стену, Тропотун остановился, а Регина, упруго вскочив на ноги, быстро направилась к ним. Со свистом рассекая воздух, Станислав Сергеич шлепнулся с небес на землю. – Я забыла забрать у тебя пакет, – чрезвычайно спокойно сообщила Регина и с ног до головы оглядела Веру немигающим змеиным взглядом. – А что, процедуру отменили? – Отменили, – мрачно отозвался он и посмотрел на Веру. Она побледнела, но улыбалась своей ироничной улыбочкой. – Ты забыл нас познакомить, – сказала Регина безмятежным тоном. Водевильная ситуация по уличению супруга, похоже, доставляла ей истинное удовольствие. Ой-ёй-ёй!.. Мысленно схватился за голову Станислав Сергеич. Вот ведь влип!.. Лишь бы истерику не закатила благоверная… Он, между тем, медово разулыбался и коротко представил женщин друг другу. Регина злорадно посмотрела на молчащую Веру и принялась ворковать приторным голоском, обращаясь к мужу: – Ты уж здесь не простынь без меня! Он, знаете ли, подвержен у меня простудным заболеваниям… – это уже реплика в сторону Веры. – Да я вообще не простываю! – возмутился было тот, однако тотчас осекся под злым взглядом жены. – Тебе, кажется, пакет твой нужен? Я сейчас схожу… – Нужен, Славочка, очень нужен… Я уже до автобусной остановки дошла – и вдруг про пакет вспомнила! У меня больше ну ни единого не осталось – такая досада. К тому же пакет импортный, так просто в магазине не купишь… – И безо всякого перехода обратилась к Вере: – Не правда ли, высшая форма любви – это принимать человека таким, каков он есть?.. Может и без скандала обойдется… Подумал Тропотун. Иначе – ойй!.. – Совершенно с вами согласна, – с сарказмом заметила Вера, – форма, действительно, высшая! Станислав Сергеич вдруг осознал, что если не вмешается, то потеряет Веру навсегда. И глухим, словно идущим из подземелья голосом, он заговорил, адресуясь к Регине: – Пойми, мне осталось жить считанные месяцы! Обе женщины в испуге уставились на него. Раздался нарастающий вой сирены неотложки, которая на полной скорости приближалась к хирургическому корпусу. – Дни мои сочтены… Отсюда, из онкологического отделения, видишь реальность другими глазами. Мне открылась истина – миром правит любовь!.. – он уже не говорил, но вещал. – Все сущее на земле жаждет сострадания и милосердия, жаждет любви. Вы дороги мне обе. Постарайтесь это понять. И возлюбите друг друга той всечеловеческой любовью, которой люблю вас я!.. Они смотрели на него с ошарашенным видом. Первой опомнилась Вера. Она двусмысленно хмыкнула и со жгучей иронией произнесла: «Мы постараемся, Станислав!» Потом круто повернулась и стремительно зашагала по аллее. Проводив ее торжествующим взглядом, Регина заглянула мужу в лицо и мстительно заявила: «Я сразу догадалась, кто это! – она раздраженно повела плечами. – Тоже мне нашел красавицу – глаза как у совы…» – и презрительно фыркнула. Тропотун сообразил, что Регина, сравнив собственную внешность с внешностью соперницы, выдала той более низкий бал – и только это его спасло. Уфф!.. Перевел он дыхание и позволил себе несколько расслабиться. Истерика отменяется. Он промокнул испарину со лба и подумал, что Вера ушла в бешенстве. Это же надо: влип, как кур в ощип! Долго сидели на скамейке и Регина читала ему вслух Вадькино письмо, подробно его комментируя. Она ощущала себя победительницей и от души тиранила неверного супруга. Затем он, по настоянию жены, сходил за пакетом, занеся в палату Верин кулек с яблоками и сыром, вернулся и проводил жену до самых ворот больничного городка, в которые упиралась липовая аллея. Целоваться на прощание не стали. Надо расхлебывать Только к ужину Станиславу Сергеичу удалось наконец обрести утраченное равновесие. Холодно проанализировав случившееся, он решил, что отделался легким испугом. Утвердив собственный приоритет, Регина как будто успокоилась – во всяком случае когда он говорил с нею перед ужином, голос ее звучал вполне нормально. Они вновь обсудили Вадькино письмо, звонок Воеводы, потом она рассказала о какой-то своей знакомой, которая лечила рак у знахаря… О Вере не обмолвились ни словом. Вспомнив про Веру, Станислав Сергеич поморщился – вот с кем предстояло выяснение отношений! Получая на раздаче второе, он мысленно выстраивал будущий разговор. Главное сразу найти верный тон, а то эта гордячка может послать его к черту… Паровая котлета показалась ему безвкусной, диетическое пюре было приготовлено на воде, без спелого красного помидора TponoiyH навряд ли осилил бы свою порцию. Во время еды он никак не мог отключиться от стонов умирающего, доносившихся из палаты интенсивной терапии. Ничего, внушал себе Станислав Сергеич, он уже ничего не ощущает, это просто бесчувственное бревно, которое накачивают обезболивающими. В сущности это хорошая смерть – незаметно уснуть… Гриша в два счета одолел свою порцию, утер рукой рот и сходил за добавкой. С аппетитом принялся за вторую порцию пюре, хрумкая малосольным огурчиком. Провозившая мимо их столика свою двухэтажную тележку с ужином для лежачих, сестра с улыбкой посмотрела на мрачную физиономию Станислава Сергеича и спросила: «Хотите добавки?» Он улыбнулся в ответ и отрицательно качнул головой. – А мне, Ниночка? – тут же встрянул Гриша и лихо под-маргнул черноволосой шустрой сестричке. – А лопнешь! – весело воскликнула она, ловко маневрируя тележкой между столиками. – Ну девка, ни в грош ни ставит! – Беззлобно проворчал тот и с легкой завистью добавил: – В вас-то они сразу начальство признали. Посмотрев несколько минут информационную программу «Время» Тропотун покинул фойе и устремился к дальнему автомату. – Алло… – Верин голос был напряженным и холодным. – Добрый вечер! – как можно непринужденнее произнес Станислав Сергеич. – Добрый?! – переспросила она со злой иронией. – Ты уверен?.. – Хотелось бы так думать… – после виноватой паузы сказал он и прибавил осторожно, – когда ты ушла, я почувствовал такую пустоту… Как известно, женщины – жалостливые создания, поэтому Тропотун бил на жалость. На том конце провода молчали. – Чем занимаешься? – спросил он убитым голосом. – Смотрю познавательный фильм «Семья волков». – Название какое-то… – А у меня слабость к этологии! Станислав Сергеич решил, что Вера издевается над ним, однако главным сейчас было то, что она не бросает трубку, поэтому он продолжал: – Расскажи… Раздался недобрый смешок и возникла пауза – похоже размышляет, стоит ли вообще говорить. Все-таки нехотя, через силу, стала рассказывать. – Чтобы смоделировать образование волчьей стаи, в лесу огородили большой вольер. Сначала привезли Дон Жуана, молодого самца, и к нему подпустили подругу матерого самца Серого. Продолжать?