– Не хотелось беспокоить ваше высочество в столь неподходящее время – но дела, дела… – Какие это у тебя могут быть дела?.. – с презрением поинтересовался Станислав Сергеич. – Ежели я не человек во плоти и крови, – тут же принялся жеманничать упырь, – так у меня и дел важных быть не может?.. Вот, пришел побеседовать с тобою на душеспасительную тему. Станислав Сергеич зло хмыкнул: «А я думал – это в компетенции высшей инстанции!» – сказал он и ткнул пальцем в небо. – Каждому свое, товарищ Тропотун… – со значением заметил упырь, но тут же ухмыльнулся и стал насвистывать опереточный мотивчик. Сузив глаза, Станислав Сергеич злобно наблюдал за веселящейся нежитью. А упырь весьма неожиданно оборвал свой легкомысленный свист и, заглянув снизу вверх в лицо Тропотуна, с печальной фамильярностью спросил: «Ну что уставился? Первый раз видишь?.. Молчит… Эпитафию на себя сочиняет!..» При этих последних словах мерзости у Станислава Сергеича вытянулось лицо и во рту появился металлический противный привкус. – Не эпитафию на себя сочиняю, – еле сдерживаясь, заговорил он, – а общаюсь с природой. – Фу ты ну ты лапти гнуты! – развеселился упырь. – С природой он общается… А я по-твоему кто – природа? – И он придвинулся к Станиславу Сергеичу вплотную. Тот отшатнулся и холодно ответил: – Ты – моя галлюцинация. – Выходит, я не существую?! – В пространстве моего воображения ты существуешь. – Спасибо и на этом! – упырь приложил лапку к груди и поклонился слегка. – Все-таки, значит, существую… – и он захихикал отвратительным смешком. – Ты заткнешься? – вдруг взревел Тропотун. – Навязался на мою голову – еще и хохочет! – Не над тобой, не над тобой, – заверещал тотчас упырь своим пронзительным тенорком. – Над людьми вообще… – он снова откинулся на невидимую спинку и даже руки на нее закинул. При этом на его гнусной мордочке с перпендикулярно торчащими ушами-локаторами отразилось чувство собственного достоинства. – Если разобраться, – с важностью продолжал он, – вы существа преотвратные!.. Нас, нечистую силу, преследуете денно и нощно, проклинаете, анафемы всякие там придумали – а нет чтобы вовнутрь себя заглянуть! Басня у вас есть про стрекозу и муравья. Так вот вы – типичные стрекозы. Живете сиюминутным, о последствиях не задумываясь. И при этом называете себя цивилизованными людьми… Самое забавное, что именно цивилизованными!.. Где ни бывал, но такой удивительной тупости, как на Земле, встречать не приходилось! – он открыл пасть, поковырял между острыми зубками не менее острым когтем и посмотрел на Станислава Сергеича. – Берите пример с муравьев! Их цивилизации уже пара миллиардов лет – и они живут вместе с природой, а не вопреки природе. А вы?! – упырь саркастически осклабился. – Вы не продержитесь еще и ста лет!.. Никогда не видел такого стремления к коллективному самоубийству. Ха-ха! Жаль, что забеременев человечеством, природа не сделала аборт! Станислав Сергеич молчал с таким видом, словно только что сжевал лимон и теперь его мучает изжога. Мало того, что к нем намертво прилипла эта хвостатая дрянь, так теперь еще собственная галлюцинация учит его и все человечество уму-разуму… – Что это у тебя физия похоронная? – вдруг обратилась нечисть к уже порядком накалившемуся Тропотуну и, с удовольствием пронаблюдав, как розовеет от накопившегося раздражения его жертва, ехидно прибавила: – A-а… это ты себе памятничек прикидываешь покрасивше!.. Или уж потом супруга сама подберет?.. – закончил упырь со скорбной значительностью. Тропотун аж онемел от возмущения – да как эта пакость смеет?! – Смею-смею, – уверил его тут же упырь, однако отодвинулся от Станислава Сергеича подальше. – У тебя с пищеварением как – газы не мучают? – продолжал он очень серьезно. – Я тут на вечеринку попал и с одним литератором на брудершафт пил. Ты вообрази только, что он удумал! Нормальный человек до этого не додумается… Собрался заранее соорудить себе памятник, при жизни то есть. И какой… На массивной тумбе из черного мрамора стоит белая клизма (тоже мраморная), устремив острие в небо. И надпись на тумбе – «они неразлучны и за гробом…» Ну, каково?! – Врешь! Все врешь! Упыри не пьют! – А вот и пьют, – захихикал упырь. – Но литератор-то, а?.. Знает, что ничего путного не написал, так хоть через задний проход в бессмертие проскочить!.. В ответ Станислав Сергеич хотел было сказать что-нибудь обидно-остроумное, но внезапно увидел приближающихся к нему по тропинке Гришу и Блаженного Федора. «Брысь…» – зашипел он, быстро поворачиваясь к упырю, но того уже и след простыл. – Здравствуй, Слава! – сказал Федор, пожимая его руку. – Ни за что не разыскал бы тебя, да вот Григорий Ильич любезно согласился проводить. При этих словах Григорий Ильич напыжился и расцвел. – Я что… я ничего… делов-то… – забормотал он, глядя на Федора почти с обожанием. Почему русские так любят блаженных?.. Подумал Станислав Сергеич, окидывая Федора придирчивым взглядом: рубаха навыпуск, подпоясанная веревочкой, мятые штаны госпошива, сандалии на босу ногу и соломенная шляпа типа канотье, из-под которой торчали его пышные, тронутые сединой патлы. Интересно, на какой помойке он откопал этот шляпный экземпляр?.. Вполне искренне спросил себя Тропотун. Прямо музейный экспонат…. – Спасибо, что навестил, – сказал он, – присаживайся! – И вы садитесь, – пригласил Федор Гришу, кивая на скамейку. – Жена придет, – с досадой пояснил тот, а она у меня женщина серьезная… – и он зашагал обратно, всей своей спиною выражая глубокое сожаление. – Ты тут вроде обжился, – сказал Федор осматриваясь. Он снял свою уникальную шляпу и определил ее на сломанную перекладину скамейки, а потом заглянул Станиславу Сергеичу в глаза. Этот испытующий взгляд, казалось, проник через зрачки в самое нутро его существа, и Тропотун поспешно отвернулся и стал прикидывать, какую тему для разговора избрать. Не найдя ничего лучшего, он начал описывать бывшему сокурснику обитателей онкологического отделения, потом переключился на умершего мужчину, потерял искренний тон и сбился на патетику. Особенно ему понравился собственный рассказ о пережитых ночью ужасах – это говорило о глубинах его натуры и к тому же солидно звучало. Но при этом Станислав Сергеич вовсе не хотел выглядеть нытиком, наоборот, он стремился подчеркнуть собственную несгибаемую волю и непреклонное мужество. Блаженный Федор слушал, не перебивая. Более того, глаза его неоднократно наполнялись слезами. Когда польщенный таким вниманием Станислав Сергеич закончил свою исповедь, он схватил его руку и горячо заговорил: – Это хорошо, что ты здесь! Радуйся! В этом знамение… Удивленный подобной реакцией, Тропотун чуть отодвинулся от него. – Да-да, радуйся! – Федор придвинулся к нему, пожирая фанатично блестевшим взором. – Ты избран – и это твое испытание!.. Совсем псих… Растерянно подумал Станислав Сергеич, снова незаметно отъезжая по сиденью от Федора. – Какое испытание? – спросил он ровным голосом. – Я тебя не понимаю. Ты хоть в Бога-то веруешь? – Это неважно! Я за плюрализм в вере. Видишь ли, каждый человек, а если взять шире – каждый народ, имеет своего Бога. Мы, русские, – православного. Но ведь и католики, и кальвинисты, и лютеране, и квакеры это тоже христиане. А есть еще мусульмане, буддисты, язычники, наконец мистики… У них у всех существует собственная идея Бога. То есть на мой взгляд, Бог воплощается в каждом народе по-своему. Поэтому к познанию Высшего Существа имеется бесчисленное количество путей: христианство, буддизм, йога, магометанство… – Понятно, – мрачно сказал Станислав Сергеич. – Для тебя Бог – абстрактная идея. – Не идея, а чувство, – возразил Федор. – Я нахожусь с Ним в постоянном контакте. – А, ну да… – со скрытым сарказмом кивнул Тропотун. Так и есть! Сказал он себе с оттенком удовлетворения. Типичный шизофреник. Новый Мессия из кочегарки!.. – И за что же мне ниспослано испытание? – спросил он вслух. – Не «зачто», но «для чего»! – поправил Федор. – Чтобы, приняв страдание, ты потом пришел к Богу. – Неужели для этого нужно умереть? – устало сказал Станислав Сергеич. – То, что с человеческой точки зрения абсурдно, там имеет свой, высший, смысл… – доверительно пояснил Федор. Вот именно, «там»!.. С горькой иронией усмехнулся про себя Тропотун. Впрочем, что он может мне сказать?.. Ушел Блаженный Федор внезапно. Вдруг поднялся, нахлобучил на голову чудо-шляпу, буркнул – привет! – и торопливо зашагал по тропинке прочь. Станислав Сергеич молча провожал его глазами. У него возникло четкое ощущение, что Федор устремился на одному ему слышимый зов. Ощущение это не основывалось ни на чем реальном, однако он не сомневался в его правильности. Окончательный приговор В отделении было тихо – больные свято чтили послеобеденный сон. Подложив под спину подушку, Гриша полулежал на кровати с развернутой газетой в руках. На его толстой переносице сверкающей металлической бабочкой присели очки в золоченой оправе. Серьезная Гришина рожа настолько не соответствовала изящным модным очкам, что Тропотун едва удержался от смеха. Чтобы скоротать время, он взбил подушки, растянулся на постели и принялся рассеянно листать журнал «Наука и жизнь». Наткнувшись на смоделированный на компьютере сценарий ядерной войны, Станислав Сергеич заинтересовался. В первые же часы ядерной катастрофы на месте бывших городов возникнут гигантские костры. В них сгорит все, потому что при огромных площадях пожаров образуется огненный вихрь – торнадо – со сверхвысокой температурой пламени. На десятки километров ввысь взметнутся тучи пыли, потом поднимутся сажа и пепел от горящих городов и лесов. Они укутают землю плотным непрозрачным облаком, и наступит долгая ночь. Без солнечной энергии земля быстро остынет, ее скует лютая стужа – настанет ядерная зима… Тропотун отложил журнал и задумался. В молодости ему часто снились кошмары, в которых начиналась атомная война. Он куда-то бежал, заползал в какие-то земляные щели, опускался в заброшенные шахты – а следом катился неумолимый огненный вал, от которого не было спасения ни на земле, ни под землей… Но постепенно крывшийся в подсознании страх сделался привычным, сны потускнели и затем прекратились вовсе. Гриша зашуршал своей газетой и вдруг спросил: – Как вы смотрите, Станислав Сергеич, война будет или нет? Тот невольно вздрогнул – Гриша словно прочел его мысли. – Будет, – сказал Тропотун мрачно. – Умение договариваться не входит в число людских добродетелей!.. – прибавил он с печальным сарказмом. – Про добродетель это вы верно, – вздохнул Гриша. – И чо они, сукины дети, думают? Мы же им мир предлагаем – а они нам кукиш в кармане! – Видишь ли, Григорий, они считают, что это мы им, выражаясь фигурально, кукиш в кармане держим… То есть говорим о мире, а сами к войне готовимся. – Ага, спим и видим! – презрительно хмыкнул Гриша. Потом сел на кровати, опустил босые ноги на пол и задумался. – Что же, – после продолжительного молчания снова заговорил он, – ничего нельзя сделать? – Политика… – многозначительно произнес Тропотун. – Говорится одно, подразумевается второе, делается третье… Как в детективе! И потому подходить к политике надо с позиций детективного жанра. Первый вопрос детектива-профессионала – кому это выгодно?.. – Ну да, – глубокомысленно заметил Гриша, – империалистические хищники, военно-промышленный комплекс… Станислав Сергеич поморщился от излишне прямолинейного замечания собеседника, однако продолжал: – Это экономический аспект проблемы. Но существуют еще биологический, социопсихологический… – он уже сам увлекся собственными рассуждениями. – Взять, скажем, крыс. Бывают годы, когда численность крысиной популяции на ограниченной территории вдруг возрастает скачкообразно. И это приводит к резкому всплеску видовой агрессивности и стремлению данной популяции распространиться на как можно большую территорию. – Люди все-таки не крысы! – явно обиделся Григорий. – Но тоже млекопитающие. И как одному из видов млекопитающих им свойственна видовая агрессивность. В сущности, вся история человечества это история непрерывных войн. Под собственную биологическую агрессивность можно подвести любую религиозную или же идеологическую базу – цель оправдывает средства! – Как вы повернули… – удивленно покачал головой Гриша. – Получается, люди будут воевать всегда? – Во всяком случае, люди должны отдавать себе отчет, что произошли не по прямой линии от ангелов, а в результате эволюции и межвидовой борьбы от волкоподобных гоминидов – плотоядных и агрессивных созданий. Чем меньше человечество станет заблуждаться на свой счет – тем для него лучше.