— И что выпытали? — Где прячутся Мишка Иванов и Тихон Качанов. — Местные знаменитости, что ли? — В некотором роде, — кивнул коллежский регистратор. — Известные налетчики, на каждом кровь. Два года их найти не могу, сукиных детей! Когда был в Ростове еврейский погром, они под шумок разбили ювелирный магазин Прехтля на Московской улице. А хозяина и приказчика зарезали. Я думал даже: сбежали ребята из города. Как в воду канули. И вот оказалось, что нет, живут у меня под боком. В Ткачевском переулке, в доме нумер одиннадцать. И в ус не дуют. — Мы с Петром сегодня ночью бродили по этому переулку, может, и мимо прошли. — Я сам сто раз мимо прошел, — со злостью сказал Блажков. — Но теперь все, теперь шутки кончились. Лично поймаю стервецов, хоть удовольствие получу. — А меня в компанию возьмете? — спросил Алексей Николаевич, хотя валился с ног от усталости. С ним в Ростове вообще творились удивительные вещи. Вроде бы, достигнув высоких чинов, сыщик остепенился, заплыл жирком и уже не рвался в бой. Пусть юность рысачит, а старость поглядит. Но в этом городе в коллежском советнике проснулся прежний задор. То ли хотел покрасоваться перед своей женщиной и сделаться ненадолго моложе. То ли общение с ростовскими коллегами, храбрыми и достойными людьми, заставило подтянуться. Но факт то, что Лыков с прежним презрением к опасности взялся помогать Блажкову и Англиченкову. Чудеса, да и только… — Не возьму, — отрезал начальник отделения. — Не все вам с Петькой мед хлебать, оставьте и мне чуток. И потом… слишком они опасные. Хватит с вас ночных приключений. Так и не взял питерца, отказал наотрез. В результате в Ростове опять загремели выстрелы. Блажков пошел на задержание со своими людьми, а для усиления прихватил конную полицию. Бандиты сидели на лавке перед домом. Увидев наряд, они без раздумий открыли по нему огонь из револьверов. Сыскному городовому Болгову пуля попала в правую руку и раздробила кость. Городовой Четвертого участка Шатров получил пулю в ногу. Полиция тоже не стала церемониться и ответила из винтовок. Иванову угодили в левый бок, и он умер, не доехав до больницы. Второй бандит, Качанов, сумел убежать, но недалеко. Утром его взяли в Никольском переулке и заперли в губернскую тюрьму. За вооруженное сопротивление властям уголовного ждала виселица, поскольку Ростов оставался на положении усиленной охраны. Еще один удар бандитам нанес Англиченков. Сле-дующим вечером он во главе наряда городовых задержал в отгороженной части Александровского сада шайку известных налетчиков. Тут тоже не обошлось без стрельбы. Один громила по фамилии Меерович был ранен, еще двенадцать человек сдались, а несколько самых отчаянных перелезли через забор и скрылись. И наконец, облава одновременно в обоих городах дала еще три десятка арестантов. Босяки, бесписьменные [31] и прочий сброд были высланы по этапу к местам прописки. В итоге полиции удалось на время сбить волну уличной преступности. Уголовные притихли, зализывая раны. Лыков во всем этом не участвовал. Сыскные не взяли его даже на облаву, велели отдохнуть. Он занялся наконец ревизией, для которой и приехал сюда. Алексей Николаевич разобрал переписку в канцелярии градоначальства, изучил приказы полицмейстера. Поведение властей в дни вооруженного восстания оказалось ниже всякой критики. Граф Коцебу барон фон Пильхау потакал черносотенцам и, видимо, поощрял случившийся в октябре погром. Но, когда узнал от охранного отделения, что на него готовится покушение, срочно заболел. Исправлять должность градоначальника стал другой фон — начальник порта фон дер Вейде. Но и тот вскоре почувствовал, что здоровье его сильно расстроено… Следующим «и.д.» стал полицмейстер Прокопович и быстро расписался в своем бессилии. В результате высшим должностным лицом в городе пришлось быть окружному воинскому начальнику полковнику Макееву. Он сумел подавить вооруженное восстание и навести порядок, пока граф Коцебу прятался на казенном винном складе под охраной казаков. Уже в замиренный Ростов приехал Драчевский и стал пятым подряд градоначальником за год! Лыков смотрел бумаги, делал выписки, запрашивал у канцелярии справки и уточнения. М-да… Что ж так долго тянули с уничтожением боевых дружин? Если бы не загадочный взрыв арсенала революционеров на заводе «Аксай», неизвестно, сколько бы еще продолжались уличные бои. Полиция растерялась, жандармы почти совсем ей не помогали, только армия и спасла положение. Но тогда все метались, начиная с государя и кончая постовыми городовыми. Чего теперь судить задним числом? Коцебу и Прокоповича выкинули со службы, Вейде отсиделся в порту, где и по сей день командует. Среди общей полиции остались чины, в отношении которых все еще велось следствие за различные проступки, совершенные в смутное время. На ниточке висели судьбы чуть не десяти человек. Один превысил власть, второй, наоборот, спал на ходу, у третьего в участке пропали вещественные доказательства. Сыщик решил не подливать масла в огонь и дать судейским сделать свое дело. Акт ревизии получится беззубым, да и шут с ним. Зато местные администраторы из благодарности не станут препятствовать дознанию командированного. Лыков встретился с генерал-губернатором, изложил ему свои взгляды, и они обо всем договорились. Довольный услышанным, Зворыкин обещал не вмешиваться в дела питерца. Полицмейстер Липко почуял, чем пахнет, и тоже устранился от надзора за сыщиком. Так Алексей Николаевич развязал себе руки. Он сообщил об этом Блажкову — чтобы тот меньше переживал, что согласился на секретную операцию, не поставив в известность начальство. Но в самой операции возникла пауза. Меньшого Царя зарыли, два оставшихся спрятались. Надо было ждать. Внедренный в банду освед Чумаченко смог передать записку, что ему вроде бы поверили. Заперли на время в притоне и велели носа на улицу не казать. Средний Царь должен был лично принять решение насчет парня. Для этого им придется встретиться! Сыщики держали кулаки на удачу. От скуки коллежский советник уступил не имеющему чина и сходил с ним на чемпионат по французской борьбе. Тот шел в цирке Лара на арене циклодрома Асмолова. Сначала дали обычное представление, публика валила валом, было много женщин и детей. Выступал известный клоун-дрессировщик Дуров со своей антропозоологической труппой. В первом отделении тридцать две дрессированных свиньи изображали взятие крепости. Затем клоун вывел на арену три тысячи ученых крыс, Лыкову даже стало не по себе от этой серой армии. Борьба началась в час ночи и собрала несколько сот зрителей. Большинство из них были выпимши. Детей уже увели спать, но в первых рядах сидели богатые купчихи, высматривали себе любовников среди атлетов. Сыщики посмотрели схватку главной звезды турнира, француза Робинэ, с чемпионом Турции Сали-Сулиманом. Француз был разрекламирован как чемпион мира, получивший золотой пояс от английского короля. Лыков в Петербурге ходил на борьбу, следил за известными атлетами и знал, что никаких поясов английские короли не раздают… Француз уложил турка на ковер эффектным, явно подстроенным броском. Потом ему вывели «разъяренного» быка, который на самом деле оказался спокойным и даже несколько сонным. Бороться бык не хотел. Робинэ повыделывался с ним, кое-как повалил и удалился, освистанный публикой. Все оживились, когда на арену вышел самый сильный местный житель, нахичеванский кузнец Тащиев. Атлет-любитель схватился с Морре-Чеховским. Бились они двадцать минут и закончили ничьей. Тащиев не знал приемов и не смог одолеть ловкого циркача. Но в мощи он не уступил, и народу это понравилось; богатыря проводили аплодисментами. Петр подзуживал командированного тоже выйти на арену и надрать кому-нибудь холку. Лет двадцать назад Лыков, возможно, так бы и сделал. Теперь он лишь посмеялся. В поднятии тяжестей коллежский советник и сейчас дал бы фору многим циркачам. Но вот борьба… В схватке с молодым соперником легко получить травму. И как тогда вести дознание в чужом городе со сломанной рукой? Через несколько дней Лыков увиделся наконец со своим помощником в трактире Борзенко на Старопочтовой улице. Трактир использовался сыскной полицией для встреч с негласной агентурой. Азвестопуло предстал перед начальником в необычном виде — голова и рука забинтованы, под глазами желтые круги. — Что с тобой случилось? — поразился коллежский советник. — Плохо иметь дело с дураками… Сергей рассказал, что часть террористов, которые готовили покушение на градоначальника Одессы Григорьева, удалось арестовать. Остальные улизнули. При задержании были захвачены бомбы. И когда одну из них несли разряжать, произошло несчастье. Саперный поручик Казаров во дворе Петропавловского участка неосторожно уронил бомбу. Раздался взрыв, в результате которого погибли сам поручик, городовой и письмоводитель. Шестеро полицейских, и Азвестопуло в их числе, были ранены. — Сильно тебе досталось? — Контузило, теперь спать не могу. Голову задело, но по касательной. Повезло… — А что вообще творится в Одессе? — Там хаос, — принялся рассказывать титулярный советник. — Григорьев, как узнал про готовящееся покушение, сразу подал министру рапорт об отставке по болезни. — Напугался? — Напугаешься тут! Предшественника Григорьева, генерала Карангозова, недавно застрелили в Кисловодске. Почти в тот же день в самой Одессе кинули бомбу в пристава Бульварного участка. Приставу оторвало обе ноги, он умер, не приходя в сознание. Тяжело ранены его помощник, околоточный, двое городовых и случайные прохожие. На станции Одесса Малая каждый день идут уличные бои… — За шпалы дерутся? — удивился Лыков. — За товар. Там главный материальный склад Юго-Западных железных дорог. И вооруженные бандиты стараются его подломать. Охрана отстреливается, к ней на помощь приходят соседние караульщики, и только так, общими силами, удается отбить атаки. Человек пятьдесят с обеих сторон лупят почем зря, патронов не жалеют. Сторожа пока держатся… — А полиция не участвует? — Полиции некогда, других дел хватает. Да и трудно им. В день, когда я уезжал, обстреляли наших из пролетки. Просто ехали мимо патруля и открыли на ходу огонь. Околоточного и обоих городовых — наповал, и опять задели прохожего. А сами скрылись. — И все же их генерал трус! — жестко констатировал Алексей Николаевич. — Испугался он. А другие почему не боятся? То, что ты рассказал, творится по всей империи. Но большинство людей не бегут с должностей, а исполняют свой долг. Азвестопуло вдруг усмехнулся: — Знаете, кто вместо Григорьева будет градоначальником Одессы? Ваш лучший друг, генерал-лейтенант Новицкий. — Этот старый кретин? — поразился Лыков. — Ему сто лет в обед, и последние мозги в голове моль съела! Новицкий тридцать лет прослужил начальником Киевского губернского жандармского управления. С годами в нем развились чрезмерное самомнение, хамство и уверенность в своей безнаказанности. Когда сыщик был в Киеве, у него с генералом случился конфликт [32]. Новицкий вообще обладал талантом настраивать против себя всех порядочных людей. В итоге зарвавшегося жандарма отправили на покой. Он поселился в Москве и стал писать мемуары о том, как в одиночку спасал Россию от террористов. Теперь об идиоте вдруг вспомнили и снова позвали в держиморды… — Ладно, черт с ним. Скажи, как здоровье Радзишевского? Радзишевский был заведывающим Одесским сыскным отделением. В последнее время сразу несколько банд вынесли ему смертный приговор. Сыщик был очень осторожен, в частности, он никогда не ел и не пил вне дома. Лишь раз в день баловался чаем в собственной канцелярии. Но недавно потерял бдительность и поужинал в саду «Аркадия», и в результате чуть не умер — еда оказалась отравлена. — Перед моим отъездом ему стало лучше, — сообщил Сергей. — Впервые смог принять пищу, а то неделю кормили его бульоном через трубку. Выкарабкается. — Слава богу. А теперь слушай меня внимательно. У нас тут, как в Одессе, расслабляться не дают. В Ростове правят братья Царевы… Коллежский советник разъяснил своему помощнику ситуацию и поставил задачу: проникнуть в Чертов отряд. Для этого Сергей должен поселиться в Нахичевани, лучше поближе к укрытию стодесятников, и привлечь к себе их внимание. Беглый бандит, которому жарко стало в Одессе, и он перебрался сюда. С виду мошенник, дающий объявления о фабрикации протекторов [33], но это лишь ширма. А на самом деле лихой человек, умеющий управляться с метательными снарядами. Ищет союзников и вообще себе на уме… — А вы? — спросил титулярный советник. — Я буду ждать от тебя новостей. И не один, а с местными сыщиками. Тут есть сыскное отделение, и служат в нем весьма приличные люди, я тебя с ними познакомлю. Они тоже ждут не дождутся, когда ты начнешь действовать. Главная наша задача — это уничтожить оставшихся «царей» руками стодесятников. Там люди военные, решительные. Предложи им захватить Ростов. Перебить опасных, а оставшихся подчинить себе. Как ты понимаешь, они захотят тебя проверить. Атаманом у стодесятников некий Цецохо, из штрафованных солдат. В октябре пятого года выступил одним из зачинщиков бунта в Воронежском дисциплинарном батальоне. Получил десять лет каторги, сдернул и теперь здесь, во главе банды таких же беглых вояк. Я запросил его дело, но пока не получил, поэтому подробностей сообщить не могу. Придется тебе самому искать подходы. Азвестопуло взял у начальника двести рублей на обзаведение и удалился. А Лыков лег спать пораньше, радуясь, что Ольга уехала и он снова один. Когда занимаешься опасными делами, думать лишь о себе намного легче. Впрочем, он не один! Появился Сергей. И в роли, которая сулит ему немалые риски, много больше, чем у его шефа… Назавтра было 3 июня. Сыщик встал поздно и спустился в ресторанный буфет уже в десятом часу. Народу там оказалось мало, но в воздухе витало напряжение. И жильцы, и обслуга с одинаково озабоченными лицами обсуждали что-то вполголоса. Сыщик схватил газету: так и есть! Государь распустил Вторую Государственную думу. Знающие люди предрекали это уже давно. Столыпин не мог наладить взаимодействие с левыми, а правых было недостаточно для проведения нужных власти законов. Сыщик ушел с газетой в читальную комнату и сел в кресло. Как там батюшка-царь мотивировал? «К прискорбию Нашему, значительная часть состава Второй думы не оправдала ожиданий Наших. Не с чистым сердцем и желанием укрепить Россию и улучшить ее строй приступили многие из присланных населением лиц к работе, а с явным стремлением увеличить смуту и способствовать разложению государства. Россия продолжает переживать позор преступного лихолетия…» Также государь ввел своим указом новый избирательный закон, что было нарушением им же утвержденных правил, и объявил выборы в Третью думу начиная с 1 сентября. Алексей Николаевич обдумывал прочитанное, когда в комнату тихо вошел незнакомец. Высоченный, с рябым лицом, и ухмыляется не по-доброму, показывая золотую фиксу. Одна бровь выше другой. Что-то знакомое… Вдруг сыщик понял, что это Хан Иван. Бандит закрыл за собой дверь и развязно сказал: — Ну, здорово! — Здорово, гамадрил. — Че? Это че за слово? Че значит? — Гамадрил? Обезьяна есть такая, большая и глупая, навроде тебя. — Смеешься? Ну-ну. Посмейся напоследок. Это ты, пес, Меньшого Царя убил? — Я. А ты будешь следующим. Хан Иван вынул револьвер. — Да? А что на это скажешь? Браунинг сыщика остался в номере. Оказывается, уже и в буфет надо ходить при оружии… Он пошарил по столу и схватил куп-папье [34] из черного эбонита. — Подходи, обезьяна, посмотрим, на что ты годен. Лыков был напуган, хоть и храбрился для виду. Он лицом к лицу с опаснейшим убийцей, безоружный, а у того смит-вессон. От ножа сыщик попытался бы отбиться стулом. А как отбиться от пули? Вот проклятье… Но тут дверь распахнулась, и в комнату вошли четверо приказчиков из соседнего магазина. Они оживленно спорили насчет роспуска думы и не обращали внимания на немую сцену по соседству. Хан Иван убрал оружие и быстро удалился. Лыков не стал его преследовать, а так же быстро поднялся в номер и схватил пистолет. Уф… Теперь он даже в нужник будет ходить с оружием! Это было первое потрясение сыщика в трудный день 3 июня. Он немного пришел в себя, опять спустился в буфет и пытался позавтракать. Но еда не лезла в рот. Ведь если бы не случайность, сейчас доктор Линдеберг уже готовился бы к вскрытию тела командированного. Алексей Николаевич потребовал расчет и съехал из «Европы». Покружил на извозчике по центру и велел везти его в градоначальство. Зворыкина на месте не оказалось. Лыков в телефон вызвал на подмогу Англиченкова. Петр явился, как всегда шумный и веселый. Увидев лицо питерца, он напрягся: — Что случилось, Алексей Николаевич? — Хан Иван приходил. В буфет, где я газетку почитывал. — Когда? — Да только что. — А браунинг? — В номере лежал. Не ходить же чай пить при оружии? Это я раньше так думал. Надзиратель всмотрелся в питерца: