— Увы, ваше высокоблагородие, — перешел на официальный тон коллежский регистратор. — Можете так и указать в докладе: Блажков просмотрел. Сил не хватает на старые язвы, а тут новые уродились! Он схватил бумаги и швырнул их на пол: — Тьфу! Все трое сидели нахмурившись. Лыкову было неловко за коллег. Действительно, Ростов не Петербург и не Варшава, такие вещи надо замечать. А тут почти три десятка новых притонов как снег на голову… — Ладно, продолжим, — заговорил Англиченков. — Я начал про нашего осведа. Гришка сообщил, что его привезли именно в Говняровку. Вот там он и предстал пред очи Среднего Царя. Аудиенция длилась десять минут. Прохор Иваныч интересовался, как парню удалось бежать. Видно, подозрения остаются. — А вы наказали конвоиров? — забеспокоился Лыков. — Конечно. Вышло в приказе по полиции: три дня ареста обоим городовым. Они будто бы были пьяны, когда вели Чумаченко в тюрьму. У одного именины в тот день были, вот и налили по лампадке. Обычное дело, увы — не в первый раз. — Думаешь, Прохор поверил? — Судя по всему, да. Все-таки они из одной станицы. Парня поселили — ни за что не догадаетесь где. Ну? — На фабрике синьки, — бухнул питерец. Ростовские сыщики были поражены: — Алексей Николаевич, но откуда?! — Фабрика Липявкина, бывшая Несмашного. Так? — Так… Но… А… Лыков в двух словах сообщил об открытии своей подруги. Ростовцы покачали головами: — Все сходится. Вот и базис отыскался. Отыскаться-то отыскался, но что дальше? Налететь, проверить документы и забрать подозрительных? Это ничего не даст. Хорошо, если попадутся те, кто в розыске. На них есть карточки с приметами, иногда даже с фотографией. А неизвестные преступники или скрывающие свою личность? Против Среднего Царя ничего нет, его даже не арестуешь, поскольку не за что. Сыщики разорят гнездо, но не уничтожат банду. Та переберется на другое место, которое придется искать заново. Идея Лыкова разобраться с одними злодеями руками других была продуктивнее. В развитие ее Алексей Николаевич рассказал коллегам о встрече с Азвестопуло. Он возлагал на своего помощника большие надежды. — Ну, теперь у нас два глаза, а не один, — подытожил Блажков. — Надо подождать, пока они привыкнут к темноте. Глава 9 С новой силой Сыщики допили чай, Лыков собрался уходить, как вдруг появился надзиратель Ракогон. — Ага, — сказал он с ехидцей, — все здесь, и даже командированные из столиц. — Что случилось, Порфирий Иванович? — встревожился Блажков. — Мертвяк валяется, вот что. — Где? — подскочил как на пружинах Англиченков. — И чей? — У водоразборной колонки, возле солдатской синагоги. А чей — надо ехать, выяснять. Сыщики набились в дежурную пролетку и поехали в Четвертый участок. На углу Тургеневской улицы и Казанского переулка Алексей Николаевич увидел свежеокрашенное здание. — Синагогу выстроили отставные солдаты из евреев, — пояснил Блажков. — Потому ей такое название. Главная-то на Воронцовской улице, а солдатская вроде как второй сорт. — А на вид будто только что построили. — Сгорела во время погрома, недавно лишь подновили. Перед синагогой стояла колонка, возле нее распласталось тело. Городовой, охранявший его, козырнул начальству и отошел. Сыщики тщательно осмотрели труп. Мужчина лет двадцати пяти, крепкий, мускулистый. Одет в ношеную кубовую рубаху, на ногах готовые сапоги; только картуз новенький, с лаковым козырьком. Документов в карманах не отыскалось. В груди, там, где сердце, чернела аккуратная дыра. — Ну, что думаете? — спросил у своих коллежский регистратор. — Загорелый, однако, — обратил внимание шефа Ракогон. — И лицо как будто знакомое. Не грек? — Греки — щеголи, а у этого денег лишь на картуз хватило, — возразил Англиченков. — Стрижен коротко, как беглый каторжник, — вставил свое наблюдение Лыков. — А это, случаем, не стодесятник? Блажков молча гонял желваки по лицу. Потом подозвал городового: — Свидетели происшествия есть? — Никак нет, разбежались. — А ты сам как узнал? — Я-то? Да на посту стоял, мое место — перекресток Казанского и Почтовой. Услышал свистки, дворник зовет. Явился, а он уж не дышит. — Приведи сюда дворника. Городовой побежал выполнять приказание, а сыскные начали осмотр места происшествия. Когда перевернули тело, под ним оказался финский нож с рукояткой из медных колец. — Ну вот, другое дело, — удовлетворенно сказал Яков Николаевич. — В каком смысле? — не понял Лыков. — Да я смотрю и думаю: что-то он не похож на простого обывателя. Теперь ясно, что это за птица. — Уголовный? — А сами не видите? Знакомый ножик, встретился мне похожий по весне. Такие выделывают в Кутомарской тюрьме. Видать, парень недавно оттуда. — А почему недавно? — Если бы давно, я бы его уже знал. Лыков напряг память: — Из Кутомарской? Оттуда сбежал Прокопий Цецохо. И с ним еще восемь человек. Так у дознания появилась первая ниточка. Вторую дал дворник, который видел момент убийства. По его словам, трое недоброго вида мужиков терлись возле синагоги. Они кого-то поджидали снизу, со стороны Дона. Курили, зло переругивались — одним словом, нервничали. А гости появились внезапно, с другой стороны, и тоже трое. Командовал ими рослый парень с золотой фиксой во рту, одна бровь выше другой. Он без лишних слов вынул нож и напал. Когда пролилась кровь, уцелевшие бросились бежать в сторону Соборной площади. А парень с фиксой плюнул на труп врага и увел своих в подворотню. Все заняло меньше минуты. — Ну вот и версия, — констатировал Англиченков. — Хан Иван проучил стодесятников. Видать, они начали город делить и доделились. — Теперь жди войны, — подхватил Ракогон. — Стодесятники ведь бывшие солдаты? Их так просто на испуг не возьмешь. — У «царей» больше штыков, — напомнил Петр. — Сколько там сбежало с каторги? Девять? Теперь осталось восемь. И как они осилят полсотни «царевских» головорезов? — В Чертов отряд, по агентурным данным, входит более десятка, наверно, кто-то еще к ним прибился, — уточнил Блажков. — Но все равно мало, чтобы сразиться с Богатяновкой. Он покосился на Лыкова. Ракогону не полагалось знать об идее питерца развязать в Ростове войну между бандами. И Яков Николаевич молча давал понять, что идея-то спорная. Вон ребята устроили стычку у синагоги. И что на итог? Потеряли бойца и позорно сбежали. — Однако Хана Ивана пора окоротить, — возмутился питерец. — Совсем распоясался. На коллежских советников нападает. Петр помахал огромной ручищей: — Попадись он мне, я ему — ух! — Или он тебе, — съязвил Ракогон. Сыскные стали писать протокол, а Лыков ушел. Он заглянул в градоначальство, где узнал, что на его имя пришла наконец посылка из Департамента полиции. Это были выписки из дела о восстании в Воронежском дисциплинарном батальоне. Там могли быть подсказки, как ловить Цецохо и его людей. Алексей Николаевич засел в номере и стал изучать присланные материалы. Батальон стоял в слободе Придача в окрестностях Воронежа. Туда ссылали в качестве наказания провинившихся солдат. Шла война с Японией, на которую призвали ратников из деревень. Мужики воевать не хотели, да еще социалисты мутили воду. В результате в батальоне скопилось девятьсот семьдесят нижних чинов, из которых около ста были самого преступного поведения. Они и стали зачинщиками бунта. Два десятка офицеров не могли справиться с этой массой, но жестоким обращением с заключенными усердно приближали бурю. И в итоге гром грянул.