Основанием для недовольства стала плохая пища. Толпа нижних чинов вышла на плац и потребовала улучшить питание. Начальник батальона приказал разогнать их, но переоценил свои силы. Среди бунтовщиков оказались умелые зачинщики. Солдаты взломали цейхгауз и захватили винтовки. Началась охота за ненавистными офицерами и унтерами. Один офицер был убит, остальные спаслись бегством. Восставшие захватили казарменный городок и после этого разделились. Часть с оружием в руках двинулась по дамбе на Воронеж, чтобы освободить из тюрьмы заключенных. Их остановили перед Чернавским мостом верные правительству части — две роты пехоты и казаки с драгунами. Последовала вялая перестрелка с обеих сторон. Простояв возле моста полдня, неудавшиеся освободители вернулись назад. Тем временем вторая часть бунтовщиков занималась привычным делом. Вожак восстания Малиновский, популярный в батальоне пьяница и балагур, направил своих собутыльников громить винный склад. Солдаты перепились, зажгли казармы и несколько жилых домов в самой слободе. Начались грабежи и насилие. Безобразие длилось всю ночь, а утром в Придачу вошли войска, и перетрусившие бунтовщики стали сдаваться. Более пятисот нижних чинов бросили оружие без боя, остальные рассеялись по окрестным деревням. Придача находилась на возвышенном месте, со всех сторон окруженном непроходимыми болотами. Сотни беглецов с оружием в руках, спасаясь от наказания, присоединились к крестьянским восстаниям. Их пришлось долго ловить, некоторые при аресте погибли. Военный суд приговорил двадцать шесть застрельщиков к каторжным работам на срок от четырех до двенадцати лет. Семнадцать человек были отданы в исправительные арестантские роты, одиннадцать остались в дисциплинарном батальоне, но им значительно увеличили срок наказания. Таганрогский мещанин Прокопий Цецохо попал на воинскую службу в 1904 году. Он отличился еще в воинском присутствии, куда его вызвали для определения возраста по внешнему виду. Нахамил членам присутствия, ударил врача… Буяна призвали в 136-й Таганрогский пехотный полк. Новобранец держался вызывающе: дерзил командирам, подбивал других к неповиновению. Затем попался на воровстве патронов. Терпение начальства иссякло, и Прокопия сунули на два года в Воронежский дисциплинарный батальон. Он и тут не угомонился. Цецохо выступил одним из зачинщиков бунта, участвовал в убийстве офицера, грабил обывательские дома. Потом три недели скрывался в лесах. Собрал вокруг себя шайку из таких же беглых нижних чинов и промышлял разбоями. Участвовал в убийстве семьи помещика Мержвинского — были зарезаны муж, жена и двое детей, при этом взрослых пытали, чтобы выдали тайники с деньгами. За такие «подвиги» злодею полагалась бессрочная каторга, но свидетели отказались от прежних показаний. Цецохо получил десять лет и поехал в Горный Зерентуй. В каторжной столице заправляли «иваны», и стодесятникам обещали жаркую встречу… В январе 1907 года сорок пять бывших солдат прибыли в тюрьму, и состоялась знаменитая битва. Новичкам помогло то, что за день до этого конвойные застрелили главного заправилу, уголовника-рецидивиста Большого Сохатого. Тот совсем потерял чувство меры и в пьяном угаре зарезал надзирателя. Ослабленные смертью вожака, «иваны» не справились с солдатами. Те ворвались на кухню, где бандиты ждали их с ножами и гирями. Увидев с полсотни решительно настроенных арестантов, уголовники перетрусили и стали разбегаться. Их ловили и лупили смертным боем. После этой победы администрация всполошилась. Цецохо с подельниками перевели в Кутомарскую тюрьму, откуда они вскоре сбежали. Алексей Николаевич выписал фамилии подельников. Пятеро были земляками атамана, родом из Таганрога. Из них трое русских: Герасим Авцын (правая рука негодяя), Яков Бородавкин, Иван Подосинников — и два грека: Апостол Папаяниди и Сильвестр Добудогло. К банде прибились двое армян, призванных из Мариуполя: Царук Аджибабов и Мкртчич Тер-Якопянц. Все нижние чины характеризовались начальством крайне отрицательно. К делу были приложены фотокарточки беглецов анфас и в профиль. Следовало размножить их и раздать постовым, но коллежский советник решил этого не делать. Пусть Азвестопуло сблизится с бандой. Стодесятники пока нужны на свободе, чтобы биться с «царями». Их адрес и состав известны, карточки есть; в случае необходимости взять банду будет несложно. Лыков обратил внимание на два обстоятельства. Во-первых, фото членов банды из присланного дела не подходили к убитому сегодня уголовному. Это был кто-то другой, не служивший в Воронежском батальоне. Тем не менее он прибился к Чертову отряду и был вооружен финкой кутомарской работы. Получается, в банде больше штыков, чем представлялось сыщикам. Во-вторых, наличие там двух армян тоже было новостью. Отряд прятался в Нахичевани — городе, где армяне заправляли. Значит, уголовники этой нации также могли усилить стодесятников. Особняком в папке лежали материалы на Хана Ивана. Он оказался хорошо знаком Департаменту полиции. Настоящие имя и фамилия — Иван Кухта. Сын сверхсрочнослужащего унтер-офицера из Ферганской области. 17 мая 1898 года там произошло печально знаменитое Андижанское восстание. Несколько тысяч фанатиков напали на казарму четвертой роты Двадцатого Туркестанского линейно-кадрового батальона. Люди не ожидали нападения и спали в помещении без стен, когда их вдруг стали резать. Унтер Кухта сумел вырваться из рук бунтовщиков и прибежал в пятую роту. Она и спасла тех, кто продержался четверть часа… Двадцать два солдата были к тому времени уже убиты, девятнадцать получили тяжелые ранения. Вел фанатиков Дукчи-ишан, иначе Магомет-Али, религиозный идеолог бунта. Он утверждал, что имеет на руках письмо турецкого султана, в котором верховный правитель мусульман велит начать газават. Надо вырезать всех неверных, восстановить Кокандское ханство, жить только по законам шариата. Ишан раздал своим сторонникам волшебные палочки, которые якобы должны были защитить их от русских пуль. И сообщил, что, когда солдаты начнут стрелять, из их ружей вместо свинца будет вылетать вода… Но против пятой роты волшебные палочки не помогли. Восстание было быстро подавлено, сам Дукчи схвачен. Он утверждал на допросе, что письмо и подарок от султана — дорогой халат — получил от некоего хаджи Абу-Джалиля. Узнав о поражении, подстрекатель срочно сбежал в Кашгар, предъявив на границе китайский паспорт. Абу-Джалиль работал сразу на две разведки: английскую и турецкую. Он долго жил в Туркестане, ездил с места на место. И показывал всем желающим волос из бороды Пророка — в доказательство своей причастности к высшим силам ислама. Власти жестоко наказали виновных. Дукчи-ишан и семнадцать ближайших его помощников были повешены, триста шестьдесят два бунтовщика сосланы в каторжные работы, на кишлаки наложен огромный денежный штраф, а часть их земель отобрана для раздачи русским поселенцам. Храбрый унтер-офицер Кухта был произведен в фельдфебели. А вот его сын сбился с правильного пути и сделался преступником. В том же Андижане он впервые отметился грабежом. Приговорен к арестантским ротам, из которых сбежал, и потом еще дважды попадался. Отсидел полтора года в Ташкенте, подался в Москву, участвовал там в двойном убийстве. Опять бежал, на этот раз из камер временного содержания Пресненской части, и стал профессиональным бандитом. Получил кличку Хан Иван. Когда сыскные взялись за него всерьез, перебрался на юг. При ограблении в поезде Владикавказской дороги убил артельщика и кондуктора. Организовал нападение на почтовый вагон, в результате погибли почтовик и три солдата охраны. А теперь командует у «царей» боевиками и ходит по Ростову не таясь… Между тем, воспользовавшись временным затишьем, полиция занялась проститутками. Началось лето, и из внутренних губерний их приехало в город великое множество, причем со своими сутенерами. Большая Садовая, Таганрогский проспект и прилегающие переулки были забиты гулящими женщинами. Как следствие, участились кражи и грабежи. На Большом проспекте имелся смотровой пункт для проституток, но осмотр там проходила лишь одна из десяти. Медико-полицейский комитет запретил владельцам квартир свиданий пускать к себе клиентов в сопровождении гулящих. Также их стали выгонять из Городского сада после семи вечера. Неожиданно отличился градоначальник Зворыкин. Он шел по бульвару, когда на его глазах вор сорвал с головы прохожего фуражку и побежал прочь — как раз мимо полковника. Тот ловко скрутил преступника и сдал подоспевшему городовому. Лыков шутя предложил Липко вынести градоначальнику благодарность в приказе по полиции… Затишье было недолгим и кончилось новым взрывом преступности. В шесть часов утра 8 июня владелец кирпично-алебастрового завода Плугарев ехал в собственном экипаже на предприятие. Дорога шла вдоль Темерницкой балки. Неожиданно из нее вылезли четверо с револьверами. Они остановили пролетку, отобрали у заводчика золотые часы и бумажник, после чего исчезли. Спустя два часа владелец мясной лавки в Новом поселении Митман взял пятьсот рублей и отправился на городские бойни покупать мясо. Он шел через Гарбузскин сад [39]. Вдруг из кустов раздались выстрелы. Пуля попала торговцу в висок. На шум прибежали ребятишки и увидели, как трое бандитов обыскали тело жертвы и неспешно двинулись к выходу. Дети пошли было за ними, но громилы пригрозили им револьверами… Атаман по приметам очень походил на Хана Ивана. Вечером того же дня мещанин Драгунов возвращался к себе домой. Он жил на главной улице, Большой Садовой, и чувствовал себя в безопасности. Как выяснилось, зря. На крыльце собственного дома на него напали четверо. Повалили на ступени и отобрали серебряные часы на золотой цепочке и сто сорок пять рублей наличностью. На крики потерпевшего сбежались люди и кинулись за вентерюшниками. Те свернули на Московскую улицу, где столкнулись со сторожем Еременко. Приняли его за стражника ночной охраны и расстреляли в упор. Семидесятивосьмилетний старик погиб на месте. Настоящий стражник Алехин стоял в десяти саженях и наблюдал, не вмешиваясь, поскольку из оружия имел только палку. Градоначальник собрал весь руководящий кадр полиции и спросил, что те намерены делать. Обыватели напуганы. За один день три нападения. Убит сторож, торговец с пулей в виске пока мучается, но не жилец. Начали грабить уже тузов-промышленников. Сколько еще это будет продолжаться? Словно в насмешку над властями, через день случилась новая шумная экспроприация. На той же Большой Садовой в доме номер сто сорок четыре помещался гастрономический магазин Ермоленко. Вечером перед закрытием туда вломились трое с револьверами и принялись грабить кассу. В это время несколько приказчиков сидели в дальней комнате и пили чай. Один из служащих прокрался к ним и сообщил о нападении. Приказчики решили выбраться через задний ход на улицу, войти в главную дверь и поймать злодеев. Но те услышали шум и бросились наутек. Успели лишь цапнуть из кассы сто рублей. На улице бандиты разделились. Двое рванули на Малый проспект, погоня — за ними. Парни стали бросать на мостовую какие-то огненные шары. Преследователи подумали, что это бомбы, и остановились в нерешительности. Потом выяснилось, что это были комья ваты, пропитанные бензином. Воспользовавшись замешательством, один бандит убежал на Большой проспект и там скрылся. Второй влетел в ворота дома между Большим проспектом и Малой Садовой, где его и скрутили ретивые приказчики. Третий нападавший долго бегал по городу и был в конце концов схвачен в Николаевском переулке городовым. Таким образом, двое из трех бандитов были арестованы. Их поместили в губернскую тюрьму и стали допрашивать. Но дело шло туго. Задержанные отказались назвать имя своего сообщника. По всем признакам, это были бойцы Среднего Царя. Укрывались на выгоне, нигде не работали, промышляли револьверами… Между Темерником и пассажирским путем Юго-Восточной железной дороги расположилась цепочка кирпичных заводов: Золотарева, Руденького, Бахтина, Иванова, Дракина, Окулича с Поповым. Народ в их казармах жил обособленной жизнью. В город они ходили, как на войну: подраться и пограбить. Ну, попались двое на гранде. Получат арестантские роты. Мелюзга, пушечное мясо заправил. Для них Хан Иван — высшее начальство, Прохора Царева они в глаза не видели и вывести полицию на него не смогут. Грабежи сыпались как из рога изобилия. Каждую ночь в Ростове кого-то раздевали. А еще снимали телеграфную проволоку сотнями саженей, ломали кассы, врывались в квартиры. Были и другие происшествия, пока непонятные полиции. Так, в Затемерницком поселении застрелили старшего мастера котельного цеха главных мастерских Владикавказской железной дороги. То ли с ним свели счеты обиженные рабочие, то ли наемные убийцы выполнили заказ на расчистку хлебного места. Затем возле Нового базара нашли еще один труп, мужчины лет тридцати с выпущенными наружу внутренностями. Лыков проверил по картотеке и опознал Ивана Подосинникова из банды Цецохо. Видимо, Чертов отряд снова сделал вылазку из Нахичевани в Ростов, и опять неудачно. Градоначальник кричал на сыщиков, а те лишь разводили руками. Есть два глаза, и оба ни бельмеса не видят! Чумаченко заперли в Говняровке на карантин и никуда не выпускали. А титулярный советник Азвестопуло будто в воду канул. Вдруг произошло неожиданное. На северной окраине Нахичевани за хлебными ссыпками находились Бурьяны — городская земля, которую управа сдавала в аренду под жилую застройку. Покупатель, прежде чем заключить условия [40], решил вторично осмотреть участок. И обнаружил там труп. Человека убили одним точным ударом ножа в шею. Тело доставили в близлежащую нахичеванскую Мариинскую больницу. Англиченков поехал туда писать протокол, но затем телефонировал в управление полиции. Он попросил срочно прислать Лыкова. Тот примчался в больницу крайне взволнованный. Неужели это Сергей? Но увидел веселое лицо надзирателя и успокоился. — Чего вызывал, Петр Павлович? — Побаловать хочу. Ух, сейчас обрадуетесь! Питерец прошел в анатомический покой и увидел Хана Ивана. Бандит лежал, вытянувшись во весь рост. Лицо удивленное, словно его чем-то озадачили. В гортани аккуратный разрез в половину вершка длиной. — Хорошая работа, — одобрил Англиченков. — Знающий человек бил, сразу видать. Не резал, а ткнул, что много труднее. Вот бы с ним познакомиться, а? — Черт, даже арестовывать такого бойца не хочется, — признался Алексей Николаевич. — Конечно, я понимаю. Он ведь камень с вашей шеи снял. Действительно, все эти дни Лыков ходил и озирался. Тяжело жить, когда знаешь, что за тобой охотится Иван Кухта. А теперь от сердца отлегло. — Как думаете, кто его? — спросил не имеющий чина. — Кроме стодесятников, больше некому. Хан у них двух человек зарезал. И они ответили. — Но где, где ответили! — не унимался Англиченков. — Край Нахичевани, их владения. Как они заманили сюда Хана Ивана? Зачем он поперся в Бурьяны? Ответ на этот вопрос нашелся скоро. Когда сыщики осмотрели одежду убитого, то на пиджаке обнаружили пятна известки. Стало ясно, что бандита убили в другом месте, а в Бурьяны подбросили уже мертвого. — Известка у нас повсюду, — вздохнул ростовец. — Четырнадцать каменоломен в Ростове и шесть в Нахичевани. Все, правда, небольшие, не то что в Одессе. Наш известняк твердый. Это в Одессе его кроят ручной пилой, а у нас ломом, киркой и даже порохом. Поди сыщи, где прикончили негодяя. Но люди Блажкова расстарались и обнаружили место убийства. Андижанца зарезали в каменоломне городской управы. Там добывали камень для мощения улиц. В разрезе обнаружили фуражку прусского фасона с пятнами крови и пустой кошелек. Нашелся и свидетель, видевший момент преступления, но не сумевший описать приметы убийцы. — Собаке собачья смерть, — подытожил Блажков. — Однако и нам всем легче станет, не только Алексею Николаевичу. Вечером Лыков зашел в ресторан Пивоварова на Темерницкой улице. Он появлялся здесь каждый день, выпивал жигулевского и уходил. Половой Тит ставил кружку и едва заметно качал головой. Это означало, что от Азвестопуло опять нет известий. Но в этот раз Тит улыбался. А под кружкой обнаружился клочок бумаги. Сыщик сгреб его в карман, чуть не бегом добрался до гостиницы и в номере развернул послание. Там было написано: «Это ему за вас. Подробности завтра у Борзенко». Ему за вас… Что это значит? Неужели Хана Ивана прикончил Сергей? Много лет назад Лыков убил человека, угрожавшего его учителю Благово. Сановника в третьем классе, загадочного кукловода и влиятельного негодяя [41]. Убил и не поморщился, он за Павла Афанасьевича порвал бы в клочья любого. Азвестопуло знал, что Иван Кухта приходил к его начальнику в гостиницу и едва не застрелил; Алексей Николаевич сообщил об этом в записке. Неужели ученик точно так же отомстил за учителя, как когда-то Лыков за Благово? Ай да Сергей Манолович… Коллежский советник вспомнил, что еще в больнице у него мелькнуло подозрение. Уж больно знакомый удар. Прямой в шею, его очень трудно отбить. В свое время сыщик обучил Сергея обращению с ножом. Сам он перенял секреты от Калины Голунова, наставника по службе в пешей разведке Рионского отряда. Калина, опытнейший пластун, знавший все приемы рукопашного боя, привил вчерашнему гимназисту много полезных навыков. Не раз они спасали Лыкову жизнь. Что смог, Алексей Николаевич передал Азвестопуло. Похоже, грек применил полученные знания в известковом карьере. Глава 10 Стодесятники Прокопий Цецохо внимательно разглядывал стоящего перед ним человека. — Как, говоришь, тебя зовут? — Азвестопуло. — И ты из Одессы? — Ну. — Нукать будешь на бабе, если она тебе разрешит. А здесь нечего! Грек скривился, но промолчал. — А что у тебя с башкой? — Стукнуло по касательной. Скоро пройдет. — Чем стукнуло? — нахмурился атаман. — Говори яснее. — Мы провели экс на Николаевской. Бомба оказалась мощней, чем я думал… — Думал он… Сам, что ли, снаряд мастрячил? — Ну. То есть сам, конечно. Цецохо глянул на собеседника с интересом: — Соображаешь в подрывном деле? — В саперном батальоне научили. — Хм… Сейчас время такое, бомбы в почете. Ими можно любую дверь открыть. Так что вышло на Николаевской? — Открыли дверь, как ты говоришь. А потом еще и вторую. Мы несгораемый шкап громили в магазине Цидлера. — Много взяли? Грек замялся: — Много-то много, да не успели поделить. Я уехал на перевязку. А ребят тем временем зацапали. Один, значит, остался. Ищут, псы, аж землю грызут. Пришлось из Одессы лататы делать. Вышел случай — бери, не вышел — беги… — Значит, Серега Сапер — это ты и есть? — Ну. То есть я. — Деньги имеешь при себе? — Не деньги — слезы, — ответил Азвестопуло. — Там по двадцать тысяч приходилось, да мимо прошли. Быстро нас псы накрыли, не просто так. Сдал кто-то. Не иначе лягач [42].