Разжалованный Авцын сидел молча, всем видом выказывая обиду. Греки Добудогло и Папаяниди, наоборот, радовались — свой возвысился. Армяне приняли новость положительно. Достоинства новичка были столь очевидны, что и спорить не о чем… — Значит, все усвоили? Теперь слушай про новое дело. Серега, доложи. Азвестопуло разложил на столе план Ростова, вырванный из адрес-календаря. — Вот угол Пушкинской и Доломановского переулка. Тут ломбард, лучший в городе. Хозяева — подставные фигуры, на самом деле владеют им «цари». Закладов тысяч на тридцать, не меньше. Все ахнули и подвинулись ближе к плану. Свежеиспеченный есаул продолжил: — Внутри два человека охраны и четверо служащих. Караульщики вооружены браунингами. Плюс у старшего оценщика под прилавком обрез. Поэтому брать пойдем все вместе, и еще людей не хватит. Мкртчич, ваш город армянский. Найдешь трех боевитых молодцов? Тер-Якопянц принял важный вид: — Армяне все смельчаки! — Всех не надо, надо трех. — Найду. — Делать, как я скажу. До стрельбы лучше не доводить: деньги любят тишину. — А ежели охранники спохватятся? — обиженным голосом спросил отставной есаул. — Браунинги, обрез… Шлепнуть — и дело с концом. — Еще раз такое ляпнешь, на гранд не возьму и долю не получишь, — отрезал Азвестопуло. — Из-за тридцати тысяч бессрочную тянуть? Нет, ломбард только примерка. За ним будет экс на большую сумму, вот там живых оставлять нельзя. — Что за экс? — встрепенулись стодесятники. Атаман ответил им туманно: — Серега большое дело задумал. Прежде времени об нем говорить не стоит, но будьте уверены. Выгорит — все в короли выйдем, до конца жизни саренки [49] хватит. — Теперь о том, что снаружи, — продолжил грек. — Один пост на Большой Садовой, второй на перекрестке Пушкинской и Таганрогского проспекта. Еще сторож перед гончарно-цементным заводом. Вот почему стрелять нельзя, понятно? Иначе сразу прибегут. — Понятно, — ответил за всех Бородавкин. — Возьмем тихо. И выйдем аккуратно, не хлопая дверью. Сядем в пролетки и уедем. На все пять минут. Вечером Сергей пересказал Лыкову события последних дней. Они сидели в том же кабинете, и сам Борзенко караулил их снаружи. Коллежский советник нудил: — Эк ты во вкус вошел с налетами. Сто сорок шесть рублей из пивной я еще осилю. А тридцать тысяч из своего кармана отдашь? — С какой стати? — А ты как думал, Сергей Манолович! Будешь невозбранно грабить в интересах службы? То, чем ты занимаешься, газеты именуют провокацией. Когда дознание закончится, все отобранное придется возвращать потерпевшим. А вы к тому времени дуван [50] уж пропьете. И как вернуть? Азвестопуло озадаченно молчал. — Может, мы сорвем ограбление ломбарда? — предположил Алексей Николаевич. — Предлог подходящий найдем, тебя не заподозрят. — Нельзя, мне авторитет нужен. Иначе Авцын с потрохами съест. Он только и ждет, когда я оступлюсь. Тут в дверь постучали. Титулярный советник встревожился, но его шеф объяснил: — Это здешние сыскные пришли. Тебе надо с ними познакомиться, а то мало ли что. Загребут как уголовного да еще по шее козырнут. Вошли двое: старый и молодой. Старый глядел настороженно, а молодой — с доброжелательным любопытством. — Знакомься, Сергей Манолович. Сыскной надзиратель Петр Павлович Англиченков. Ты будешь иметь дело преимущественно с ним. Человек он веселый и смелый, навроде тебя; вдвоем вам будет нескучно. Петя загоготал и протянул ручищу: — Рад познакомиться. — А это его начальник, — продолжил Лыков. — Он ближе ко мне по характеру. Скажу о нем коротко: на своем месте. Зовут Яков Николаевич Блажков. Сыщики расселись парами, как и предполагал коллежский советник: не имеющий чина рядом с титулярным, а начальство напротив. — Ну, как идет война? — первым заговорил Англиченков. — Пока что взяли пивную, — ответил Азвестопуло. — Скоро громим ломбард. А там посмотрим… — Войско Среднего Царя тоже готовится. Объявили мобилизацию. — Много у них штыков? — Тридцать соберут легко. Блажков сидел молча, внимательно слушая разговор молодежи. — Тридцать — это изрядно, — констатировал грек. — А стодесятников осталось восемь. Ну, я прибился. Еще трех армян обещает предъявить Тер-Якопянц. Итого дюжина. — И как собираетесь воевать с такой ордой? — скептически спросил коллежский регистратор. — Бить по головке, как же еще. — «Царей» хорошо охраняют, к ним не подобраться. Азвестопуло хмыкнул: — Плеве еще лучше охраняли, а что толку? Если кого-то решат убить, никакая охрана не поможет. Лыкова покоробило, с какой легкостью его помощник помянул всуе покойного Вячеслава Константиновича. Но ведь прав! Сколько уже сановников отправились в мир иной по приговорам террористов. А тут всего-навсего главари преступного Ростова. Полиция их взять не может, потому что не за что. А вот пуля или нож разбираться не станут. — Когда грабите ломбард? — сменил тему Блажков. — И какой именно? — добавил Англиченков. Грек рассказал и попросил не очень старательно ловить их в день налета. — Средний Царь совсем озвереет после вашей выходки, — довольно хихикнул Петр. — Он пивную-то простить не может. На его земле — и вдруг такие кренделя! А если еще ломбард. Да какой: его собственный… Говорят, приказал вас живьем не брать. Титулярный советник ответил: — Гашник у него развяжется Азвестопуло поймать. Но нас действительно мало. Поэтому буду признателен за сведения насчет «царей». Имеете там агентуру? — Близко к головке нет никого. Так, на периферии… Если мы что и узнаём, то обычно уже по факту. Продвигаем сейчас одного осведа, но он пока в карантине. Англиченков поймал укоризненный взгляд Лыкова и поторопился добавить: — Нам известен главный притон Прохора Царева. Там его квартира и казарма для охраны. — Вот это, как сейчас говорят в столице, информация. Где притон? — В Нахаловке на Седьмой улице есть фабрика синьки. Формальный хозяин — некто Липявкин. А настоящий — Прохор. Грек кивнул, запоминая. — Ну, пора по домам, — сказал Алексей Николаевич. — Сергею Маноловичу завтра на грабеж идти. Пусть выспится. Полицейские разошлись. Перед тем как расстаться, Петр долго тряс новому знакомцу руку. Сказал на прощание: — Завидую вам. Давно мечтаю кого-нибудь ограбить, да все не складывается. В двенадцатом часу в ломбард на Доломановской вошел юркий черноволосый мужчина с холщовым портфелем. Его сопровождал армянин, по виду — охранник. — Имею предложить несколько закладов, — сообщил посетитель старшему оценщику. — Серебро. Оценщик расстелил на прилавке черную тряпицу, взял в руки лупу. Тут вдруг чернявый вынул револьвер, быстро приставил его ко лбу служащего и сказал караульным: — Дернетесь — ему конец. Все замерли. Один из караульщиков медленно-медленно стал тянуться к кобуре. Налетчик предостерегающе цокнул языком и спросил: — Сам будешь его мозги с пола отскабливать или позовешь кого? Старший оценщик охнул и простонал: — Замри, дурак! Пусть возьмут, что хотят, и проваливают.