— Неси. Когда дверь за трактирщиком закрылась, сыщик сказал товарищам: — Ну ладно. Действуем как задумали. А боек хорошо бы спилить… В это же время на фабрике синьки шло другое совещание. Прохор Царев докладывал старшему брату важные сведения. — Ракогон, сволочь, одного вина выпил на семь рублей с мелочью. Бабу ему наладили и два червонца в карман сунули. И однако ж про грека надзиратель ничего не сказал. — Не захотел или сам не знает? — Сам не знает. Серегу Сапера ищут всем отделением, но руководит поисками Англиченков. Григорий Царев скривился: — Это тот, который самого Батарейского сложил? — Тот. — Храбрый парень. Я бы на Степу Батарейского грудь в грудь не пошел. — А этот пошел, — кивнул Прохор. — И уделал Степу насмерть. Любимчик Блажкова. Тот все самые секретные дела решает с Петькой Англиченковым. Грохнуть бы собаку, а? — Полицейского сыщика? — усомнился Григорий. — А чего такого? Их вон сколько по всей России настреляли. Одним больше будет. Опять же, Англиченков — не имеющий чина, ниже некуда. — Тогда и Блажкова вместе с ним. Много Яков нашей крови выпил и еще больше выпьет, ежели его не приструнить. Как думаешь, братка? Прохор задумался, потом произнес: — С одной стороны, он по положению как частный пристав. Фигура! С другой, чин у него хоть и есть, но самый мизерный. И врагов Яшка нажил видимо-невидимо… Другие пристава аж зубами скрипят: сам не берет, и им не дает. Спишем его — всем легче станет. Вот только кому поручить? Хан Иван в земле лежит, Тусузов в каземате парится… — Прикажи Мартынцову, — велел Самый Царь. — Пусть ребята с фабрики колесной мази ему помогут. Ракогон сподобит, как лучше сыскных подловить. Хорошо бы сразу обоих, чтобы не бегать за каждым по отдельности. Обещай надзирателю за это сотню, он в лепешку расшибется. Все? — Нет, не все, — ответил Средний Царь. — Хотел тебя порадовать напоследок. Не зря мы Ракогона поили. Он сдал язычника, которого к нам сыскные подослали. — Как подослали? Прямо в хевру в нашу? — Почти. Помнишь, я рассказывал, что мальчонка бежал из участка? Из тех, кто на меже на Лыкова налетел, да обжегся. Антип тогда еще погиб… — Чумаченко фамилия? Ивана Богдановича сын? — Он. — И чего? Я велел тебе с ним разобраться и пристроить к нашим делам. Ты сказал, что вроде парень годный, пусть остается. — Вот этого годного к нам Блажков подослал, — сверкнул зло глазами Прохор. — Он и побег ему из участка устроил. Такие дела, братка! Хорошо, шкура Ракогон сообщил… за два червонца. — Шкура, а полезная. Вот, значит, как. Шпиона к нам сунули легавые. Ты этому Чумаченке голову задом наперед поверни. Чтоб другим шпионам была наука. А еще земляк… Но Лыков, Лыков! Забыли мы совсем об нем, а зря. Нешто Антипа ему так и простим, братка? — Нельзя… с одной стороны, — осторожно ответил Прохор. — А с другой — полковник из Петербурга. Это не коллежский регистратор Блажков и не Англиченков. Тут могут и разозлиться. — Где, в Петербурге? — воскликнул Григорий. — Дотуда далеко, и тьфу на них. Лыкова нужно наказать, понимаешь? Нужно. Иначе вся блатная мелюзга нас разуважит. И тогда явятся новые монархи и покрошат нас хлеще легавых. Сам знаешь, как это делается. Или ты, или тебя, слабину давать не моги. А Лыков? Братку нашего убил и ходит в целости и сохранности. Думаешь, в Горячем краю этого не видят? Или в Берберовке такая картина нам весу придает? Тут как в политике. Мы с тобой «цари» и правим в Ростове самодержавно. Лыкова надо казнить, но… Средний Царь насторожился: что придумал старший брат? — Но по-умному, — закончил мысль Григорий. — Это значит чужими руками. Сыщи Серегу Сапера, любые деньги заплати, а сыщи. Пусть одесский бомбист и прикончит полковника. Бомбу кинет или еще как… А мы вроде ни при чем. Для полиции. А Берберовка с Горячим краем враз догадаются и поймут свое место. — Хорошо, братка, найду я Сапера. — И еще. Собери побольше людей, надо слать в Нахичевань карательную экспедицию. Разболтались они там. Чертов отряд допустили, который под нас роет. Где сейчас стодесятники? Почему ты их до сих пор не нашел? — Как сквозь землю провалились, — развел руками Средний Царь. — Может, сбежали? Охранное отделение их хорошо пугануло. Ружья, говорят, забрали и казну. Чертову отряду теперь не до жиру, быть бы живу… — А все равно армяшек накажи. Зачем приютили масалок? — Это… Как бы нас самих не наказали, — высказал опасение Прохор. — В Горячий край только сунься. Там чужих не любят. Может, отложим пока? Сам же говорил: надо срочно денег собрать для закупки лодзинского товара. Лучше мы пока квартиру-другую подломаем. А как закончим с мануфактурой, руки у нас развяжутся, тогда и накажем армян. А? — Может, ты и прав… Две недели осталось до предоплаты, а мы лишь двести тысяч собрали. Я ребятам команду дал, они нынче ночью пойдут станции громить. По телеграфу — помнишь, я рассказывал? — шестнадцать тыщ сняли. Сейчас готовим сумму покрупнее. Но все равно нужен экс. Ищи Сапера. Ступай. Ночью весь город гудел. Бандиты напали на передаточный товарный поезд Екатерининской железной дороги. Прямо на станции Ростов-Азовский, близ Темерницкого моста, был разграблен вагон с мукой и вином. Налетчики сделали более двадцати револьверных выстрелов, от которых никто не пострадал. Когда явился с обходом пристав Пятого участка, нападавших и след простыл; добра украли на полторы тысячи. Одновременно с этим подломили вагон с мануфактурой на станции Ростов-Пристань. Похитили двадцать семь мест общим весом сто пятьдесят пудов! Убытки составили почти пять тысяч рублей. Вывезли мануфактуру драгили без блях, и сторожа не узнали никого в лицо… Еще налетчики ограбили и зарезали прохожего. А труп подбросили на склад курного угля Чернышенко, что между заводом Пастухова и мельницей Парамонова. Неприятности для полиции на этом не закончились. Дневные налетчики сменили ночных. Но тут им дважды не повезло. Сначала в одиннадцать часов на Извольской улице близ железнодорожной столовой четверо с револьверами напали на артельщика. Тот вместе с посыльным нес четыре тысячи триста рублей в главные мастерские Владикавказской железной дороги. Вентерюшники крикнули: «Ни с места! Бросай деньги!» Посыльный струсил и швырнул на землю мешок, в котором было на триста рублей мелочи. Артельщик же стал звать на помощь. Бандиты подхватили мелочь и скрылись… Через несколько часов в поезде номер шесть Екатерининской дороги люди Среднего Царя атаковали другого артельщика. В перестрелке тот был ранен; кроме него, пострадали один из охранников и кондуктор. Но бандиты получили отпор и не выдержали: спрыгнули с поезда и побежали прочь. Рядом оказалась станция. Так ее начальник бросился в погоню! В качестве оружия он прихватил вилы. За храбрецом увязались местные крестьяне. Налетчиков загнали в рощу, где одного убили, второго ранили, а двух оставшихся взяли живыми, только сильно помяли. В раненом опознали известного грабителя Мартынцова, давно разыскиваемого полицией. Уже к вечеру в каменоломне Ахенштейна близ дачи Ниссена обнаружили тело. В убитом опознали осведа Чумаченко, внедренного в банду Прохора Царева. Трудные сутки закончились тремя ночными нападениями на прохожих. Градоначальник Зворыкин долго снимал стружку с полицмейстера и начальника сыскной части. Сколько это еще будет продолжаться, кричал он. Где полиция, почему ее никогда нет в нужном месте? Обыватели запуганы. — Ничего себе запуганы, — посмел возразить Блажков. — Если гоняются с вилами за вооруженными грабителями… А из двух нападений на артельщиков ни одно не удалось. Полковник пожевал усы и сказал: — Идите. Но чтобы в следующий раз… Яков Николаевич вернулся к себе на Дмитриевскую. Извлек ведерную бутыль с водкой, разлил по стаканам. А затем ехидно сказал Англиченкову: — В следующий раз… Знал бы он, что будет в следующий раз. Сколько осталось, Петя? Надзиратель вынул серебряную луковицу, щелкнул крышкой: — Шесть часов с минутами. Четверка сильных лошадей летела по шоссированной дороге. Со стороны Темерника несло зловонием — не то пахло болото, не то на химическом заводе Болдырева выбросили какую-то гадость. Когда экипаж въехал в фабричную рощу, управляющий сказал охраннику: — Тут хорошо, не как у реки. Правильно мы сделали, что посадили ее два… Договорить он не успел. Сильные руки схватили лошадей под уздцы, в коляску впрыгнул какой-то смуглый детина и одним толчком выбросил охранника наружу. В грудь Воскобойникова уперся ствол револьвера. — Тихо, не дури! Нам нужны деньги, а жизнь твоя ни к чему. — Да… А… — Вели кучеру, чтоб завял. Кучер геройской наружности повернулся, хотел что-то сказать, но увидел жалкое лицо хозяина и смешался: — Да я чево… Я так… Главарь быстро обшарил управляющего, забрал деньги и золотые часы. Тем временем другие бандиты перерезали постромки у лошадей. Семь громил со зверскими лицами — куда против таких? Весь налет занял несколько минут. Выходя из коляски, смуглявый бросил с издевкой: — Прохор Иванович Царев велели кланяться. Хозяевам, Панченкам, наше почтение. Откуда-то подлетели две пролетки, бандиты уселись в них и скрылись в клубах пыли. Воскобойников некоторое время сидел, приходя в себя. Потом спросил: — Все целы? — Не тронули и пальцем, — ответил казак. — А ты, Капитон? Охранник потер скулу: — Дали раза, и револьверт отняли. Управляющий велел кучеру сесть на лошадь и ехать на фабрику, предупредить хозяев. И пусть вызовут полицию! Охранник увязался с ним. Воскобойников остался один посреди пустой рощи. Тихо ржали лошади, ровно шумели березы на ветру. Осмотревшись, пострадавший стал широко креститься: