Леонид Васильевич все еще стоял у дверей, в замешательстве решая, куда ему лучше сесть, и ожидая, когда начальник обратит на него внимание. — Присаживайтесь, Леонид Васильевич, — генерал-майор жестом руки указал на кресло напротив себя. — Я вас слушаю. Есть что-нибудь новое? — Так точно, Алексей Михайлович, — отчеканил вошедший человек. Он был сравнительно молод, весьма подтянут, а армейская выправка придавала его фигуре те, в некоторой степени романтические контуры, о которых иногда вздыхает каждая женщина, склонная к обожанию мужчин в форме. — Леонид, оставь все уставные тонкости до вечера. При зачтении официального отчета будешь блестеть своим тактом и красноречием. Давай вкратце и по делу. Начальник управления устало опустил голову на руки и приготовился слушать выжимки из доклада о ситуации на станции и ее перегонах. Сам Алексей Михайлович, в отличие от подчиненного, был уже весьма грузен телом, но служебная форма, а особенно его статус, так же притягивали сладострастные взгляды многих женщин, но эти иногда неявные, а иной раз весьма вульгарные симпатии были или не замечаемы им, или он просто очень искусно умел скрывать свои реакции на эти женские провокации. Своей семье он не изменял, чем сам весьма гордился и считал это одной из своих добродетелей. — Так, — разбирая бумаги, протянул тридцати пяти летний полковник юстиции. — Вот, — наконец отыскав нужный документ, начал свой доклад Леонид Васильевич. — В 21.05 по Московскому времени в перегоне туннеля между станциями «Проспект мира» и «Сухаревская» Калужско-Рижской линии возле станции «Сухаревская» Московского метрополитена семь вагонов электропоезда, следовавшего на скорости 90 км/ч, сошли с рельсов и столкнулись с поперечной стеной выезда со станции. Алексей Михайлович поднял голову и с раздражением перебил начавшего свою речь полковника: — Хронологию событий я и сам могу тебе рассказать. Давай к сути, что выявлено на данный момент, причины, версии. Леонид Васильевич на мгновение замешкался, хотя он и сам часто вводил в ступор своих подчиненных, и уж кому как ни ему следовало предугадывать настроение и реакцию начальника управления, но дело было чрезвычайно неординарное. Руководитель метрополитена уже подал письмо об уходе с должности. Ряд ответственных лиц так же не обойдутся без отстранений. Да и его продолжение службы так же может претерпеть некоторые изменения. И в какую сторону будут направлены эти изменения, зависело только от его действий. — Виноват, Алексей Михайлович. Начальник управления тяжело вздохнул, изображая на лице явное недовольство, но подгонять полковника больше не стал. — Первое, — продолжил Леонид Васильевич. — Криминалисты и МЧСники не рассматривают происшествие как теракт. Ни каких взрывчатых веществ или каких-либо нарушений конструкций этой ветки метро не выявлено. Возле самой станции «Сухаревская» вполне вероятно было проседание полотна, вызванное многократно повторяющимися циклами разгона и остановки составов. Сейчас этот факт подтвердить сложно, там все раскурочено, но обходчики пару раз в разговоре заостряли свое внимание на этом факте, хотя в текущих отчетах метрополитена и актах осмотра ветки об этом нет ни слова. Само по себе данное проседание в процессе нормальной эксплуатации могло не играть ни какой роли, так как находилось в допустимых значениях для скоростей рекомендуемых на данном участке метро, это опять же со слов обходчиков. Но в сложившихся вчера условиях, похоже, именно оно и стало одной из причин схода электропоезда с рельсов. Основная же причина — это превышение скорости состава на данном участке. Пока что неясно, что именно привело к выходу из строя тормозной системы состава, но факт, что именно эта неисправность, а точнее сказать полный отказ тормозов, в итоге и стал причиной произошедшей вчера катастрофы. — Леонид Иванович на несколько секунд прервался, бегло просматривая листы в руках. — Есть версия, что это результат скачка напряжения на указанной линии, что в принципе могло бы сыграть роковую роль, но Мосэнерго отрицает какие-либо зафиксированные скачки. — Вчера во всем городе напряжение скакало, а у них все ровно и без колебаний, — Алексей Михайлович вновь смотрел на неподвижные тополя за окном. — Официальный отчет у них запросил? — Так точно. Готовят. — Ни какие секретные объекты не пострадали? — На данном участке ветки такие объекты отсутствуют, — полковник на мгновение замолчал, а затем добавил менее уверенным голосом. — По-крайней мере, известные мне. — Хоть здесь хорошо. Врать меньше пройдется, — Алексей Михайлович перевел тяжелый взгляд на собеседника. — Свидетели, очевидцы? С ними что? — Работы ведутся. Опрошены еще не все, но уже большая часть. Так же просматриваются записи камер наблюдения в холлах и на станциях самой «Сухаревской», а так же близлежащих станциях ветки, ну, и данные видеофиксаторов в туннелях. — Что-нибудь дало? — Есть один инцидент на самой «Сухаревской» в момент крушения, точнее за несколько секунд до него, — Леонид Васильевич вновь зашуршал бумагами в поисках нужной. — Вот. В 21.04 дежурившие на станции полицейские заметили странно ведущего себя молодого человека, который медленно брел через всю станцию, будто бы что-то искал. На видео отчетливо видно, как за несколько секунд до крушения, они остановили парня, к сожалению их слов не слышно. Видно только, что парень им ничего так и не ответил, а стоял, как остолбеневший с перекошенным лицом. А в момент, когда патруль хотел его задержать, парень, вроде как очнулся, затем с силой оттолкнул обоих полицейских, и бросился бежать обратно через весь зал, и у последней колоны перед лестницей в город свернул в сторону параллельной линии метро. В эту секунду на станцию и вылетел поезд. — Может, он просто хотел от них убежать, наркоман какой-нибудь, — предположил Начальник управления. — Может и наркоман. Но дело-то в том, что все произошло за секунды до крушения. И парень не ринулся на лестницу, убегая от полиции, он направился на параллельную линию, как будто знал, что выход в город будет сметен в следующие секунды, а тот участок линии, где оказался он, почти не будет задет. — Вы его опознали. — Работы ведутся, но пока безрезультатно, — Леонид Васильевич поджал губы, произнося последнее слово, и, ожидая выговора, сложил бумаги, показывая своим видом, что большей информации у него нет. — Скажи мне, пожалуйста, Леонид Васильевич, — сейчас Алексей Михайлович выглядел явно раздраженным. — У нас, что нет идентификационной базы, или некому отследить его передвижения до и после крушения. Откуда он появился, куда делся потом? А? — начальник вопросительно смотрел на полковника. — Ну что молчишь, Леонид Васильевич? — Отследить момент, когда парень попал в метро, пока не удается, он мог зайти с любой станции, и целый день кататься, перепрыгивая с поезда на поезд. По его выходу на поверхность тоже нет данных. Вся ветка после крушения была перекрыта. Камеры наблюдения не зафиксировали его не на одной из станций, ни до «Сухоревской», ни после нее. Среди погибших его тоже нет. Как сквозь землю провалился. А по базе его лицо не идентифицируется. Но работы ведутся, привлекаются смежные отделы и большее количество сотрудников. — Как сквозь землю говоришь, провалился, — Алексей Михайлович отодвинулся от стола, и грузно навалившись на него руками, с видимым усилием поднялся из кресла. — Как бы нам всем вслед за ним под землю не провалиться, или еще куда. Поглубже! — Он оторвался от стола и медленно, будто в раздумьях, хотя на самом деле ему было просто очень не по себе, зашагал через кабинет к своему рабочему месту. — Еще инциденты были? — Была потасовка, среди пассажиров у последнего вагона. Две компании что-то не поделили. У одного парня оказался травмат, ну, он им и воспользовался, так, что скоро на одного участника драки похоже станет меньше. Он в коме в Склифосовского, а другие в ИВС, в местном отделении полиции. — Глаз с них не спускать. Персонал больницы уведомить, что бы кроме родителей никого не пускали, — Алексей Михайлович наконец занял свое привычное место и с шумом и, как показалось Леониду Васильевичу, с отдышкой (хотя прошел всего несколько метров) опустился в кресло. — Все? — На текущей момент все. Полковник поднялся было, что бы выйти, но руководитель управления остановил его. — Подожди, Леонид, — он вновь стал говорить более мягко, как в самом начале их разговора. — Вполне вероятно, это мое последнее дело. Как-то я стал очень стар и нездоров для этой работы. Мне хотелось бы видеть на моем месте, после увольнения, именно тебя, — генерал-майор опять скрестил руки, положив их на стол, и, не отрываясь, смотрел в глаза Леониду Васильевичу. — Ты постарайся, чтоб все как должное было, по заслугам, а не по притязаниям, — и, повысив голос, более жестко спросил. — Понял? — Так точно, генерал-майор! — полковник аж подскочил на месте, принимая стойку смирно и выстреливая каждым словом. — Буду стараться! — Давай, давай. Старайся, — проговорил Алексей Михайлович, откидываясь на спинку кресла. — Работай и не забудь про отчет. Будут новости первому мне. Все. Свободен. Леонид Васильевич чуть ли не строевым шагом покинул кабинет начальника, хотел было отдать честь, но вспомнил, что голова не покрыта, да и сам он не в форме, остановился у дверей, обернулся на мгновенье и, слегка поклонившись, вышел в приемную, аккуратно прикрыв за собой дверь. — Работай. Работай, — Алексей Михайлович тяжелым взглядом смотрел на не менее тяжелую люстру, висящую под потолком, широко раскинувшую свои позолоченные ветви. — Зачем она здесь такая? — и, не найдя лучшего ответа, остановился на мнении, что находясь под ней подчиненные да и он сам постоянно должны ощущать груз ответственности перед своей службой, Родиной, ну и перед начальством разумеется тоже. 20. Егор Если бы Егору довелось пообщаться с еще одним невольным участником недавнего происшествия в метро, то он точно бы испытал ощущение дежавю. Когда он открыл глаза, то сначала решил, что окружающей его мир всего лишь мерещится ему, нечеткие образы иллюзии плавно перетекают на объекты реальности. Словно видишь рябь перед глазами, как бывает за мгновенье до и после потери сознания, вроде бы что-то и видишь, но определить, что именно не является возможным. Поэтому, когда Егор открыл глаза, то сразу их закрыл, надеясь, что через некоторое время ему станет легче. Но и следующий раз взору парня предстала та же унылая картина, что и до этого. Егор лежал на выжженной коричневой земле, испещренной множеством сходящихся, расходящихся и выстраивающих всевозможные узоры трещин. Мелкий, такой же коричневый, как и земля под ногами песок небольшими участками покрывал обнаженную землю. Небо же было серым, неприветливым и абсолютно чужим. Не может небо быть таким однотонным. Нет такого закона природы, который скрыл бы все оттенки раскинувшегося над головой пространства или свел бы все их к одному матово-серому тоскливому унынию. Это даже было не небо. Егору казалось, что над ним огромный выключенный экран старенького лампового телевизора, к тому же покрытого толстым бархатистым слоем пыли. Егор поднялся на ноги, еще раз осмотрелся по сторонам и, не увидев ничего нового, неожиданно сам для себя осознал, что совершено ничего не помнит. Как он попал сюда и где был то этого? Егор осмотрел свою одежду и обувь. Вроде бы все было в порядке, только отчего-то Егору показалось, что его одежда неправдоподобно, даже утрированно чиста. Никогда парню не доводилось выглядеть так опрятно, будто все только что из химически и сразу из-под утюга. Ни одной складочки или неровности. Полный лоск и шик в определенной мере. — Э-ге-ге! Есть тут кто-нибудь? Кому кричал? Зачем? Егор и сам не знал. Но давящая тишина вынуждала его хоть как-то разорвать ее оковы. А слова, срывающиеся с губ, уносились к горизонту словно камень, брошенный с обрыва вниз, быстро и безвозвратно. — Хоть бы эхо возвращалось, что ли, — подумал парень. — А то как… — он замялся, подбирая нужное слово, которое характеризовало бы бесследное исчезновение только что появившегося звука, но не смог подобрать ни единого варианта. — Как в вакууме. Лишь через мгновение Егор задумался, была ли это его собственная мысль, или просто кто-то тихо шепнул ее на самое ухо. Думалось Егору очень тяжело. Он никогда не был тугодумом, но сейчас мысли если и приходили в голову, то ворочались там очень тяжело, как старый заржавевший механизм, натужно с противным скрипом, с ощущением, что еще немного, и подобно тому же механизму они разлетятся на очередном витке в разные стороны, и вновь собрать их вместе будет не возможно. — Долбаная пустыня. Парень вышагивал уже, наверное, битый час, а может и целых два. Благо хоть жары не было, и не донимали ни жажда, ни голод. Даже в туалет и то не хотелось. В голове было пусто, и память была пуста, как чистый лист, за исключением лишь одного сиротливо расположившегося в самом начале знака вопроса. Как очутился здесь? Что это, в принципе, за место здесь? Что было до этого? И как отсюда выбраться? — Сны, — снова кто-то шепнул в ухо, а может неповоротные мысли наконец-то заняли одно из рабочих положений и стали давать ответы на поставленные вопросы? — Сны, — медленно повторил Егор. — Это сон? — переспросил он сам себя и тут же сам и ответил. — А что? Вполне, похоже. Это легкое объяснение даже заставило появиться на лице Егора легкую улыбку. — Сон — это же замечательно. Егор всегда любил сны. Если они ему снились, то вместо каких-либо не сформулированных переживаний, он мог увидеть полноценную историю. С завязкой, с развитием сюжета и с логическим концом. Такой своеобразный фильм во сне. Такие сны парню нравились, но бывали и такие, что проснувшись, и вспоминать было не охота, что там снилось. Полная чушь и муть. Да и голова еще болела после них. Но к счастью, непонятные, тяжелые сны Егор видел редко. И если Егор сейчас спал, то разобраться какой именно сон, хороший или плохой, он видит, у него пока не получалось. Сюжета нет, время идет, но ничего неприятного тоже не происходит. — Егор, помоги мне. От неожиданности парень резко развернулся на месте и чуть не сбил стоящего рядом Антона. — Антон? — часто дыша от неожиданного испуга, Егор недоуменно смотрел на друга. — Ты откуда здесь? Как сюда попал? Действительно, пока Егор двигался по пустыне, он то и дело крутил головой, пытаясь увидеть хоть что-нибудь, заметить хоть какой-нибудь предмет, выделяющийся из общей картины. Но кругом было пусто и тихо. И вот буквально из воздуха появился друг. — Ты как здесь? Откуда? — повторил Егор свой вопрос, в недоумении уставившись на Антона. Тот же отчего-то молча замер на месте, как видео на паузе в проигрывателе. — Эй, Анто-он! — Егор положил руку на плечо друга и покачал его. Антон не шелохнулся, да и одежда на нем, тоже осталась недвижима, как будто в один миг окаменела. — Антон, да что с тобой? — от накатывающего страха Егор попятился назад, прочь от друга, который стоял как статуя, не шевелился и ни на что не реагировал. Глаза товарища, не мигая, смотрели сквозь Егора. Лицо было бледным и каким-то восковым. Полуоткрытый от непроизнесенного слова рот был искажен, словно вовсе и не говорить он собирался, а хотел кричать. Егор, отошедший на пару шагов, все же переборол свой страх и медленно двинулся обратно к другу. — Антон, — парень еще раз потормошил товарища за каменное плечо. — Антон, очнись. Взгляд друга, нацеленный до этого куда-то вдаль, неожиданно, сфокусировался на Егоре, стал осмысленным, и, вздрогнув всем телом, Антон вдруг закричал: — ААА! — он рванул Егора за рукав куртки, а сам, разворачиваясь на месте, бросился в противоположную сторону. — Быстрее! Им надо помочь! — орал он, убегая от друга. Егору не оставалось ничего другого, как броситься вслед за Антоном, хоть он и был напуган поведением товарища, но все же не узнать, куда он бежит и зачем, да и что в принципе здесь происходит, да и где это здесь находится, Егор не мог. Бежать пришлось быстро. Антон, никогда не отличавшийся спортивными достижениями, втопил, как ужаленный, и силы у него, в отличие от начавшего сбиваться и задыхаться Егора, никуда не исчезали, а наоборот, он вроде бы даже прибавлялось в скорости. Бежать в таком темпе было невозможно. Егор уже чувствовал, как сердце его пытается вырваться из груди, как легкие наполняются тяжестью и каждый неверный шаг отдается режущей болью в правом боку. Как ноги, начинают заплетаться и, теряя ритм, отказываются бежать дальше. Уже чуть ли не падая, Егор из последних сил прокричал: