Кто же убил Надежду, надежду родителей на тихое семейное счастье. Неужели это преступление дело рук Нелюдова. В то утро Мститель ещё гулял на свободе. Этот факт не давал покоя оперу. Он целенаправленно выдернул на допрос убийцу Ирины Красиковой. Опера ждал лёгкий день. Зачем разрабатывать различные версии, если очевидно, что убийца детей сидит в камере, далеко ходить не надо. Паша, к удивлению опера, был вменяем и адекватен. Борис порадовался тому, что будет беседовать с трусливой овцой, что гораздо приятнее, чем выбивать показания у чёрта, который виделся ему вчера. – Вчера ты рассказал не про все свои преступления. Ну, что, будешь сознаваться? – Борис, нарезал круги вокруг стула, на котором усадил Мстителя. – Где ты был позавчера утром до того момента, когда пошёл в парк? Нелюдов уставился неподвижным взглядом. У Бориса снова холодок прошёл по коже, как от встречи с гадюкой. – Дома, – освободив младшего лейтенанта от пронизывающего взгляда, он уставился в пол. – Вчера ты сознался в убийстве Ирины Красиковой и в похищении Беловой Кати, а кого ещё ты убил? – он помолчал и, заикаясь, ответил: – Не п-помню. – Это ты убил Надежду Музычук? – Борис понимал, что имя для маньяка не имеет значения, перед убийством, он явно, с жертвой не знакомился. Опер, все равно, надеялся услышать что-либо вменяемое от Мстителя, он боялся, что тот, как и раньше, замкнётся и ничто не сдвинет его с места, придётся снова прибегнуть к помощи психолога, и искать ключ к окаменелости. Когда Нелюдов заговорил, он вздохнул с облегчением. – Я? Убил, …да, …всех убил, – он завыл и нескончаемо твердил, – Я убил. Опер в душе праздновал победу, и был на седьмом небе от счастья, что за одни сутки раскрыл два висяка. Правда, подробностей убийства Мститель так и не озвучил. С этим радостным известием, он пришёл к Потапу. – Можешь поздравить, Нелюдов сознался в убийстве Надежды Музычук, – его чуб вздыбился, глаза горели огнём победителя. – Садись сынок, покалякаем, – опер сел напротив, но, не увидев в глазах эксперта радости, слегка поник. – Что-то не так? – Борис боялся, что его старания были напрасными. – Именно, – Потап утвердительно покачал головой. – Что тебя смущает? – раздражённо повысил голос младший лейтенант. – Признание и смущает. Закатай рукава и работай. Для эксперта две смерти девочек чем-то разнились, и он не мог дать ясного объяснения Борису, ведь он человек науки, и доказательства его кредо. Потап упёрся глазами в следователя и долго молчал, постукивая карандашом о стол. Рисуя схему убийства, он пытался донести измышления голову Бориса, перечисляя доводы в пользу справедливого следствия. Он предлагал рассмотреть другие версии, подозревая, что Борис сделал неверное заключение. Борис считал Потапа занудой, который и сам не живёт, и другим работу ищет. – Время убийства даёт нам право думать, что убийцей мог быть Мститель. В предполагаемое время душегубства, он был на свободе, – взвешивал каждое слово криминалист, чтобы чётко обрисовать линию преступления. – Согласен, – опер не сводил взгляд с колких, уставших глаз эксперта. – Кстати, сперма, как и в первом доказанном случае также присутствует. – Этот факт неоспоримый. Пошли дальше. Тело не было истерзано. Почему? – Потап перебирал в руках снимки с места преступления Нелюдова, и протянул их оперу, – Хотя, конечно, ему мог кто-нибудь помешать, – размышлял вслух Потап. – Конечно, помешали, – Борис разгибал пальцы, подсчитывая все «за». – Сад слишком многолюдное место, – он не видел явных несовпадений, как Потап. – Основной мотив убийства Мстителя – игрушка. Она осталась при девочке. Почему он её не забрал, как раньше? Похоже, что девочка игрушку даже не доставала. – Не понимаю, что тебя тормозит. Для меня очевидно, что убийца Нелюдов, – Борис встал, оперся о стол и ткнул на протокол допроса Мстителя, в котором он сознался в убийстве. – Разве этого мало. – Не кипятись Борька. Скоро мы все узнаем. У нас имеется супер улика. Следует взять почерк у Пашина графологическое исследование, и тогда мы поймём, убивал или нет. Исследования докажут правду. – Тогда пойду, заставлю писать этого ублюдка. – Вставь в текст «так будет всем вам». Это облегчит работу. Не забывай, что школьница умерла от удушения. И нам пока неизвестно, как убил бы Нелюдов, если бы девочка не умерла от удара о камень при падении. – Она же была изнасилована так же, как и прежняя малышка, – слабо спорил опер. – И изнасилование разным бывает. Сходство только экспертиза подтвердит. Борис не унимался, он все же хотел доказать Потапу свою правоту. Его горячая кровь мешала ясно мыслить. – Надо исключить самооговор, сидеть в тюрьме должен настоящий убийца, – утверждающе чётко произнёс Потап. – Ошибка может стоить жизни наших детей. Записку, которую оставил убийца, помнишь? Борис скис, как молоко в кувшине от долго стояния в тепле. Только из огромного уважения к Потапу он разработал следующие шаги в расследовании, решив, что маньяк никуда не денется из-под стражи, и надо прорабатывать другие линии. Он мысленно осудил эксперта: «Вечно Потапу неймётся. Есть признания, а ему все не то! Чего ещё надо?» Однако, взвесив опыт бывалого эксперта и свой, он понял, что Потап имеет значительный перевес. В душе он был счастлив, что у него есть такой наставник, уберегающий от ошибок. На кону стояла его профпригодность, и он первым делом набросал схему дальнейших действий. Вернувшись к Мстителю, следователь дал ему в руки ручку лист бумаги и заставил написать признание. Он диктовал текст: «Я, Нелюдов Павел, совершил убийство Ирины Красиковой, потому что она украла у меня игрушку, любимого медведя. Так будет всем вам, кто моего медведя украдёт». Когда Нелюдов вывел последнее слово, Борис от нетерпения резко выдернул лист и скрылся за дверью. Он шагал по коридору, решая вопрос, по какому пути в расследовании двигаться дальше. Он открыл дверь в кабинет и отдал каракули Пашина исследование эксперту. Потап взял лист и, окинув взглядом почерк, предварительно сообщил, что вряд ли эти письмена принадлежат убийце Ирины Красиковой. В спину следователю он крикнул: – Не расстраивайся Боря, в нашем деле правосудие превыше всего! Школа – была одна из линий в расследовании. Борис направился к директору. Он шёл по коридору и слышал разговоры о Наденьке. Какую невосполнимую утрату нанесла её смерть. Одноклассники, даже те, кто ни разу её не видел, сопереживали. Волнения в детском царстве были на виду. Маленькие девочки перешёптывались о якобы страшном дядьке, который сторожит у входа детей и убивает их. Учителя брали ответственность за детей и не отпускали домой, пока их не забирали родители. Борис боялся, что его небольшой опыт снова подведёт. Он только и смог выбить признание маньяка, и то с помощью Потапа и психиатра. Раз Потап считает его слабым звеном, то он дал слово не спать, пока не раскроет новое преступление. Раздался звонок на урок, коридор опустел, шаги Бориса чеканили по скрипучим половицам, и воспоминания нахлынули на него как шторм. Больше всего он любил уроки физкультуры и истории. Он вспомнил всех одноклассников и ту, в которую влюбился впервые. Синеокая красавица казалась самой лучшей в мире девочкой, но армия разлучила, а потом не до любви было. Перед глазами пронеслись игры в догонялки, карты, фишки, значки, марки. Теперь этот разнообразный скарб пылился дома на полках и в альбомах. От мыслей отвлёк тупик, на который наткнулся Борис. Он выглянул в окно в конце коридора, и увидел опустевший школьный двор. Вопрос учителя, подкравшегося слишком тихо, прозвучал за спиной следователя, и выдернул Бориса из молочного детства. Выяснив, где кабинет директора, он вскоре встретился лицом к лицу с грозным директором. Раньше он и подумать не мог, что когда-нибудь будет общаться на равных с недосягаемым в его понятии человеком. Он трусил перед директором, и боялся смотреть в глаза строгому учителю. Директор оказался милым человеком. Они прошли в учительскую. Борис обратился к педагогам, у которых была форточка, свободное время между уроками, с вопросом о Надюше. Те, кто знал ученицу, в том числе и директор, охарактеризовали Надю. Беседа была недолгой, но продуктивной, после чего уединившись в кабинете с надписью директор, Борис обратился к нему с предложением: – Максим Петрович, вы мне вкратце расскажите о старшеклассниках. Есть ли среди них сомнительные личности, которые состоят на учёте в милиции? Директор, как мог, охарактеризовал учащихся в его школе детей, заверив опера в том, что среди них вряд ли можно найти преступника. Отъявленных негодяев, состоящих на учёте в милиции, среди школьников не было. Борис быстро сориентировался, и решил прихватить на всякий случай для графологических исследований тетради с сочинениями по русскому языку, начиная с восьмого класса. Директор вернулся в учительскую, собрал увесистую стопку и вручил Борису. Чтобы не привлекать внимание детей и обслуживающий персонал школы, они обернули их в бумагу, и следователь покинул стены школы в полной тишине во время уроков. Надю охарактеризовали не просто положительно, а отзывались с восторгом. На редкость трудолюбивая, всегда опрятная и жизнерадостная девочка сияла, как звезда на небосклоне знаний. Ей удалось привлечь к себе внимание взрослых уважительностью к старшим, отзывчивостью к одноклассникам, участием в школьной жизни. Борис ощутил ненависть к преступнику, когда видел слезы на глазах всех, кого он расспрашивал о школьнице. Ему не было знакомо чувство отцовства, но после услышанного, он, неожиданно для себя, проникся любовью к детишкам, отвечающим на его вопросы, хотя раньше детей в упор не замечал. Он не представлял, что бывают маленькие существа развитые не по возрасту, их умозаключения, не испорченные общественным мнением, поражали его до умиления. Кощунственная смерть изранила сердце опера. Не заживающая боль, будет преследовать всю жизнь. Борис ввалился в кабинет к Потапу. – Вот, отец, я тебе работёнку подкинул, и вывалил на стол четверть сотни тетрадей, – ехидный взгляд насмешил эксперта. – Молодчина, что сам догадался забрать тетради, я не успел тебя предупредить, а ты как антенна принял мой сигнал SOS. – Рад стараться! – Борька козырнул, вытянувшись в струнку перед старшим по званию. – Пока ты отсутствовал, я проверил пальчики Нелюдова и почерк. С уверенностью могу сказать, что почерк не его и часть следа от пальца на записке – тоже. – Вот это да! Ты меня размазал как муху по стеклу своими заключениями. Я надеялся, что это дело мстителя. – Похоже, что нет. Ошибочка вышла. Признания в мусор выбросить можно. Это был самооговор, – Потап покачал головой. – Трудное дельце наклюнулось. Нельзя упускать время, надо теребить дело по всем направлениям. Борис свалился на стул. Его бросило в жар, он расстегнул китель и отстегнул резинку в галстуке, чтобы легче дышалось. Глядя в потолок, он умолк, будто бы читал весь список дел. Через пару секунд он очнулся и констатировал: – Ну, вот что. Я пошёл в народ. Навещу соседей убитой. Авось среди них есть враги семейства Музычук. – Давай, шевелись Борька. По горячим следам всегда легче работать, – благословил его друг. Охладив пыл стаканом воды, Борис поправил форму и, чеканя шаг, вышел в дверь. От страха горожанки закрывались на все замки, ожидая пока выловят всех затаившихся маньяков. Третья линия в расследовании, которую следовало отработать, началась с расспроса ближайших соседей. Но самым трудным был разговор с родителями убитой Надежды. Наблюдательные люди рассказали всю подноготную семьи Музычук и об их взаимоотношениях с социумом. Каждый, блистая осведомлённостью перед сыщиком, вынул из-за пазухи свою историю о семье. Все чаще на устах всплывало имя Лёни соседа смежного участка пострадавшей семьи, который угрожал порубить все семейство. Умозаключения заинтриговали вездесущего следователя. Вдруг, съехавший с катушек мужик, на самом деле осуществил месть. Лёня Михайлов был агрессивным, неуправляемым, жадным. Мысль, урвать всеми правдами и неправдами лакомый кусок земли у соседей (родителей Нади), засела занозой в его голове, и превратилась в навязчивую идею неврастеника. Он неоднократно приноравливался перенести забор, расширив свои угодья на пару метров за счёт соседей. Семья Музычук лояльно смотрела на происки соседа и мирно переносила забор на прежнее место, чем вызывала жгучую ярость у соседа. Созданный для скандалов, он столько раз поливал грязью приличную, миролюбивую семью, что они просто списывали со счетов его агрессию. Семейство являлось лучшим объектом для террора Михайловым. Изголодавшееся по адреналину эго алкало крови, и Лёня приносил ему в жертву соседей. Унижая людей, он повышал самооценку, возносился на пьедестал за умение манипулировать «глупыми людишками». В склоках он подпитывался энергией жизнелюбивых, но более слабых людей. Напористость беспринципной особи могла свести в могилу любого стоявшего на пути Лёни. Как удав он вползал в спокойную жизнь семьи и душил, жалил словами, наслаждаясь эмоциональными трупами. Вынося мозг очередной жертве, он удовольствовался тем, что отравлял ей жизнь. Такая уж у него была сущность. Змея жалит до тех пор, пока не умрёт от собственного яда, укусив себя за хвост. Лёня в склоках часто угрожал, что отправит на тот свет всю семью по очереди. Мать Ольга Степановна и отец Юрий Олегович уже привыкли к внезапным приступам человеконенавистничества соседа, в ответ отмалчивались, прощая обладателя стервозного характера. Когда сосед, впадая в безумство, орал на всю округу, Ольга закрывала дверь на все замки и включала громко радио. Суждения соседей о Лёне Михайлове, возбудили у Бориса ненависть, он оперативно привлёк ничтожное создание к ответственности и забрал на допрос в качестве подозреваемого. Потап предостерегал несдержанного оперативника от быстрых горячих выводов и неустанно повторял Борису, чтобы он был осмотрительным на допросах. Эксперт давно уверовал в то, что вопросы – есть разновидность насилия. Смысл поучения Борис не усвоил, а различные нравоучения эксперта воспринимал в штыки. Он, как малое дитя, ослушавшись родителя, позже убеждался на собственной шкуре в правдивости их предостережений. Лёня всю дорогу до отдела милиции матерился, пока Борис не пригрозил ему статьёй за нецензурную брань. В камере предварительного заключения буян поутих. После официального оформления его невозмутимого ввели в кабинет. – Значит, говоришь, что порубишь всю семью Музычук на кусочки, – следователь колко резанул глазами по Михайлову. Лёня вытаращил глаза, но они утонули в увесистых щеках, паузились как у китайца, эмоции скрылись за гладью круглого лица. Волнение превратило сквернослова в заику. – Я. Не… Что? Люди врут! Наговаривают. Я добропорядочный, – визгнул в конце фразы Михайлов.