— Коли не надорвешься, можешь доставить и тысячу пудов, — глянув на мужичка, пожал плечами Карпов. — Выплачу сто рублей, копейка в копейку. Только помни, что руда должна быть промытой и высушенной. — Ага! Я все понял! Станешь придираться к сырости и грязи, и платить куда как меньше, — осенило кузнеца. — Не угадал, — развел руками Иван. — Грязную и мокрую руду я вообще не стану принимать. И не ищи подвоха, кузнец, там, где его нет. Сам же сказал, что на дурака я не похож. А тут вдруг попросил дозволения обратиться к вечу, и стану вилять задом, чтобы с меня потом спросили по закону. — А сбежишь? Чай к нам из Москвы сбег, — не унимался кузнец. — Это да. Тут ты меня поймал. Бежать с тысячей пудов руды или сотней пудов железа, куда сподручнее, чем со ста рублями. В ответ на явную издевку, толпа грянула дружным хохотом. Ну ясно же, что кузнецу не дает покоя верный способ выделки железа, известный москвичу, и неведомый ему. Жаба она такая, почитай любого как ржа сожрет. — Ну что, господин Псков, есть еще вопросы к Карпову Ивану Архиповичу, — выступил из строя бояр самый старший из них, Пятницкий. — Да нет боле вопросов, давай уж решать, Ефим Ильич. То Луку завидки берут, вот и мутит воду, — подал голос один из псковичей. Его тут же поддержали остальные. Послышались насмешливые выкрики в адрес кузнеца, посвист и улюлюканье. Тот в свою очередь вяло и добродушно отмахивался от донимающих его горожан, как это и присуще людям, наделенным недюжинной силой, но не привыкшим ею бравировать попусту. Эдакий добродушный мишка. Вот только лучше бы поостеречься злить таких добряков. Чревато. — Ну что же, господин Псков, тогда скажи свое решение. Дозволим ли мы Карпову Ивану Архиповичу пользовать леса в пяти верстах окрест его вотчины, с подношением податей в казну города? — Дозволяем. — Пускай работает, — тут же послышались голоса, которых было явное большинство. — Так тому и быть, господин Псков. Ступай, Иван Архипович, отныне у тебя есть дозволение Пскова, заключил боярин Пятницкий. А чего тянуть? Все что нужно сделано. Разве только уважить честной народ благодарственным земным поклоном, да сойти с помоста. Сегодняшнее вече было запланированным, а потому и присутствовало большинство вечевиков всей псковской земли. Вот ведь, даже не княжество. А что еще нужно для рекламы? Это в его мире, распространение информации, и уж тем более рекламы, из уст в уста, невообразимый анахронизм. Здесь же, самый что ни на есть эффективный способ. В этом мире с развлечениями так себе. А потому и все новости распространяются подобно лесному пожару. Правда, при этом обрастают такими подробностями, что подчас правду от вымысла уже не отделить. Но с другой стороны, кто-то заинтересуется. Попробует. Непременно заработает, и тогда уж слухи начнут обретать материальность. Идея с обращением к вечевикам, чтобы они донесли весть до всех пределов, принадлежала боярину Пятницкому. Оно ведь все одно обращаться, потому как сегодняшняя металлургия крепко завязана на древесный уголь, а значит и на лес. А его понадобится оч-чень много. В десятки раз больше чем было в вотчине выкупленной Иваном втридорога, все у того же Пятницкого. Ага. Иван теперь вполне мог именоваться помещиком, потому как стал обладателем двух семей общим числом в двадцать три души. Шесть работников мужеского полу и семь баб и девок от тринадцати до сорока лет. Остальные мальцы от года до девяти. При них двадцать десятин пахотной земли, столько же выпасов и сенокосов. Да не угодий, то есть лесу, тридцать десятин. И за все это добро им было уплачено пятьсот рублей. Грабеж!!! Ну да, и деваться некуда. Нужно же как-то корни пускать. А то ведь он тут никто, и звать его никак. Теперь же, за ним и землица, и людишки. Да и местечко в восьми верстах от пригорода Остров, на берегу речушки Пенной, ему подходило как нельзя лучше. На реке вполне можно поставить плотину, для привода механизмов будущего завода. Опять же, Великая вот она, под боком, а значит и суда с иноземной рудой легко подойдут, и купцам куда пристать будет. Планы и Ивана были большие. Хм. Знали бы господа бояре, насколько большие, наплевали бы на выгоды от возможной размолвки великой княгини и царя. Причем, все без исключения бояре. Ну да, это дело будущее. Пока же, все больше тишком, да бочком… Выйдя из толпы, Иван с удовольствием поднял голову, и глянул в синее небо. Май выдался теплым, что не могло не радовать. Опять же, птички поют, вокруг зелень… Н-да. Поправочка. Сейчас все больше белого, потому как самая пора цветения плодовых деревьев. А они тут повсюду. И просто одуряющие запахи весны. Поправив шапку, Иван пошел прочь с соборной площади псковского Крома[3], где и проводились собрания веча. Оно еще не закончилось и на помосте уже выкликают следующий вопрос, достойный внимания веча. Вообще-то, сомнительно, что даже его проблема должна была обсуждаться толпой. Тут и органы самоуправления вполне управились бы. Ну да, Пятницкому виднее, как и что тут обделывать. А может, бросая народу вот такую мелкую кость, бояре отвлекали их от более серьезный вопросов, решая их кулуарно. Едва только вышел за ворота, как сзади тенями пристроились двое здоровяков. Борис и Емеля, его боевые холопы. Они теперь всюду сопровождали Ивана. От греха подальше. А то, случались прецеденты. Эти же ребята проверенные, и присягой повязанные. Конечно у современников Ивана понятие долг, честь, присяга, по большей части вызывают усмешку. Но только не у местных аборигенов. Для подавляющего большинства из них, клятвы и честное слово, священны. Что за такие метаморфозы? Какие современники, и при чем тут аборигены? Да в общем-то все просто, и невероятно сложно, одновременно. Во всяком случае, Иван понятия не имел, как объяснить все то, что случилось с ним пять лет назад. Это он сейчас крепкий, высокий и статный парень двадцати двух лет отроду. А тогда ему было за сорок, он уже лысел, и был состоявшимся дядькой, возившимся в свое удовольствие, в собственной мастерской. И жил он не в конце семнадцатого века, а в начале двадцать первого. Интересно? А уж ему-у-то как ин-нтере-эсно, прос-сто жуть. Так уж случилось, что в своем времени, или все же мире, Ивана Рогозина сбил автомобиль, и очнулся он в прошлом, в теле подростка, Ивана Карпова. Причем не просто в прошлом, а в альтернативном. Многое было схоже с его миром, во всяком случае, из того что помнил он. Но хватало и отличий. К примеру, России не было, как и царя реформатора Петра Великого. Хотя, молодой реформатор все же сейчас восседает на русском престоле. Только зовут его Николаем, из рода Рюриковичей. Вот так. Русское царство присутствует, но в сильно усеченном виде. Новгородские земли вполне даже превосходят его по площади, так как кроме северных территорий, простираются на северный Урал, и дальше в Сибирь и Дальний Восток. Псковская земля, в сравнении с этими двумя гигантами сущий карлик. И населения тут всего-то около шестидесяти тысяч человек. Есть Гетманщина, по левобережью Днепра. Ну и земли донских казаков. Как-то так. Ивана угораздило оказаться в теле паренька семнадцати лет, который по всему видно, должен был умереть. Во всяком случае, душу из этого тела вытряхнуло основательно. За прошедшие годы Иван ни разу не почувствовал чужого присутствия. Когда ему стукнуло восемнадцать, отец не спрашивая согласия Ивана, записал его вместо себя в стрельцы. Общеизвестная практика, хотя и не сказать, что парню… Хм. Ну да. Теперь уже парню. Так вот. Не сказать, что ему это понравилось. Но и выхода иного не было. Пришлось влезать в стрелецкий кафтан и идти на государеву службу. Послужил, чего уж там. Всего-то четыре года в стрельцах, а его уже помотало от Урала до Крыма. Причем, за этот короткий срок он умудрился подняться от простого стрельца, до сотника, и получить дворянское звание. Не без помощи полюбовницы, сестры покойного царя, но в большей степени все же благодаря своим талантам. Ну, а под конец, угораздило оказаться обвиненным в преступлении против престола. Едва ноги унес из царских застенков. Во всяком случае, именно так звучала официальная версия. По неофициальной он прибыл в Псков чтобы мутить воду в пользу Москвы. При этом противники русского царя, должны были принимать его за противника Николая. Да и полагали, чего уж там.. Н-да. Ну мутить воду, или нет, а устраиваться по жизни нужно и здесь. Вреда точно не будет. Вот Иван и крутится, заводя знакомства, обрастая связями, и строя планы на будущее. А как же иначе? Если жить только днем сегодняшним, то долго не протянешь. Миновав Средний город, прошли через одни из четырех ворот в город Окольный. Есть еще одни основной район, называется Запсковье. Постепенно расширяющемуся городу наконец стало тесно на клине образуемом реками Великая и Пскова, поэтому городская стена перекинулась через реку, и охватила часть территории уже на правом берегу последней. Оттого и Запсковье. Вообще, коль скоро даже Москва, по меркам Ивана была тесной и скученной, то о Пскове и говорить нечего. Этакий треугольник с кромом в качестве вершины, от которого до основания около версты. Ну и само основание, порядка полутора. Так что, до нужного постоялого двора, на Михайловской улице, у Михайловских же ворот, дошли быстро. — Здравия тебе, Авдей Гордеевич, — присаживаясь за стол, напротив крепко сложенного мужика, поздоровался Карпов. Вот взглянешь на него, и сразу понятно в кого удался статью Гаврила, один из компаньонов Ивана, закупавшийся товаром в его московской мастерской, и металлом в Карповке. Как Иван и предполагал, казна хотя и обязалась выкупать у его батюшки весь металл, сделать это оказалась не в состоянии. Воров да казнокрадов на Руси всегда хватало. Вот и не нашлось средств на закупку немалой части железа и стали. Ну, а коли казна не выкупает задешево, то не грех и стороннему купцу отдать, подороже. — И тебе поздорову, Иван Архипович, — степенно ответил купец. Иван подозвал подавальщицу, и сделал заказ, как себе, так и Емеле с Борисом, пристроившимся за соседним столиком. Ничего страшного в том, что они отвлекутся на еду Карпов не видел. Служба службой, а еда просто необходима. Опять же, принимать пищу можно и поочередно. И вообще, учить этих двоих, только портить. Взрослые мужики с изрядным опытом за плечами. — Ну как наши дела? — Поинтересовался Иван, едва подавальщица отошла в сторону. — Хороши дела, чего уж там. Со шведами договорился, осталось дело за малым, — явно довольный собой, ответил купец. — Корабли заложил? — Четыре больших ладьи, по двенадцать с половиной тысяч пудов каждая. Уж к середине июня выйдут в море. За эту навигацию успеют сделать по два рейса. Сто тысяч пудов руды. Вот убей, а я и не представляю, как ты столько переваришь. Два рейса, это серьезно, с учетом того, что каждому судну предстоит пройти в общей сложности две тысячи верст. Причем порядка трехсот вверх по течению Нарвы и Великой. Ну да, было бы желание. А желание у купца похоже есть. Как бу не извернулся и на три рейса. Хотя-а… Нет. Это все же перебор. — В этом году не переварю. Буду складировать. А вот на будущий уже возьмусь всерьез, — подмигнул купцу Иван. — Ага. И ту руду что псковичи станут тебе стаскивать, тоже переработаешь? Чего так глядишь? Присмотрел человечек со стороны, как ты там на вече вещал, да быстренько ко мне с вестями. — Переживаешь? — Еще бы мне не переживать, Иван Архипович. Ить каждая та ладья мне в тысячу рубликов садится. С видом на прибыль, все сбережения в них вкладываю. А тут ты, вдруг возьмешь и заявишь, что деньги нет иль там, обождать надо. Иван понимал опасения купца. Нет, тот вкладывал в новое предприятие далеко не все деньги. Плох тот купец, что не станет жаловаться на разорение. Но четыре тысячи сумма все же изрядная. И не имей Ерохин дел с Карповыми раньше, то ни за что не согласился бы на такую авантюру. Пусть и многообещающую. Шутка сказать, но за минусом всех накладных расходов, новое предприятие уже в этом году должно было не просто окупиться. Ожидаемая сумма чистой прибыли составляла порядка четырех тысяч рублей. А со следующего года эта сумма должна была возрасти до двенадцати тысяч. — Не переживай, Авдей Гордеевич, мне тебя обманывать не след. Так что, строй ладьи и вези руду. Через пару лет, глядишь, еще и мало будет. Придется тебе еще строить кораблики. А то гляди, со шведами уговорюсь, и пройдут денежки мимо тебя. — Хм. Сказал бы, что попусту бахвалишься. Да только сам бывал в Карповке твоей. Видел все своими глазами. Х-хе. То, что дозволили увидеть. Так что, вера у меня к тебе есть. Хотя и с сомнениями поделать ничего не могу. — А ты не сомневайся, — ободряюще произнес Иван Потом подмигнул и отправил в рот ложку с кашей, обильно приправленной сливочным маслом. М-м-м! Вкуснотища-то какая. Странно, в прошлой своей жизни он вообще не ел кашу. Ну разве только в армии, где у него и выработалось стойкое предубеждение к этому блюду. А здесь ел за милую душу, получая несказанное удовольствие. — Ну что же, не буду сомневаться. Да только, все одно понять хочу, для чего тебе нужна еще и местная руда. Я тут узнавал, так она ни в какое сравнение со шведской не идет. Из той, против местной, железа вдвое получается. — Верно. Болотная руда плохонькая. Но иной в псковских, да и новгородских землях нет. А случись со шведами какая оказия, и что тогда? Поставить заводы, и потом палец сосать? А так, пусть и плохонькая руда, и помучиться придется, а все одно, и завод не встанет, и прибыль будет. — Ну, то дело твое. А вот что меня касаемо, то я вопрос имею. Это что же получается, болотную руду, что поплоше, тут же под ногами собирать станут и стаскивать к тебе. А я из-за моря привезу добрую. Примешь же ты и ту и другую по одной цене. Десять копеек за пуд. Заработаешь же на шведской вдвое. Как-то некрасиво получается. — Ты воду-то не мути, Авдей Гордеевич. Я ведь твою деньгу не считаю. Вот и ты ко мне в мошну не заглядывай. И не думай, что самый умный. Чай руду будешь скупать чуть не по копейке за пуд. Да потом сам же у меня и металл скупать станешь, еще и на этом заработаешь. Твои доходы уже через два года самое мало вдвое против прежнего поднимутся. А ты все туда же, маловато будет, — припомнив мультфильм о старике и елке, ерничая закончил Иван. Ухмыльнувшись, и мотнув головой, мол каков жук, Иван взял кружку со сбитнем и сделал добрый глоток, пропихивая кашу в желудок. Оно вроде и с маслицем, а все одно, без запивки как-то не то. Ага. Упала. Разлеглась. Теперь можно и еще одну ложечку. Вдогонку. Ай хороша каша! — Ты лучше скажи мне Авдей Гордеевич, караван-то на Москву отправил? — Еще третьего дня. Как только отправил, так сразу и к тебе. — Гаврила в курсе? — Нет. Ему сказал, что как на Москве разгрузится, так пусть тебя поджидает, и далее как ты велишь. Ты уверен ли в том, что удумал? — Еще как уверен, Авдей Гордеевич. Нечего мастерским в Москве делать. За этим делом нужен глаз да глаз. А какой присмотр, коли на месте никого нет. — Ну, то дело твое. За твои деньги, хоть на руках все вынесем. — Это да. Только все дело в цене. — Ну, это как водится, — деловито развел руками купец. После встречи с купцом, и сытного обеда, Иван направился к Рудакову. Все шло к тому, что Карпову удастся обернуться за один день, а уже рано поутру выдвинуться обратно. По меркам привычного Ивану мира, полсотни верст и не расстояние вовсе, а так, сущая безделица. Здесь же, дневной переход для всадника, без сменных лошадей. А потому в дорогу лучше все же собираться с утра… Рудаков искренне обрадовался гостю, и потащил того к столу, благо время было обеденное. Иван не стал отнекиваться, хотя и был сыт. Пришлось отдать должное хозяйке. Пусть и не ею лично приготовлено, тем не менее, дом это ее епархия. Понимать надо. И только после обеда, они с Павлом уединились в его кабинете. Не сказать, что они до этого не виделись. Было дело, когда Иван только появился в Пскове. Во второй его наезд, лекаря на месте не оказалось. Был на выезде, лечил какого-то помещика, получившего увечье на охоте.