– Что именно? – я внимательно посмотрел на приятеля. – Да что-то не так с этим парнем. Ты ничего странного не заметил? – Вроде бы нет… – Слова Валентина заставили меня призадуматься и вновь обратить внимание на противника. – Он довольно быстр и силён для неодарённого человека, но… я всё равно в лучшей форме. Клинком он владеет вроде бы неплохо, хотя здесь я оценить не могу, не специалист ни разу! Но если как ты говоришь, он профессиональный наёмник, то в этом нет ничего странного. Что, по-твоему, не так? – Да вот такое дело… – Валька нахмурился. – Понимаешь ли… Скажи, как давно ты в последний раз дрался с обычным человеком, не используя силу? Не на тренировке, а вот так вот, по-настоящему. – Да фиг его знает, – вопрос друга поставил меня в тупик. – Кажись… да вообще никогда. Если только в дошкольном возрасте кому нос рассадил. – В том-то и дело. Просто, как я и подозревал, – Валя внимательно посмотрел на меня, – ты привык к тому, что обычные люди гораздо слабее тебя. Вдарил с кулака, и перед тобой кусок хорошо если ещё живого мяса. Сейчас же тебе твои же собственные удары кажутся неимоверно слабыми, а потому реакция на них у противника – вполне нормальная? Так? – Ну, ты, блин, из меня монстра-то не делай, – покривился я. – Скажи просто, что тебе не нравится! – Во-первых, тот твой финт с ударом плечом в грудак. Он, знаешь ли, был очень силён, но у этого хрена даже дыхание не сбилось. Вскочил, словно после массажа, – мой приятель в задумчивости потёр подбородок. – Во-вторых… понимаешь ли. Даже если ты думаешь, что «слабо» залепил ему только что ногой в челюсть, так вот я тебя разочарую. Нормальные люди после таких вот воздушных кульбитов, которые он выдал, уже не встают. Это для одарённого под каким-нибудь из типов «рубашки» вполне нормально пролететь винтом метра два в воздухе, долбануться головой о мраморный пол и там ещё покувыркаться, а потом почти сразу встать на ноги. А вообще – после встречи с ногой такой машины для убийств, как ты, дай бог человеку одной только сломанной челюстью отделаться. – Вот сейчас было обидно… – я усмехнулся. – Хочешь сказать, что он слишком уж крепкий для неодарённого. – Именно. Да ещё плюс к этому показательное игнорирование болевых ощущений… – Думаешь, жульничает? – Да нет… Всплесков Сансары я не наблюдал, – покачал головой Валентин. – Может, у него татуировки какие есть… – А разве для работы маджи-татуажа не нужны открытые чакры, с которыми он связан? – А хрен его знает, – передёрнул плечами парень, поймав взглядом вышедшую вперёд девушку-судью. – Может быть, есть такие, которые не требуют. Или как вариант – парень модификант, с укреплённым телом и притушенными болевыми центрами. Но, думаю, что к этому нам прикопаться не удастся. Апокрифиальные бретёры не могли бы оставаться в этом бизнесе и успешно работать, не будь их «маленькие» секреты допустимы с точки зрения «кодекса» и прикрыты на юридическом уровне. С судьёй я сейчас, конечно, поговорю, но ты в любом случае давай побыстрее с ним заканчивай. И будь осторожнее. На разговор моего секунданта с японкой ушло минут пять, и, судя по лицу приятеля, даже если его подозрения были обоснованными, девушку с непроизносимым в приличном обществе именем его доводы не впечатлили. А вот Яна, переводившая слова Вальки, и Инна, молча слушавшая диалог, были иного мнения и теперь сверлили безучастно-спокойное лицо принявшего стойку бретёра возмущёнными взглядами. После отмашки и очередного «Хаджиме» он атаковал меня первым. Рапирный комплекс он теперь держал левой рукой, и как мне показалось, владел он ей куда как лучше, чем правой. Вообще, я слышал, что в фехтовании противник, находящийся в зеркальной позиции для человека со шпагой, крайне неудобен, впрочем, правды ради стоит сказать, что это верно для многих искусств, специализирующихся как на оружейном, так и на рукопашном бое, где обученный левша получал определённое преимущество над правшой, привыкшим к себе подобным. Мне же от этого было ни тепло, ни холодно. Я просто, как и он, сменил ведущую руку, перекинув в неё погнутый обрубок шпаги, да к тому же взял его обратным хватом, так что витой эфес, защищающий кисть, превратился в неплохой кастет. Впрочем, помогало это не сильно, потому как мой визави стал действовать быстро, но очень осторожно, не подпуская меня на расстояние рукопашной атаки, постоянно заранее прерывая мои попытки сблизиться взмахом острия своего оружия. Так что мне приходилось постоянно отступать, где уклоняясь от быстрых уколов, где принимая их на обрубок клинка, а то и вовсе резко разрывая дистанцию. При всём при этом в чём-то приятно было осознавать, что, несмотря на пассивное ведение боя, симпатии зрителей всё равно по большей части были на моей стороне. Пусть даже я успел получить ещё один, реально опасный укол чуть выше правого бедра и почти лишился оружия, искромсанного клинком противника. Конечно, скорее всего, были и те, кто поддерживал моего противника, но так как публика на день рождения юного Лепесткова-Каменского собралась аристократическая и благородная, свиста и улюлюканий, а также осуждающих выкриков практически никто себе не позволял. В тот момент бретёр прижал меня к самому бортику фонтана, и я просто не успевал увернуться или отвести летящее в меня остриё рапирного комплекса. Так что оставалось только сделать так, чтобы ранение оказалось как можно менее опасным, и именно этот момент стал переломным. Видимо, вид пролитой крови и первой, по-настоящему результативной атаки заставил противника потерять некоторую долю самообладания, либо тот мой удар всё-таки не прошёл для моего визави так уж бесследно, как считал Валька, а потому он просто забыл, что перед ним не одна из его обычных целей. В любом случае он сделал ошибку, решив сразу же после успешной атаки форсировать ситуацию, сделав следующий выпад финальной точкой в нашем противостоянии. Быстрый финт остриём клинка перед моими глазами, и кончик лезвия устремился в правую часть моей груди, потом вдруг рыскнул ниже. Однако из-за всех этих обманных движений он оказался не таким быстрым, как следовало, и я ушёл от него вращением, заодно с силой сбив клинок бретёра в противоположную сторону, а затем резко швырнув в парня ту изрубленную железяку, которая ещё недавно была замечательной антикварной шпагой. Мой импровизированный снаряд противник отразил обратным движением оружия. Движение это было резким, а потому он на долю секунды открылся, и этого мне хватило, чтобы сблизиться с бретёром. Я уже услышал первые буквы визгливого крика его секунданта «Про…», когда мои ладони как ножницы опустились на левое запястье бретёра, и через долю секунды правая кисть сомкнулась на свободной рукояти рапирного комплекса. Остаток вопля «…тестую» совпал с двумя быстрыми взмахами клинка, крест-накрест располосовавшими грудь человека, и почти мгновенно за этим последовавшим сильнейшим ударом стопой в низ живота, опрокинувшим бретёра на землю. Ожидая в любую секунду, что судья опять остановит бой, я рывком оказался возле него и приставил подрагивающие острие к тыльной стороне шеи парня. По коже тут же прокатилась тонкая алая струйка крови. – Я… я сдаюсь, – прохрипел он, и, словно бы дожидаясь этих слов, красноволосая японочка, вот же коза, громогласно объявила о моей победе, жутчайшим образом исковеркав титул и имя с фамилией. Вот с каких пор я стал «Даймё Ефимобу Кудзима»? И ведь не поймёшь, то ли это комплимент в качестве признания моих ратных подвигов, то ли она таким образом мне мстила и моё имя на их птичьем языке тоже означало что-то не шибко цензурное.

* * * Весь дальнейший остаток того дня слился для меня в один, в какой-то мере жуткий, а с другой стороны, завораживающий и даже приятный калейдоскоп. Аська, Нинка, Инка и другие мои девочки, в том числе и госпожа председатель с журналисточкой, набросившиеся на меня с объятиями и поцелуями. Раны свои я затянул, влив в пострадавшие участки тела Сансары, а потому они меня более не беспокоили, в отличие от моего внешнего вида. Впрочем, в гардеробах поместья Лепестковых-Каменских нашлось, чем заменить пострадавшую одежду, а когда же я вернулся в зал, всё и завертелось. Одобрительные слова и поздравления присутствовавшей при дуэли знати, извинения перед Марией Викторовной за изуродованную семейную реликвию, жуткий скандал, устроенный бароном Андреем Деньским, и его скоропостижная и очень мучительная смерть. Как сказал тот самый аристократ, который заставил отступить секунданта бретёра, звали которого, как оказалось, Фёдор Семёнович Мышкин: «Парня забрал Зелёный рыцарь». Впрочем, случилось это не сразу после того, как меня объявили победителем, а спустя где-то час бесплодных воплей, ругательств и откровенной истерики, которую закатил проигравший барон. Риск – дело благородное. Но именно это в планы барона и не входило, а потому сейчас он, бешено вращая глазами, орал всякую околесицу, грозился папенькой и тем, что мы ещё не знаем, с кем связались и какие люди стоят у него за спиной. Так, вереща то на своего секунданта, то на меня, то на японку, он требовал немедленно аннулировать результаты дуэли. Его помощник конечно же попытался было выкатить очередную претензию, на сей раз основывая свои претензии на том, что я не фехтовал на шпагах с их представителем, а по сути дрался на кулаках… но вот доказать что-либо у него не получилось. Тогда-то Деньского уже откровенно понесло, и парень полностью перестал контролировать себя. Безумно хохоча, заорал на весь зал, что именно он победил на дуэли, и немедленно попытался схватить Инну за руку, но кто бы ему это позволил. Прибежавшая охрана поместья быстро оттащила вырывающегося и визжащего аристократа с огромным фингалом под глазом, а затем собственно и случилась трагедия. Молодой человек вдруг застыл на месте, мертвенно побледнев и уставившись немигающим взглядом на старшую цесаревну, затем посмотрел на меня, после чего испортил в помещении воздух и забился в судорогах в руках стражников. Через секунду он уже извивался на полу, пуская ртом кровавую пену, а минуту спустя дёрнулся пару раз и испустил дух. Естественно, что дети этого не видели. Сразу же после начала скандала их убрали из зала, так что инцидент не испортил праздника самому виновнику торжества. Но так как у остальных гостей желания веселиться на детском празднике и так было не шибко много, а случившееся так и вовсе окончательно испортило настроение – аристократы начали потихоньку покидать поместье. Уехали и мы, забрав даму у юного кавалера, что вылилось в новый кордебалет, на сей раз романтического содержания. Парень влюбился в нашу Аську и прямо на заснеженной автостоянке перед грозным носом «Карателя» предложил девочке свою руку, сердце и рогатку. И тут, о чудо, окончательно впавшая в детство десятитысячелетняя «Снежная дева» зарделась алым, пискнула что-то типа «Я подумаю…» и убежала в кузов. Парень… расстроился. Поведение и ответ моей «дочки» он воспринял не иначе как отказ и чуть было не разревелся. Успокоить юного рыцаря удалось далеко не сразу, совместными усилиями нашей команды и Марии Викторовны. Думаю, что не последнюю роль в деле уговоров сыграла рассказанная «тётей Инной» фантастическая сказка о том, что даже сам «дядя Кузьма» очень, очень, очень долго добивался того, чтобы «тёте Нина» сказала ему однозначное «да». Мы с Зайкой переглянулись и, пожав плечами, подтвердили успокоившемуся вроде кавалеру, что – да, всё так и было. Почти так… Я же по секрету намекнул, что если даже дама сказала бы ему «нет», то это ещё не повод отчаиваться, потому как на женском языке это означает «может быть», в отличие от самого «может быть», которое означает «нет». Тем более что ему сказали «я подумаю», что уже практически «да». В общем, так как «дядя Кузьма», после виденной мальчиком дуэли, на некоторое время стал бесспорным авторитетом у сорванца, а «тётя Нина» – ну, Нинка была просто признана «красивой», а потому согласно детской логике к ней тоже следовало прислушиваться… Нам поверили. А вот Аська чуть позже нас удивила. Не знаю уж, что там на неё нашло, но когда «Каратель» в сопровождении Валькиного электроцикла выехал за ворота поместья, она, захлюпав носом, пустила слезу и не успокаивалась вплоть до самого дома.

В кампус мы въехали примерно в одиннадцать. Комендантский час ещё не начался, но девицы-красавицы развозиться по домам не пожелали, а заявили, что в связи с моей победой в дуэли и получением «Ключа» рода Деньских они устроят… девичник. Нас с Валькой поцеловали и попросили на выход, заявив, что коли гусары имеют такое желание, то ближайший магазин ещё открыт и квартира в нашем распоряжении, но если мы в ней во время гулянки насвинячим, то завтра мне этого не простят! Броневичок оставили на небольшой парковке особняка, благо он вместе с электроциклом занял там всё свободное место. Магазинчик действительно ещё работал, а потому, пока я, не отсвечивая как не совершеннолетний, постоял на стрёме, господин полицейский офицер из Дисциплинарной комиссии закупил всё, что было нужно и что мне бы не продали. После чего мы очень хорошо посидели на кухне, предпочтя отметить мою победу не разносолами с дефлопе, как небось гуляли сейчас девчонки, а по-простому, по-русски, в стиле «парни из рабочего квартала», с беленькой, закусочкой и пельмешками. К сожалению, с последними вышел небольшой прокол. Кондовых «Останкинских классических» в магазине не продавали, так что нам пришлось довольствоваться элитным суррогатом, который, как оказалось, каждое утро готовила для покупателей очень милая девчушка-сибирячка, студентка второго курса, по очень строгому традиционному семейному рецепту. Причём вообще-то при покупке этой продукции в той лавке она сама приходила на дом к покупателю и «правильно» готовила их. Вот только мы с Валькой скрепя сердце отказались от данной услуги, потому как время позднее, на столе будет спиртное, а девушке мы, похоже, приглянулись, тем более что у неё закончился рабочий день… В общем – не дай бог что, после подобной дозы адреналина, к тому же я не был уверен, что моя Женечка не понатыкала по квартире разных подслушивающе-подглядывающих устройств. Да и Валька за Ольгу не поручился, что она точно оставила его без пригляда. Палевно, знаете ли!