«Нет уж, так не пойдет! – она решительно помотала головой. – Это мой поганец – а значит, никому не позволено его сожрать, закопать под холмом или утопить в болоте. Только мне все это можно!» О том, с чего вдруг Себастьян сделался теперь «ее», Мэйр усиленно не думала. Нет, не думала. Увы, отговорка «мой пациент» звучала все более жалко и неубедительно. И с этим нужно было что-то делать. Нужно. На улице вовсю светило яркое западное солнце, однако ветер дул холодный и влажный. Синтар… Мэйр накинула капюшон и засунула в карман левую руку. В правой был увесистый кусок говяжьей вырезки, завернутый в вощеную бумагу. Для Тен-Тена, конечно же. Ну, кто знает, с вечно голодным Себастьяном тоже могло сработать… Впрочем, к сырому мясу он был равнодушен – в отличие от самой Мэйр. И ее капризного плотоядного друга. – Тен-Тен? – позвала она с надеждой. – Хватит дуться! Я знаю, ты где-то здесь! Вредный келпи ничуть не проникся. Мэйр сердито фыркнула и прикрыла глаза, сливаясь с сонной тишиной увядающего леса. Лес, как и сама Мэйр, холодов не любил и по осени пребывал в ворчливой полудреме. Понемногу терял листья – золотые, и медные, и бронзовые, – увядал шумно и сердито, кое-где меланхолично гнил… В общем, готовился к спячке, чтобы весной проснуться и еще добрых полгода красоваться пестрым разноцветьем перед всеми, кому хватит духу прийти и поглядеть. Тот еще выпендрежник и пакостник. Как и положено приличным зачарованным лесам. Мэйр открыла глаза и возмущенно выдохнула. Себастьян ушел сравнительно недалеко, всего на пару миль от дома. Дальше идти будто бы и не собирался, заинтересованно топчась вокруг жертвенного холма, где высилась громада Неметона. Куда он вскоре непременно сунется, что очевидно для всякого, кто был бы знаком с лейернхартским бастардом хоть день… час… Да нет, хватит и пяти минут, чтобы понять, какая перед тобой любопытная, упертая и педантичная сволочь. – Это моя сволочь, – пробормотала Мэйр. – Тронешь – пущу на дрова. В ответ от Неметона пошли волны насмешливой издевки – мол, старые новости для всех, кроме тебя; вот какой глупый подменыш! – Сам дурак. Она переложила сверток в другую руку и неспешно побрела в глубь леса, глядя по сторонам и недовольно морща нос. Зеленовато-желтые кроны деревьев на фоне ярко-синего неба – красиво, да только все не то. Осень Мэйр не особо нравилась, а зима и того меньше, даром что родилась она в день солнцестояния. Холод Мэйр переносила с большим трудом – кровь демонов, будь она неладна… Наверное, даже уехала бы куда-нибудь на южное побережье, не привяжи ее к себе Неметон – так крепко, что даже в столице не пробыть больше пяти-шести дней кряду. Проведя в Иленгарде больше недели, Мэйр начинала чахнуть на глазах, а тысячелетнее дерево обижалось и принималось жрать людей без разбору. Тут уж не до собственных удобств: хочешь не хочешь, а привыкаешь к капризному и влажному морскому климату Синтара. «Но, Бездна пожри, какая все-таки гадость этот ваш холод!» – она поежилась и снова попытала счастья: – Таэн’нэйерис! А ну, выходи, злобная ты лошадка! Вздорный келпи терпеть не мог, когда его звали лошадью. Однако на провокацию не повелся; хотя Мэйр показалось, будто из чащи донеслось возмущенное фырканье. – Тен-Тен, ну прости! Я была занята и не могла тебя навестить… ты же знаешь, двуногим человечкам приходится ходить на постылую работу и все такое. И даже если я была вынуждена тратить время на кого-то другого, это не значит, что тебя теперь любят меньше… Понимаешь? Никакой реакции не последовало. – Ты не можешь быть таким жестоким! Я же скучала по тебе, и я люблю тебя больше всех на свете, ты, наглая скоти… эээ… мой прекрасный Черный Шторм! Черный Шторм – а именно так зовут Тен-Тена, «чернушку», в переводе на имперский – сохранял высокомерное молчание. В том, что эта копытная зараза материализовалась неподалеку и теперь злорадствовала где-то в зарослях терна, Мэйр уже не сомневалась. – Ну и пожалуйста, – с обидой проворчала она и отогнула бумагу на краешке свертка. – Мне больше достанется! А ты сиди без гостинца, глупый конь! С гневным ржанием Тен-Тен соткался из воздуха и тени; выбивая копытами огромные комья земли, помчался к ней в вихре собственной длиннющей гривы – грозный, иссиня-черный, блестящий, как воронье перо, с тремя изогнутыми серебристыми рогами во лбу. Вожделенный сверток у Мэйр вмиг отобрали, и за какой-то десяток секунд три фунта говядины были уничтожены. Вместе с бумажной оберткой. – Ты не конь, – вздохнула Мэйр, скрестив руки на груди, – ты свинтус. Хоть бы спасибо сказал! Келпи снова фыркнул и ткнулся ей в плечо изящной щучьей мордой. Осторожно, чтобы ненароком не задеть любимого подменыша рогами – два из них, что поменьше, в полфута каждый; третий, что посередине, длинный и острый, по форме напоминал изогнутый шафрийский меч, и выпотрошить таким кого-нибудь – плевое дело. Мэйр засмеялась и охотно обвила руками мускулистую бархатную шею. – Все, мы снова друзья? – Тен-Тен отпрянул и уставился с явным недовольством. – Злишься из-за Себастьяна? Ну, он тоже мой… друг… типа. Не могу же я дружить только с тобой? Он недоуменно склонил набок огромную башку – мол, почему бы и нет? Мэйр снова засмеялась, на сей раз вышло нервно. Реакция зловредного водяного коня на Себастьяна казалась очень странной – к Дейдре и Алану он отнесся вполне нейтрально, даже дружелюбно; Френсиса напрочь игнорировал, но агрессии не проявлял. – Перестань, Тен-Тен! Это грубо, а с грубиянами никто не дружит. – Тен-Тен понуро склонил голову к жухлой траве. Мэйр погладила его по носу, касаясь основания нижнего рога. – Почему грубо? Ну так вы ведь даже не знакомы. И разве мы не можем дружить все вместе? Себастьян поживет здесь еще некоторое время, ну и… если бы ты подружился с ним, то он мог бы навещать тебя, пока я буду занята на работе. Это же здорово! Келпи от таких перспектив не пришел в восторг – спустя двадцать лет общения Мэйр легко читала на лошадиной морде очень даже человеческие эмоции, – однако милостиво изобразил нечто, похожее на кивок, и побрел на запад. В сторону Неметона. И Себастьяна. – Правильно, давай-ка найдем этого неслуха. А то, боюсь, он способен задолбать даже дерево. Чем дальше в лес, тем темнее. Солнце только-только надумало клониться к горизонту, однако кроны деревьев все еще достаточно густы, чтобы давать плотную тень. Мэйр полумрак по душе, в отличие от лысых деревьев и мерзкой слякоти, что разольется по всему лесу сплошным бурым пятном. С конца осени и до начала весны. От непрогретой земли веяло могильным холодом, и Мэйр то и дело ежилась, малодушно подумывая, не пора ли сменить тонкое пальтишко на теплое зимнее. Почти никто и не удивится, а мама так и вовсе обрадуется… Тен-Тен снова стал воздухом и тенью, бесшумный и незримый, однако Мэйр давно научилась улавливать его присутствие каким-то внутренним чутьем. Келпи был поблизости, затем ушел чуть вперед – кажется, чем-то заинтересованный. Мэйр поняла чем, когда до нее донеслись отзвуки разноголосого детского смеха. Три маленьких девочки кружком расселись вокруг трухлявого пня и по очереди тыкали прутиками в его сердцевину, то и дело принимаясь хихикать. Хайтеры. Дети воздуха. Холодные, как осенний ветер; пестрые, как осенний лес. Волосы, алые как кровь, убраны осенними цветами – хризантема, вербена, гелениум, золотарник… Платья как один большой гербарий из кленовых листьев, желтых и красных. На появление рядом огромного черного жеребца девчонки отреагировали радостным хором приветствий на фейском языке. Тен-Тен же склонился над пеньком, подозрительно его обнюхал и, сочтя непригодным в пищу, с громким фырканьем скрылся в тени. – Что у вас тут? – также по-фейски спросила Мэйр, опустившись рядом с пеньком на одно колено. – И тебе светлого дня, Мэйраэн-фэ, – протянула девочка напротив, отличная от своих подружек лишь тугими кудряшками. На вид всем троим было лет по пять-шесть, однако хайтер намеренно использовала обращение «фэ», то есть «юная госпожа», – чтобы показать, кто тут на самом деле дите сопливое, а кто Адельдора Кровавого в колыбельке видал. – Ищешь своего друга?… – … для лорда ужаса и кошмаров у этой конфетки чересчур красивая обертка, – с жеманным смешком подхватила вторая, без кудряшек, но с глазами темными, как спелые черешни. Она по-детски картавила и глотала звуки, отчего ее вычурная речь на архаичном высоком диалекте звучала комично. Третья девочка мило улыбнулась, подцепила ее запястья своими крохотными, мертвецки холодными пальчиками и заставила приложить ладони к шершавым и влажным бокам пня. – Попробуй угадай! Все бы этим пернатым бестиям в игрушки играть… Мэйр закатила глаза, однако покорно зажмурилась и прислушалась к ощущениям. Внутри трухлявой деревяшки определенно притаилась некая сущность, полуразумная и бестелесная. Хорошо бы не злобный дух вроде сприггана… Пару лет назад один такой вселился в местного пьянчугу. Одержимый человек чуть не разваливался на части, однако даже умудрился доползти до города, где попытался утащить ребенка из коляски. Спригганы, если верить преданиям, пуще любого лакомства любят кровь детишек. «Нет, нет… Это что-то другое, – она кивнула сама себе и тут же по привычке сдула волосы с лица. – Похожее, но… безобидное». Перевертыш. Бестелесный, полуразумный и пакостливый. Из тех, что любят прикинуться зайцем или косулей, чтобы подразнить охотника да раствориться в воздухе и тени. – Броллахан. Девочки радостно засмеялись и захлопали в ладоши, как будто он отмочил невесть какой фокус. – Броллахан! – Броллахан. Глупый перевертыш. Прикорнул в щелочке, а пень возьми… – … да размокни! И перевертыш застрял! – Застрял! Застрял! – А зачем вы в него палками тыкали? – возмутилась Мэйр, от негодования перейдя на общий имперский. – Весело! Весело! – загалдели хайтеры – один в один стая воробьев у кормушки. – Тьфу на вас, поганки. Мэйр покачала головой и с размаху саданула кулаком в середину пня. Было больно, однако пень брызнул щепками и развалился надвое. Освобожденный броллахан окатил спасительницу волной благодарности и упорхнул прочь. Зря он не стал мстить вредным хайтерам… или не зря, все равно тем как об стенку горох. – Мэйраэн-фэ – наша вечная спасительница! – насмешливо прощебетала кудрявая девочка. – Мэйраэн-фэ так любит всех спасать!.. – подхватила вторая. – … всех без разбору! – ехидно прибавила третья. – Ага, я такая! – заверила Мэйр, озабоченно разглядывая окровавленную руку. В конце концов наспех обезболила и оставила как есть. Занозы сами выйдут через минуту-другую – сталь в ее жилах отвергает все, кроме другой стали. – А вы только насмехаетесь. Нет бы подкинуть горшочек с золотом. – Золото? – сощурилась кудрявая. И хищно улыбнулась, демонстрируя полный рот острых зубов. – Будет тебе золото. Не лепреконское. Но золото. – Золото! – Золото! – Золото-золото-золото!.. И не жалуйся потом! Наполнив полянку зловещим хохотом, хайтеры всплеснули руками и улетели прочь стаей пестрых птичек. Только куча кленовых листьев да несколько веточек золотарника напоминали об их присутствии. – Ох, нечисть, какая же ты долбанутая, – только и произнесла Мэйр, прежде чем подняться. – Эй, Тен-Тен, где ты? Слинял! Ух, вредина! Да погоди ты!.. И она спешно продолжила путь. Не то, чего доброго, от «лорда ужаса и кошмаров» останутся рожки да ножки. * * * Себастьяна отпустило еще до того, как он пересек опушку, на которой высился премилый домик Мэйр, и небольшой пролесок, целиком состоящий из кустарника и молодых сосенок. Отпустило не до конца, но достаточно, чтобы с сомнением оглянуться на дом и отругать себя за несдержанность – повелся, как дурак, на спектакль некромантишки со всякой похабенью вместо мозгов. Ну хоть получил возможность наконец прогуляться по леску без воспитательных речей, бесконечных же предупреждений, а главное – в тишине, которой ему в последнее время так недоставало. Одной целительницы бывало многовато, что уж говорить о всяких там гостях? То Фалько, то теперь этот… Френсис. Нет, определенно, Себастьян имеет право сбежать в лес хотя бы на пару часов, чтобы отдохнуть от чужих мыслей, пусть и приглушаемых слабенькой пока защитой. Стать нормальным человеком и жить обычной жизнью все еще хотелось; да только десять лет в лесу просто так из биографии не вычеркнуть.