Часть 26 из 41 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Мэйр с недовольством покосилась вверх.
– Ябеда, – проворчала она. И затем прибавила, уже глядя на Себастьяна: – Перевертыш застрял внутри пня. Ты про них должен был читать, я тебе книжку давала, помнишь?
Не дожидаясь ответа, Мэйр взмахом рук отогнала назойливые огоньки и поднялась с земли.
– Если ты нагулялся, то мы могли бы пойти домой.
Себастьян кивнул и поднялся. Но не съехидничать не смог, припомнив, как вероломно к ним ворвался некромантишка и испортил утро:
– Только если там нет этого твоего Фре-енсиса.
Волну негодования он ощутил тут же – как будто это он виноват, что его едва ли не вышвырнули из их дома! И нагло лезли в голову, нарочно думая о том, о чем Себастьян мог пока только мечтать.
– У этого моего Френсиса вообще-то работа есть.
«И целых два мудаковатых коммандера, которым не терпится послушать свежие сплетни про моего якобы парня…»
«Якобы?!» – хором возмутились внутренний голос, монстр и самомнение.
Чересчур громко возмутились, потому как Мэйр вытаращилась на него так, будто он только что убил и съел Тен-Тена. Ну или Френсиса, чтоб его Хладная.
– Домой пошли, – прежде, чем к целительнице вернулся дар речи, бросил Себастьян и быстрым шагом ушел вперед.
Желание не слушать больше чужих мыслей вспыхнуло с новой силой. От обиды, не иначе.
Глава 11
В это время года солнце клонится к закату все быстрее. С каждым днем, минута за минутой, час за часом – и не успеешь оглянуться, как за окном уже в четыре пополудни становится темно, будто ночью. Вот и сейчас, пока они дошли до дома Мэйр, всю дорогу храня тягостное молчание, сумерки опустились на опушку.
Себастьян вошел в длинную прихожую первым, тут же скидывая обувь с налипшими на нее листьями, куртку, пропахшую лесом; пристроил на обычное место свой лук.
«Даже пострелять не успел».
И когда бы? Сначала к себе звал Неметон, желая познакомиться с незваным гостем, потом ему стрельнуло поработать над защитой, отчего стало уже не до стрельбы. Да и Мэйр за спиной, сердитая и дерганая, к охоте не располагала.
Не день, а сплошное расстройство.
– Я в душ, – бросил он, направляясь к лестнице.
– Я сделаю чай, – буркнули в ответ.
Ну просто прекрасное начало вечера.
По счастью, у воды есть одно очень большое достоинство – вместе с грязью она смывает и дурные мысли. А таковых в голове Себастьяна водилось немало. Спасибо Френсису, Фалько и самой Мэйр, рядом с которой никак не получалось снова стать отстраненным занудой, интересующимся только книжками, стрельбой да сомнительными экспериментами с нестандартной магией.
Согревшись под теплой водой, от души натершись ароматным травяным мылом, в кухню Себастьян спускался в куда более благостном настроении. Мэйр привычно крутилась у стола, расставляя чашки и раскладывая по тарелкам разогретый ужин.
– Война войной, а умирать с голода никому не позволено? – усмехнулся он, глядя на эти хлопоты. – Помочь?
– Нет, спасибо, – сухо откликнулась Мэйр. – И нет, не позволено. Есть уйма куда более занятных способов умереть.
Что ж, ясно. С ним все еще не собираются разговаривать. Желание расколотить что-нибудь (а кого-нибудь – убить) вспыхнуло с новой силой. Звякнув вилкой, он уткнулся в тарелку и принялся за еду. Мэйр уселась напротив через несколько минут – раздражающе чужая, холодная и будто бы вмиг переставшая испытывать к нему хоть что-нибудь.
– Вот это все, – Себастьян, дождавшись, пока та поест, помахал в воздухе вилкой, – хотя бы к концу недели закончится?
– Радость моя, ты не мог бы изъясняться поточнее? – попросила Мэйр чуть желчным тоном. Судя по тому, как звонко обрушилась в раковину стопка тарелок, «вот это все» она прекращать не собиралась. – Не знаю, что должно кончиться у тебя, а у меня терпение на исходе.
– Твоя обида на меня, – Себастьян поднялся следом, подошел ближе к ней и оперся о стол у раковины, скрестив руки на груди, – невесть за что. Хотя это ты назвала меня увечным при своем Френсисе. И игнорируешь весь день.
Словно не желая находиться рядом с ним, Мэйр отошла к окну и принялась нервно ерошить волосы.
– А что, ты вел себя как здоровый? Френсис, конечно, та еще белобрысая козлина, но ты сам не лучше.
– Он меня провоцировал!
– Насильники так говорят о женщинах в откровенной одежде.
Себастьян даже поперхнулся от такого сравнения. Кошмарного и даже оскорбительного… но, увы, вполне справедливого. В конце концов, по закону придурок Френсис мог думать любую похабень, а вот он сам в его голову лезть не имел права. То, что контролировать свой дар как следует Себастьян пока не способен – это другой разговор.
– Я понял, о чем ты, – выдохнул он, усилием воли заставив себя не продолжать скользкую тему. – Правда, Мэйр, я понял. Но дело ведь не только в этом?
Мэйр молчала с добрых полминуты, прежде чем заговорила тихо и холодно:
– Думаешь, если я отнеслась к тебе по-доброму, то позволю вертеть собой как угодно? Я не такая мямля, какой могла показаться, Себастьян! – Она резко обернулась, обжигая злым звериным взглядом. – Да, это моя вина, я… я была недостаточно строга и к тебе, и к себе. Больше не будет никакого потакания этой твоей придури.
– Этой моей придури? – Собственный голос, чересчур желчный и такой же тихий, Себастьян услышал будто со стороны. – Вот теперь я недопонял…
– Никаких обжиманий в тепленькой постельке, – отчеканила Мэйр, – никаких идиотских подкатов. И никакого собственнического дерьма в адрес меня или моих друзей.
Не будь Себастьян менталистом, он бы поверил. И в тон, и в желание Мэйр и впрямь прекратить все то, чем пациенту и целителю заниматься неуместно. Поверил и ушел бы – хоть в лес, хоть на поклон к дорогому дядюшке, просить для себя камеру повышенной комфортности… Лорд он или нет, в конце концов! Но Себастьян – менталист. Слишком хороший, пожалуй, пусть и с изрядно поломанными мозгами. Сквозь неприятие, злость и напускную холодность он чувствовал совсем другое. Мэйр испытывала нетерпение, желание, немного страха. И думала. О том, как ей на самом деле нравятся обжимания и поцелуи. И что Себастьян в ее постели ей совсем не нужен; да только правды в том нет и на медяк.
Внутри проснулось темное.
– Хорошо, – протянул он, шагнув к Мэйр, нервно комкающей полотенце. Обхватил запястье, потянул на себя, заставляя развернуться полностью. – Идиотских подкатов больше не будет.
Не дожидаясь реакции, только поморщившись от плеснувшего в воздухе недоумения, Себастьян накрыл ее ладонь губами, куснул кончики тонких пальцев. И прижал Мэйр к столешнице, обхватив за узкую талию. Сразу под рубашкой, задрать которую вышло само собой. Ощущение теплой кожи под ладонью сводило с ума, заставляло не мигая смотреть в дикие глаза, на пухлые губы. На шею, на которой так притягательно билась жилка. Себастьян облизал вмиг пересохшие губы, притиснул Мэйр к столу еще сильнее, коленом раздвигая длинные ноги.
– Так что, – он склонился к острому уху, нарочно касаясь его губами, – никаких больше обжиманий?
Мэйр отстранилась как могла, уперевшись руками ему в грудь, отталкивая. Получилось не очень-то убедительно, учитывая, что при желании она могла переломать Себастьяну все ребра о ближайшую стену. Спасибо Неметону, тот наглядно поведал, как сильна хиленькая с виду фея.
– Хватит! – зло выдохнула она, вовсю светя глазищами. – Прекрати это, Себастьян. Признайся хоть самому себе: ты лапаешь меня просто потому, что больше некого. Ты хоть понимаешь, насколько это унизительно?
– Я лапаю тебя, потому что мне этого хочется, – даже не пытаясь отстраниться, прошипел Себастьян. Будь он чуточку больше… социализирован, сказал бы совсем другое. И сменил бы тон, чтобы не казаться совсем уж наглой сволочью. Увы, не судьба. – Потому что ты красивая. Потому что ты мне нравишься. Меня не тянет к людям, но тянет к тебе. Можешь искать сколько угодно оправданий и причин, но я тебе тоже нравлюсь. Или тебе тоже больше не с кем делать все это?
Что именно «это», он пояснил наглядно – снова потянул за запястье, коснулся губами там, где бился пульс, легонько сжал зубы. Мягкими поцелуями покрыл кожу до самого локтя. Ответом стал шумный вздох, который Мэйр попыталась сдержать, но не преуспела. Себастьян выпрямился, чтобы заглянуть в сверкающие глаза феи.
И не выдержал – взгляда, шквала чужих эмоций, вида чужих губ так близко. Наклонился снова, делая то, что так давно хотелось – прижал к себе еще сильнее, впился в тонкую шею, прикусил нежную смуглую кожу, наверняка оставляя на ней след. Уловил удивленный, еле слышный стон; запустил пальцы в шелковистые волосы, оттянул их, открывая себе доступ.
– Ну же, Мэйр… Скажи, что тебе не нравится… Скажи – и мы прекратим все это. Я прекращу, – лихорадочно шептал он, продолжая целовать, кусать, проводить языком от острой ключицы до самого уха. – Скажи, Мэйр, ну…
– Так н-не… нечестно, – выдала Мэйр почти жалобно, голос ее заметно дрожал. – Нечестно, – хрупкие с виду пальцы впились Себастьяну в плечо, больно и наверняка до синяков. – Нечестно, слышишь ты, поганец бессовестный?!
– Ой, ну и что?
Ответ его злобной фее не понравился. Себастьян услышал треск ткани – это надорвался рукав рубашки под чужими пальцами. Мэйр больно ударила его ладонью в грудь – не столько отталкивая, сколько негодуя, – но тут же вцепилась в воротник, притянула обратно и поцеловала.
Ничуть не ласково, остервенело даже, мстительно прихватив нижнюю губу острыми клыками… Но поцеловала. Сама. И с явной охотой.
Этого хватило, чтобы напрочь отшибить ему последние мозги.
Сдерживать ее Себастьян не пытался. Куда там, когда чужие руки выдирают рубашку из штанов; когда горячие ладони ложатся на спину, царапая почти до крови; губы целуют в обнажившееся плечо так, что впору кончить только от этого. Хотелось разложить Мэйр прямо тут, благо, кухонный стол крепкий и выдержал бы. И Себастьян уже почти сделал это, огладив ее бедро и закинув ногу себе на талию, чтобы оказаться еще ближе.
Но Мэйр была против – невзирая на возбуждение, которое легко читалось в хаосе ее чувств, она снова мстительно укусила его за губу. Лихорадочное «Ну не здесь же!» обожгло, заставило отстраниться.
Глаза напротив сверкали уже не злобой, а нетерпением и желанием; Себастьян тонул в этой мути и из последних сил заставил себя потянуть Мэйр к лестнице.
Они раздевались прямо на ступеньках, не особо заботясь о сохранности вещей и том, что поутру придется убираться. Еще этим утром он не собирался никуда отпускать свою фею. Не из-за десяти лет целибата, нет. Просто это его фея, внутри которой так хочется оказаться, целовать каждый дюйм обнаженной кожи, чувствовать под собой ее гибкое тело.
Себастьян опрокинул Мэйр на постель, тут же сжав узкие запястья в ладонях. Остановился, буквально оторвав себя от горячих губ – перевести дух, да просто хотя бы вздохнуть, потому что все это… запредельно.
– Боги, ну какая же ты… – прошептал, прижимаясь своим лбом к ее.
И отпустил, желая исполнить уже свою мечту целовать Мэйр так, как ему хочется. Глубоко, толкаясь языком в теплый рот. Прикусывая подбородок и кожу на тонкой шее; беззащитные ключицы, расчерченные татуировками, каждую из которых хотелось обвести отдельно. Вылизывать обнаженный живот, двигаясь все ниже.
Себастьян остановился, чтобы полюбоваться ею – взволнованной, теплой и такой близкой, что впору почувствовать себя подростком, впервые оказавшимся в постели с девушкой. Разумеется, это было далеко не так – спасибо деревенской скуке и собственной внешности. Но Мэйр – это Мэйр, и ради нее он готов дружить хоть с деревьями, хоть со всей лесной нечистью разом.
– Эй, ты чего? – поинтересовалась она, несильно потянув за волосы на затылке и заставляя посмотреть в полыхающие льдистой зеленью глаза.
– Хочу, чтобы тебе было хорошо со мной. Всегда, Мэйр, – тихо проговорил Себастьян, снова возвращаясь к шее, выдыхая в нее, сцеловывая крохотные капли пота.
– Так мне разве плохо? – изумилась она, приподнявшись на локте и улыбаясь ему – не насмешливо, скорее очень уж понимающе.