Я откашлялась. – Значит, он очаровывает многих женщин? – Ты же его видела. Сама-то как думаешь? – Ясно… – Я нахмурилась и снова уставилась на огонь. Какое мне дело до тех, кого очаровывал Роан? Мне нужно вернуться в мир людей и забыть об этом месте. Мы снова погрузились в уютное молчание, и через несколько минут Элрин начала клевать носом. Она поставила бокал на стол и легла на звериную шкуру, наброшенную на диван. А когда свернулась калачиком, закрыв глаза, я укрыла ее пледом. Рыжие волосы красиво контрастировали с зеленой материей. Я собиралась лечь спать прямо на полу у камина, но какая-то мысль по-прежнему не давала мне покоя. Я скрестила руки на груди, глядя в огонь, – и тут меня осенило. Отражение. Вот что я почувствовала тогда в кладовой. Моя магия почувствовала это, даже если глаза ничего не заметили. Я встала и взяла лампу. Вернувшись в кладовую, зажгла лампу, заливая помещение мягким светом. Запылившиеся банки с едой, вином, бокалы, пустые полки… и всё. Я закрыла глаза, пытаясь настроить сознание на отражение, ища его. И через несколько секунд почувствовала толчок изнутри, как будто какая-то веревка потянула меня вправо. Я открыла глаза, повернулась в ту сторону и уставилась на шершавую деревянную стену. Мое тело, казалось, нацелилось на что-то прямо за этой стеной. Я положила ладонь на шершавое дерево. Если стена внешняя, то здесь должно быть гораздо холоднее. И все же, мысленно представив планировку дома, я не увидела комнату за этой стеной. Я провела по стенам лучом, задержавшись на темном пятне. Кто-то часто дотрагивался до этого места. Я положила на него руку и толкнула. Что-то щелкнуло, и стена распахнулась, открывая темную комнату – попросторнее кладовой. Я вошла, осветив лампой помещение, похожее на деревенский сарай, и увидела на столе простую деревянную шкатулку. Подошла ближе; сердце мое бешено колотилось. Понятно, что мне здесь не место. Я шпионю. Это дом Роана, он очень скрытный, и я не имею никакого права рыться в его вещах… Может, это оттого (как утверждает Роан), что собственный адреналин влечет меня как наркотик? Отбросив сомнения, я открыла шкатулку и обнаружила внутри ручное зеркальце, изящное изумрудное ожерелье и кольцо. Кому они принадлежат? Конечно, это не мое дело. Наверное, Роан убьет меня, если вернется и застанет копающейся в украшениях какой-то женщины в его доме. И все же… Я продолжала освещать лампой комнату. Бледно-голубой свет отразился от ряда ножей, висевших на стене, и по моей спине пробежала дрожь от дурного предчувствия. Световое пятно скользнуло по длинной веревке с крючком и нескольким смертоносным с виду крючьям. Я осветила ряд полок с книгами, бумагами, пером и чернилами. Прислушиваясь, не вернулся ли Роан, подошла к полкам. Зачем ему такие хлопоты – прятать кладовку за потайной стеной? Я взяла с полки лист бумаги, и мой пульс участился. Это оказалась карта местности, где дом Роана был обведен коричневыми чернилами, а близлежащая тюрьма – синими штрихами, причем их прочертили так глубоко, что едва не порвали страницу насквозь. На западном краю карты было нарисовало что-то похожее на городские стены – наверняка это город-крепость Триновантум. Синим цветом изображалась река, которая течет явно с запада на восток. Я прикусила губу, рассматривая карту. Северо-восточнее тюрьмы Роан нарисовал рощу, одно из деревьев больше остальных. В центре этого дерева он нарисовал круг. Не знаю почему, но у меня появилась уверенность: там портал. Мой билет отсюда. Начальник тюрьмы сказал, что к востоку от тюрьмы есть портал, ведь так? Он сказал правду. Я еще несколько секунд изучала карту, обдумывая путь туда. Нужно просто идти вдоль реки, пока она круто не повернет на север, а потом еще миль десять севернее. Я положила карту на место и взяла в руки дневник в кожаном переплете. Вот сюда мне реально не следует совать нос. Но я здесь не как друг Роана. Я агент ФБР, расследующий убийство. Будь вежлива и будь готова убить каждого встречного. И у меня проблемы с доверием. Я открыла дневник – и воздух словно выпустили из легких. На первой странице Роан нарисовал женщину. Ее лицо было таким знакомым, что у меня чуть не остановилось сердце. Идеальное изображение моих черт. Сбоку он нацарапал какой-то текст, но я не смогла расшифровать язык. Не огамическое письмо, которое я видела раньше. Я перевернула страницу. Там оказался только текст на том же языке. И на следующей странице тоже. У меня пересохло во рту, когда, листая дневник, я наткнулась на газетные вырезки – все о серийном убийце. Фотографии с мест преступлений, описания убийств. Я перевернула страницу и увидела вырезку с кошмарной фотографией с места преступления. Другого преступления. При виде этого снимка у меня затряслись руки, подкосились колени, перехватило дыхание… На фотографии была спальня моей матери после того, как отец убил ее, а потом ударил ножом себя. В заметке сообщалось, что муж Марты Лидделл, Гораций Лидделл, зарезал жену, пока их тринадцатилетняя дочь Кассандра пряталась в соседней комнате. Я пряталась в соседней комнате, как последняя трусиха, слушая крики матери. Давние болезненные воспоминания забились о решетки своих клеток… Мир качался под ногами, пока я снова и снова перечитывала короткую заметку. По углам газетной вырезки Роан сделал пометки на том же непонятном языке. Бумага пожелтела и истрепалась от времени. Трясущимися руками я сложила листок и сунула к себе в сумку. Он знал обо мне. Знал, что натворил мой отец. Знал, что я пряталась в своей комнате, не желая помочь матери, пока Гораций бил ее ножом снова и снова… Меня затошнило от отвращения. Воспоминания, которые я заперла в мысленной клетке, дикие узники стыда и горя, рвались наружу через тюремные решетки. Сквозь пелену слез я заметила еще несколько вырезок. Мое старое интервью в «Бостон глоуб» с фотографией, как я арестовываю убийцу. Я смахнула слезы и перевернула страницу, на которой оказалась карта улиц. Теперь мои руки тряслись так сильно, что я едва могла удержать дневник. Но постепенно я узнала расположение улиц. Это была карта местности рядом с моим отелем, несколько мест обведены кружками. Я смотрела на них, мысленно пытаясь собрать воедино выделенные кварталы, узкие переулки и улочки. Роан отметил красным переулок Колеса Кэтрин – там, где на меня напали двое мужчин. Где он случайно столкнулся с ними во время нападения. Я вытерла щеки, листая дневник дальше. Еще один мой портрет – с короткой стрижкой, которую я носила когда-то давно. Он следил за мной в течение многих лет. Зачем? А потом, через несколько часов после того, как я прилетела в Лондон, оказался рядом и спас мне жизнь… Но, конечно, на самом деле все было не так. Роан нанял этих мужчин, чтобы они напали на меня в переулке. Он выследил меня, подослал головорезов и заявился туда сам. Он все подстроил так, чтобы казалось, будто он спас мне жизнь. Я вспомнила, как мужчина с красными глазами плюнул в меня и от плевка расплавились булыжники мостовой… фейри-наемник. Удар ботинком мне в лицо, рука, нагло схватившая меня за задницу… Спектакль, чтобы я поверила своему преследователю. Откуда он знал, что я окажусь в том переулке? С помощью видения – вроде того, что было у меня? А может, применил магию, чтобы заставить меня туда пойти? Да неважно. Любой вариант годится. Вот почему он не хотел, чтобы я гналась за этими ублюдками. Потому что он подослал их. Руки тряслись так, что я уже едва могла держать дневник, но я листала его снова и снова, изучая лондонские убийства. Если он преследовал меня годами… От страха у меня перехватило дыхание. А если он организовал эти убийства, чтобы заманить меня в Лондон? В ту ночь, когда я преследовала убийцу на вечеринке фейри, Роан тоже оказался там – совсем случайно. Еще одно совпадение или он появился там ради меня? Пол скрипнул, я резко обернулась. Роан стоял на пороге комнатки, его зеленые глаза сверкали в темноте. Раны были перевязаны лоскутом ткани. Будь вежлива и будь готова убить каждого встречного. Но я больше не могу быть вежливой. Не теперь, когда разъяренные звери вырвались из мысленной клетки и готовы разорвать любого на своем пути. Охота началась. Роан утробно зарычал: – Ты что делаешь… – Что все это значит? – Мой голос дрогнул. Меня распирало от ярости. Хотелось убить его. – И давно ты следишь за мной? Давно это спланировал? – Ты многого не понимаешь. – Роан шагнул вперед. Будь готова убить каждого встречного. Теперь, когда я обезумела от ярости, только эта единственная мысль казалась мне истиной. Я выхватила из сумки кошку-девятихвостку. Холодный взгляд Роана остановился на моем оружии. – Больной ублюдок… – мой голос дрожал. – Ты убил этих женщин, нанял этих головорезов, чтобы они напали на меня, – и все для того, чтобы… что? Что ты хотел от меня? – Ты ошибаешься. Я… – Заткнись! – крикнула я, замахнувшись плеткой. Нельзя вестись на его манипуляции. Роан отступил на шаг, а я двинулась вперед. – Я нашла у тебя маленькую карту, на которой отмечен мой путь в ту ночь от места убийства до отеля. Что ты сделал? Заплатил паре головорезов, чтобы они напали на меня, а ты набросился на них и спас меня, как гребаный герой? Роан замялся, вероятно пытаясь придумать ложь поубедительнее. Я взмахнула плеткой и попала по винным бутылкам. Они разбились, забрызгав нас вином. В комнате как будто похолодало, а воздух разрядился. – Да. Я нанял их. Каллах сказала мне, что ты пойдешь туда. Она подарила мне видение. Я увидел время по звездам. Я поверить не могла, что он признался в таком. – Ты велел им выбить из меня все дерьмо и хватать за задницу? Велел притвориться, что они хотят меня изнасиловать? – Во мне вспыхнул чистейший гнев. – Ты должен дать им гребаную премию. Они отлично справились! Роан поднял руки, словно успокаивая меня: – Они не должны были заходить так далеко. Но ты же пикси… Я снова взмахнула плеткой. На левой руке Роана появились три багровые линии; он отдернул ее и отшатнулся, словно ужаленный змеей. – Не надо сваливать все на то, что я пикси. Не надо обвинять меня в том, что сделали эти ублюдки. – Звери вырвались из клетки, и я не брала пленных. – Ведь это ты убил тех женщин? Ты преследовал меня много лет и хотел заманить в Лондон. Ты крутился на всех местах преступлений. Ты сам совершил эти преступления, чтобы затащить меня туда! С дико колотящимся сердцем я сделала выпад. Роан увернулся и отпрянул, в его руке появился нож.