– Ага, – сказал я. Понятное дело, чемодан разбирала ма. Я так и слышал, как она чихвостит папашу: “Джим Мэкки, убери свои грязные лапы подальше от вещей! Это же трусики, ты что, извращенец?” – Неопознанные отпечатки есть? – Внутри нет. Еще мы нашли, гм, несколько ваших отпечатков на конверте, где лежали билеты. Оказывается, даже после событий последних дней у меня еще осталось место, куда можно больно ударить: мои отпечатки с того невинного вечера в “О’Нилс”, свеженькие, как вчерашние, после двадцати лет в темноте, на потребу экспертам. – Конечно. Мне не пришло в голову надеть перчатки, когда я покупал билеты. Что-нибудь еще? – С чемоданом все. А записку, похоже, тщательно протерли. На второй странице, которую нашли в восемьдесят пятом году, есть отпечатки Мэтью, Терезы и Норы Дейли, трех парней, которые нашли и принесли записку, и ваши. Ни единого отпечатка Роуз. На первой странице, из кармана Кевина, ничего. В смысле, вообще нет отпечатков. Чисто, как в больнице. – А на окне, из которого он выпал? – Тут наоборот: слишком много отпечатков. Эксперты почти уверены, что отпечатки Кевина остались на верхней и нижней рамах – там они и должны быть, если он открывал окно; на подоконнике – отпечаток его ладони, там, где он наклонился. Однако гарантии они не дают, слишком много слоев отпечатков внизу, детали пропадают. – Что-нибудь еще? Стивен покачал головой: – Из ряда вон ничего. Нашли отпечатки Кевина на входной двери и двери комнаты, из которой он упал, – ничего неожиданного. По всему дому – отпечатки неизвестных; эксперты еще работают. Пока всплыли несколько мелких правонарушителей, все местные, так что могли просто отираться в доме. Вдобавок давным-давно. – Отлично. – Я подровнял края папок и убрал их в портфель. – Я этого не забуду. А теперь я бы послушал теорию детектива Кеннеди о происшедшем в твоем кратком изложении. Стивен следил за моими руками. – Объясните еще раз, каким образом это нормально с этической точки зрения. – Это нормально с этической точки зрения, потому что рыльце у тебя, малыш, уже в пушку. Рассказывай. Помедлив, он поднял взгляд на меня и сказал: – Я не знаю, как говорить с вами об этом деле. Официантка бухнула на стол наши сэндвичи и мою чашку кофе и метнулась прочь, готовиться к крупным планам. Мы оба ее проигнорировали. – Потому что я связан почти со всеми и со всем, что имеет отношение к делу? – Да. Вам и так нелегко, не хочу усугублять. Вот так предупредительность. Дайте мальчику пять лет – он будет нами командовать. – Ценю твою заботу, Стивен, – сказал я. – Однако сейчас мне нужна от тебя не чуткость, а объективность. Представь, что дело не имеет никакого отношения ко мне. Я посторонний, которому надо доложить о ходе расследования. Сможешь? – Ага, – кивнул он. – Договорились. Я откинулся на стуле и придвинул к себе тарелку. – Чудно. Валяй. Стивен не спешил, и мне это нравилось; он залил свой сэндвич кетчупом и майонезом, погонял по тарелке картошку, привел в порядок мысли и наконец заговорил: – Ладно. Теория детектива Кеннеди такова. Поздний вечер пятнадцатого декабря тысяча девятьсот восемьдесят пятого года; у Фрэнсиса Мэкки и Роуз Дейли назначена встреча на Фейтфул-Плейс; они планируют вместе сбежать из дома. Брат Мэкки, Кевин, узнав об этом… – Как? Я слабо представлял себе Имельду изливающей душу пятнадцатилетнему пацану. – Это неясно, но очевидно, что кто-то узнал, и Кевин подходит лучше остальных. Это один из краеугольных камней теории детектива Кеннеди. Все, с кем мы беседовали, утверждают, что Фрэнсис и Роуз хранили предстоящий побег в полной тайне, никто понятия не имел, что они затеяли. На особом положении был только Кевин – он делил с Фрэнсисом спальню и мог что-то увидеть. Моя умничка Мэнди не проболталась. – Исключено. В той комнате нечего было видеть. – Я из Норт-Уолла, – Стивен пожал плечами, – в Либертис наверняка все так же или, по крайней мере, было в те времена: народ живет друг у друга на головах, все чешут языками, секретов не существует. Надо сказать, я бы сильно удивился, если бы никто не узнал о побеге. – Резонно, – сказал я. – Оставим пока эту часть. Что дальше? Сосредоточившись на отчете и ощутив себя на знакомой почве, Стивен немного расслабился. – Кевин решает перехватить Роуз, прежде чем она встретится с Фрэнсисом. Может, он назначил ей встречу, может, знал, что ей надо забрать чемодан, но в любом случае они встречаются – скорее всего, в доме шестнадцать по Фейтфул-Плейс. Завязывается спор, Кевин выходит из себя, хватает Роуз за горло и ударяет головой о стену. По словам Купера, все произошло очень быстро – возможно, за несколько секунд. Когда Кевин остыл, было слишком поздно. – Мотив? Зачем ему вообще ее перехватывать, не говоря уж о споре? – Неизвестно. Все утверждают, что Кевин был очень привязан к Фрэнсису – возможно, не хотел, чтобы они с Роуз уезжали. Возможно, ревность заиграла – возраст такой, гормоны шалят. Все говорят, она была красавицей. Может, она отвергла Кевина, может, они тайком шашни крутили… – Стивен вдруг вспомнил, с кем разговаривает, вспыхнул, заткнулся и испуганно взглянул на меня. “Я помню Рози, – говорил Кевин. – И волосы, и смех, и походку…” – Разница в возрасте великовата – не забудь, пятнадцать и девятнадцать лет. Впрочем, он-то вполне мог к ней воспылать. Давай дальше. – Так. Мотив необязательно должен быть значительным; то есть, насколько нам известно, он не планировал ее убивать. Похоже, это случайно получилось. Когда Кевин понимает, что она мертва, он оттаскивает тело в подвал – если они уже не находились там – и прячет под бетонной плитой. Он был крепким для своего возраста, а тем летом к тому же подрабатывал на стройке, подай-принеси. Сил бы хватило… – Стивен снова глянул на меня. Выковыривая из зубов ветчину, я ответил малышу ласковым взглядом. – В какой-то момент Кевин обнаруживает записку, которую Роуз собиралась оставить семье, и понимает, что ее можно использовать. Он забирает первую страницу, а вторую оставляет на месте. Идея такова: если Фрэнсис все равно уедет, все поверят в изначальный план – парочка сбежала вместе, и записка предназначена ее родителям. Если Фрэнсис в итоге вернется домой, не дождавшись Роуз, или свяжется с семьей позже, все подумают, что записка для него и Роуз сбежала одна. – И двадцать два года все шло по плану, – сказал я. – Ага. Потом тело Роуз находят, начинается расследование – и Кевин впадает в панику. Все, с кем мы беседовали, утверждают, что последние пару дней он был на взводе, и с каждым днем все хуже. Наконец он не выдерживает напряжения, достает первую страницу записки из тайника, проводит последний вечер с семьей, возвращается на место, где убил Роуз, и… Вот. – Угу. Молится напоследок и ныряет головой вниз из окна верхнего этажа. Правосудие восторжествовало. – Да, по-моему, вроде того… – Стивен украдкой глядел на меня из-за чашки кофе, проверяя, не перегнул ли палку. – Отлично, детектив, – сказал я. – Четко, кратко и объективно. Он коротко, с облегчением выдохнул, будто вышел с устного экзамена, и набросился на свой сэндвич. – Как думаешь, сколько у нас времени до тех пор, как все это станет каноническим евангелием от Кеннеди и оба дела закроют? Стивен покачал головой. – Вероятно, несколько дней. Он пока не отправил дело наверх; мы продолжаем собирать улики. Детектив Кеннеди очень основателен. То есть у него имеется теория, но он не лепит ее на дело, лишь бы поскорей сбыть его с рук. Насколько я понял из его слов, мы – я и остальные стажеры – в любом случае останемся в убойном до конца недели. Иначе говоря, у меня в запасе дня три. Никто не любит копаться в прошлом. Как только дело официально закроют, ничто, кроме нотариально заверенной видеозаписи, запечатлевшей, как оба убийства совершает кто-то еще, не поможет добиться его повторного открытия. – То-то радости будет, – сказал я. – А что лично ты думаешь о теории детектива Кеннеди? От неожиданности Стивен замер с набитым ртом. – Я? – Ты, солнышко. Я и так знаю, как работает Снайпер. Как я говорил, меня интересует, что можешь предложить ты – помимо навыков скоростной печати. Он пожал плечами: – Не мое дело… – Нет, твое. Я спрашиваю тебя, значит, это твое дело. Тебя его теория цепляет? Стивен откусил еще кусок сэндвича, давая себе время подумать, и уставился в тарелку, пряча взгляд. – Да, Стиви, имей в виду: я могу оказаться предвзятым ослом, обезумевшим от горя бедолагой или просто психом – в общем, не лучшим поверенным твоих сокровенных мыслей. И все-таки тебе наверняка приходило в голову, что детектив Кеннеди, возможно, ошибается. – Я думал об этом, – сказал он. – Разумеется, думал, если ты не идиот. А еще кто-нибудь из команды об этом думал? – Никто не говорил. – И не скажут. Они все об этом думали, они ведь тоже не идиоты, но помалкивают, потому что боятся навлечь на себя гнев Снайпера. – Я наклонился к нему через стол, и ему волей-неволей пришлось поднять глаза. – Остаешься ты, детектив Моран. Ты и я. Возможно, убийца Роуз Дейли до сих пор на свободе и прекрасно себя чувствует – и ловить его, кроме нас двоих, никто не станет. Теперь понимаешь, почему наше небольшое отступление от правил этически приемлемо? – Наверное… – не сразу ответил Стивен. – Этически к нему не подкопаешься, потому что твоя главная ответственность – не перед детективом Кеннеди и, если на то пошло, не передо мной, а перед Роуз Дейли и Кевином Мэкки. Мы – все, что у них есть. Так что кончай ломаться, как девица, вцепившаяся в трусики, и рассказывай, что ты думаешь о теории детектива Кеннеди. – Я не в восторге, – пробормотал Стивен. – Почему?