– Нет! Ты вообще слушаешь, что я тебе рассказываю? Они оба и по отдельности были шальные, а вместе еще больше друг друга баламутили. Как-то летом твой па одолжил у друга машину и повез Тэсси в Пауэрскорт на все воскресенье, водопад посмотреть. Только на обратном пути машина сломалась. Или такова была версия папы. Ма посмотрела на меня со значением. – И?.. – спросил я. – И они остались там! На всю ночь! Тогда ведь мобильных не было, позвонить и механика вызвать они не могли, не могли даже сообщить кому-нибудь, что случилось. Собрались было идти пешком, но поломка-то приключилась на проселке, где-то в Уиклоу, а уже темнело. Они заночевали в машине, а наутро мимо проезжал фермер, они прикурили машину от его аккумулятора. Пока они добрались домой, все уже решили, что они с концами укатили. Ма повернула серебряную безделушку к свету – проверить, что очищено идеально, и потянуть время; она всегла отличалась пристрастием к театральным приемам. – Так вот. Твой па всегда говорил мне, что спал на переднем сиденье, а Тэсси – на заднем. Сама я не знаю, но Фейтфул-Плейс думала иначе. – Кто бы сомневался… – сказал я. – В те времена девушки с парнями ночь не проводили. Только потаскухи. Я не знала ни одной девушки, которая блудила бы до замужества. – Странно, что они после этого не поженились, чтобы спасти ее репутацию. Ма приблизила ко мне лицо. – Как по мне, твой па и женился бы, он прямо на ней помешался, чертов идиот, – презрительно сказала она. – Но О’Бирнам он не годился – они всегда много о себе воображали. Отец Тэсси и ее дядья чуть дух из Джима не вышибли; я на следующий день его еле узнала. Ему запретили и близко к ней подходить. Сказали, что он уже достаточно натворил. – И он послушался, – сказал я. Мне это очень нравилось. Звучало ободряюще. Меня Мэтт Дейли со своими дружками мог бы хоть до полусмерти избить, а я, едва выйдя из больницы, на всех парах захромал бы к Рози. – У него не было особого выбора, – чопорно и удовлетворенно заявила ма. – Прежде отец Тэсси чего только ей не спускал – и гляди, к чему это привело, но после того случая запретил ей за дверь высовываться, разве что на работу, да и туда сам провожал. Трудно его винить, эта их выходка в притчу во языцех превратилась. Малолетняя шпана кричала оскорбления ей вслед, старики ждали, что у нее пузо набухнет, половине подруг не разрешали с ней даже разговаривать, чтобы она их тоже в шлюх не превратила. Отец Хэнрэтти прочитал проповедь о том, что из-за блудниц страна наша вырождается и что не за это умирали мужчины в шестнадцатом. Имен он, правда, не называл, но все поняли, о ком он. Так Тэсс хвост и прижали. С расстояния почти в полвека я мысленно увидел это пиршество стервятников: бешеная истерия, двойной выброс адреналина – Фейтфул-Плейс почуяла запах крови и устремилась в атаку. Вполне вероятно, что именно эти недели заронили семена безумия в рассудок Тэсси Дейли. – Еще бы… – сказал я. – Так ей и надо! Пусть знает, что к чему. Как с парнями путаться – она первая, а профурсеткой, значит, ее величать не смей! – Ма выпрямилась и напустила на себя добродетельный вид. – С Мэттом Дейли она начала встречаться сразу после того – он ее годами глазами-то поедал, но она на него ноль внимания. А тут пригодился. Мэтт был приличным парнем, и отец Тэсс не возражал, чтобы она с ним гуляла. Только с ним ее и выпускали из дома. – Так вот за что па взъелся на Мэтта Дейли? За то, что девушку увел? – По большей части. Да они и с самого начала друг другу не нравились. – Ма положила какую-то серебряную штуковину в ряд с тремя такими же, смахнула с ее краешка пылинку, достала из приготовленной груды вычурную елочную игрушку. – Мэтт всегда завидовал твоему па. Твой па был в тыщу раз красивей Мэтта и гораздо популярнее – не только у девчонок, парни тоже считали его ого-го, такой он был весельчак… А Мэтт был мелким занудой, ни рыба ни мясо. В ее голосе переплелись отзвуки давнишней победы, горечи и злорадства. – Значит, когда Мэтт получил девчонку, это только растравило рану? – Этого Мэтту показалось мало! Твой па пытался устроиться в “Гиннесс” водителем. Ему сказали, что работа, считай, его – вот только прежний водитель уволится. Но Мэтт Дейли там тогда уже несколько лет работал, а еще раньше – его отец; у него были связи. После всех этих дел с Тэсси Мэтт пошел к мастеру и сказал, что Джимми Мэкки не годится для “Гиннесса”, а за каждое место по двадцать парней боролись. Баламуты им на заводе были не нужны. – И так па стал штукатуром? – Это мой дядя Джо его в ученики пристроил. Мы обручились вскоре после всей этой свистопляски с Тэсси. А раз мы собирались завести семью, твоему па нужна была профессия. – Ты времени не теряла. – Появился шанс, и я им воспользовалась. К тому времени мне семнадцать стукнуло, мальчишки засматриваться стали. А твой па… – Ма сжала губы ниточкой, ввинтилась тряпкой во впадинки елочной игрушки и, помолчав, с вызовом добавила: – Я знала, что он еще сохнет по Тэсси… На долю секунды я увидел девчонку с выпяченным подбородком, которая глядит на бедового Джимми Мэкки в это самое кухонное окно и думает: “Мой!” – Но меня это не волновало. Я думала, что смогу все изменить, как только заполучу его. Желания у меня были скромные; я была не из тех, кто метит в звезды Голливуда, никогда о себе лишнего не воображала. Все, чего я хотела, это собственный домик, несколько детишек – и Джимми Мэкки. – Ну, – сказал я, – детей ты получила, и своего мужчину тоже. – Ага, получила в конце концов – объедки после Тэсси и Мэтта. Джим тогда уже к бутылке пристрастился. – Но ты все равно его хотела, – мягко сказал я, не допуская в голос ни тени осуждения. – Прикипела я к нему. Мама, царствие небесное, меня предупреждала: нипочем с пропойцей не связывайся. Но я же совсем без понятия была. Мой-то па – ты, Фрэнсис, его не помнишь, замечательный был мужчина – капли в рот не брал; я представления не имела, что такое пьяница. Я знала, что Джимми попивает, так ведь все парни пили. Я думала, он парой стаканчиков ограничивается, – да так и было, когда я впервые его заприметила. А потом Тэсси О’Бирн ему голову заморочила. Я ей поверил. Мне ли не знать, что иная женщина в иной момент может сотворить с мужчиной, – впрочем, похоже, что Тэсси тоже не осталась безнаказанной. Некоторым людям лучше не встречаться. Последствия пускают слишком глубокие и долговечные корни. – Все вокруг вечно твердили, что из Джимми Мэкки ничего путного не выйдет. Его родители, пара старых алкашей, в жизни не проработали ни дня; он еще мальцом по соседям ходил, просил разрешения остаться на ужин, потому что дома есть нечего, шатался по улицам посреди ночи… К тому времени, как мы с Джимом познакомились, все вконец убедились, что он закончит так же, как родители. – Ма отвела взгляд от серебра и посмотрела на струи дождя за окном. – Но я-то знала, что они не правы. Он, Джимми, был неплохой, просто бедовый. И тупым он не был, мог бы чего-то добиться. И без “Гиннесса” он обошелся бы, завел бы свое дело – чтобы не отчитываться каждый день перед начальником, это он ненавидел. Он любил баранку крутить; мог бы доставкой заниматься, собственный фургон купить… Если бы эта женщина его не охмурила. А вот и мотив – нарядно завернутый, ленточкой перевязанный и идеально совпадающий с modus operandi преступника. Только что Джимми Мэкки гулял с классной девчонкой и рассчитывал на классную работу, готов был раскрасить будущее в свои цвета и показать средний палец всем козлам, что посмели в нем усомниться. А потом – один-единственный промах, и мелкий паинька Мэтт Дейли не моргнув глазом прикарманивает себе всю жизнь Джимми. К тому времени, как в голове у Джимми прояснилось, он был женат на девочке, которую никогда не хотел, хватался за случайные халтурки без перспектив и пил столько, что Питер О’Тул бы скопытился. Двадцать с лишним лет он наблюдал, как его украденная жизнь проходит в чужом доме, прямо через дорогу. А потом, за одни выходные, Мэтт Дейли унижает его перед всей улицей и чуть не подводит его под арест – а разжиженный алкоголем мозг всегда виноватых найдет, – и каким-то образом выясняется, что Рози Дейли вьет веревки из его сына и вот-вот уведет его из дома, как щенка на привязи.[29] Но, возможно, все было не так просто – и куда хуже. Па ухмыляется мне, подмигивает, подначивает: “Младшая Дейли, а? Молодец, сынок, девчонка – пальчики оближешь. Ну и буфера у нее, господи…” Моя девочка Рози, точная копия его Тэсси О’Бирн. Должно быть, он все-таки слышал, как я на цыпочках крадусь через гостиную, воображая себя неуязвимым. Я сотни раз видел, как па притворяется спящим. Может, он всего лишь хотел сказать Рози, чтобы не совалась к его семье; а может, хотел и чего-то большего. Но вот они встретились, и он с яростью осознал, как мало значат его желания: перед ним стояла дочь Тэсси О’Бирн, неотразимая и недоступная, дочь Мэтта Дейли, из каприза отнимающая все, что было у Джимми. Возможно, он был пьян – по крайней мере, пока не сообразил, что произошло. Сил у него в те времена хватало. Той ночью не спали не только мы: в какой-то момент Кевин проснулся – может, хотел в сортир сходить – и увидел, что нас обоих нет. Тогда он и внимания не обратил: па регулярно пропадал где-то сутками напролет, у нас с Шаем тоже, бывало, находились дела по ночам. Но на этих выходных Кевин понял, что в ту ночь убили Рози, – и вспомнил. Мне показалось, словно я знал эту историю в мельчайших подробностях, держал ее в какой-то глубокой расщелине мозга с той самой секунды, как услышал голос Джеки на автоответчике. Казалось, что ледяная черная вода заполняет мои легкие. – Ему бы подождать, пока я вырасту… – сказала ма. – Тэсси, конечно, довольно смазливая была, но когда мне исполнилось шестнадцать, многие и меня считали симпатичной. Да, я совсем девчонкой была, но ведь росла и хорошела. Отведи он, дурак, от нее глаза, заметь меня хоть на минуту – и ничего бы этого не произошло. Горечи в ее голосе было столько, что впору корабли топить. Тут я и понял: ма считает, будто Кевин напился до беспамятства, научившись у папаши, потому и выбросился из окна. Не успел я собраться с духом и вывести ее из заблуждения, как ма провела пальцами по губам, взглянула на часы на подоконнике и завопила: – Боже святый, только посмотри, уже час! Мне надо поесть, а то как бы не занемочь. – Она отшвырнула игрушку и отодвинулась от стола. – Съешь сэндвич. – Может, папе отнести? Ма на секунду оглянулась на дверь спальни, потом продолжила рыться в холодильнике. – Не буди. Треугольные сэндвичи из белого хлеба с маслом и консервированной ветчиной вернули меня в далекие времена, когда я, сидя за тем же столом, не доставал ногами до пола. Ма заварила еще чайник забористого чаю и принялась методично жевать свои треугольники. Судя по тому, как энергично двигались ее челюсти, она обзавелась новым зубным протезом. Когда мы были маленькими, ма говорила, что зубов у нее не хватает из-за нас – мол, каждые роды стоили ей зуба. Мамины глаза увлажнились. Она отставила кружку и вытащила из кармана вязаной кофты застиранный синий платок; подождав, пока слезы отступят, она высморкалась и снова взялась за свой сэндвич. 18 Отчасти мне хотелось сидеть с мамой до бесконечности, подогревать чайник каждый час и время от времени готовить новые порции сэндвичей. Ма – не такая уж плохая компания, когда держит рот на замке. Впервые ее кухня показалась мне убежищем – по крайней мере, в сравнении с тем, что ждало меня за дверью. Как только я выйду за порог, мне не останется ничего, кроме как искать веские доказательства. Само по себе это несложно – я прикинул, что на все про все уйдет около суток, не больше. Настоящий кошмар начнется после. Раздобыв доказательства, придется решать, что с ними делать. Примерно в два часа из спальни послышалася шум: скрип пружин, бессловесный отхаркивающийся рык, бесконечный, сотрясающий все тело кашель с рвотными позывами. Я счел эти звуки сигналом к отступлению, чем тут же навлек на себя залп сложных маминых вопросов по поводу рождественского ужина: – Если вы с Холли оба придете – я просто сказала “если”, – то она будет белое мясо или темное? Или вообще не будет, а то она говорит, что мама ей дает только индейку свободного выгула… Я, опустив голову, прорывался к выходу. Вынырнув за дверь, я услышал: – Рада была тебя видеть, возвращайся скорее! В глубине квартиры мокротно захрипел па: – Джози! Я знал даже, как он выведал, где будет той ночью Рози. Эту информацию он мог получить только через Имельду, и я видел единственное объяснение тому, что мой па вообще оказался рядом с ней. Я всегда считал само собой разумеющимся, что если папаша исчез на денек-другой, то исключительно в связи с выпивкой. Даже после всех его фортелей мне ни разу и в голову не пришло, что он изменяет маме, – задумайся я над этим, решил бы, что па от алкоголя на такое элементарно не способен. Моя семья – просто кладезь сюрпризов. Имельда могла тут же передать своей матери все, что ей рассказала Рози, – то ли для укрепления семейных связей, то ли чтобы привлечь мамино внимание, кто знает, – или могла бросить в присутствии моего папаши намек – малюсенький, только чтобы почувствовать себя умнее мужчины, который трахает ее мать. Как я говорил, мой па не идиот и легко сложил бы два и два. На сей раз, когда я позвонил в дверь Имельды, мне не открыли. Я отступил назад и посмотрел в окно: за тюлевой занавеской что-то шевелилось. Я давил на звонок добрые три минуты, пока Имельда не схватила трубку домофона: – Что? – Привет, Имельда. Это Фрэнсис. Сюрприз! – Отъебись. – Да ладно, Мельда, не дури. Надо поговорить. – Мне с тобой разговаривать не о чем. – Ошибаешься. Других дел у меня нет, так что подожду через дорогу, в машине, столько, сколько понадобится. Серебристый “мерс” девяносто девятого года. Когда надоест в прятки играть, спустись ко мне, поболтаем по-быстрому, и я оставлю тебя в покое навсегда. Если мне надоест первому, начну расспрашивать о тебе соседей. Поняла? – Отъебись! Она отключилась. Имельда отличалась немалым запасом упрямства; я прикинул, что пройдет не меньше двух часов, а то и все три, прежде чем она сломается и спустится ко мне. Я вернулся в машину, включил Отиса Реддинга и открыл окно, чтобы поделиться с соседями. Шут его знает, за кого они меня примут – за копа, дилера или отморозка-коллектора, – но Имельде это еще припомнят.