В этот час на Хэллоус-лейн было тихо. Старикан на ходунках и старушка, полировавшая медяшки на двери, долго и с неодобрением обсуждали меня, две аппетитные мамочки искоса поглядывали в мою сторону, возвращаясь из магазина. Какой-то парень в засаленном спортивном костюме – и, похоже, с большими проблемами – не меньше сорока минут торчал под домом Имельды, качался из стороны в сторону и из последних мозговых клеток каждые десять секунд орал: “Деко!” – обращаясь к окну верхнего этажа. Однако у Деко были занятия получше, и в конце концов парень на неверных ногах поплелся прочь. Примерно в три часа девочка – несомненно, Шанья – вползла вверх по ступенькам дома десять и вошла в дверь, открыв своим ключом. Немногим позже пришла домой Изабель. Она оказалась точной копией Имельды из восьмидесятых, вплоть до своенравно вскинутого подбородка и дерзкой длинноногой походки; я никак не мог понять, расстроила она меня или обнадежила. Каждый раз, как подергивались грязные тюлевые занавески, я махал рукой. Вскоре после четырех, когда уже стало смеркаться, Женевьева вернулась из школы, а я поставил диск Джеймса Брауна, в окно у пассажирского сиденья постучали. Снайпер. “Я не расследую это дело; мне вообще нельзя в него соваться, – сказал я Имельде. – Я рискую вылететь с работы уже из-за того, что сюда приехал”. Я не мог определиться, то ли презирать ее за стукачество, то ли восхищаться ее находчивостью. Я выключил музыку и опустил окно. – Детектив Кеннеди. Чем могу помочь? – Открой дверь, Фрэнк. Я поднял брови, изображая удивление суровым тоном, но потянулся и разблокировал дверцу. Снайпер сел и с чувством ею хлопнул. – Поехали, – сказал он. – Ты в бегах? Можешь спрятаться в багажнике, если хочешь. – Я не в настроении шутить. Я забираю тебя отсюда, пока ты вконец не запугал бедных девушек. – Я просто человек в машине, Снайпер. Сижу и предаюсь ностальгии, глядя на родные места. Что тут пугающего? – Поехали. – Я поеду, только сделай одолжение – продышись. Если по моей вине у тебя случится удар, моя страховка этого не покроет. Ладно? – Не нарывайся на арест. Я расхохотался. – Снайпер, ты просто сокровище! Вечно забываю, с чего я так тебя люблю. Почему бы нам не арестовать друг друга? – Я выехал на дорогу и влился в поток. – А теперь говори, кого это я запугиваю? – Имельду Тирни и ее дочерей. Тебе это прекрасно известно. Миз Тирни сообщила, что вчера ты пытался вломиться к ней в квартиру и не уходил, пока она тебе ножом не пригрозила. – Имельда? Это ее ты называешь девочкой? Ей за сорок, Снайпер. Прояви уважение. В наше время принято говорить “женщина”. – А ее дочери – девочки. Младшей всего одиннадцать. Они говорят, ты сидел там весь день и показывал им непристойные жесты. – Не имею удовольствия быть с ними знакомым. Они милые девочки? Или в мамочку пошли? – Когда мы виделись последний раз, что я говорил? Что от тебя требовалось? – Не путаться под ногами. Это я понял, четко и ясно. Не понял только, с каких пор ты стал моим начальником. Последний раз, когда я видел босса, он был куда габаритнее тебя и далеко не такой симпатичный. – Мне не нужно быть твоим чертовым боссом, чтобы запретить тебе соваться в мое дело. Я веду расследование, Фрэнк; я отдаю приказы. А ты их проигнорировал. – Так напиши на меня рапорт. Назвать номер моего удостоверения? – Очень смешно, Фрэнк. Я знаю, что правила для тебя пустой звук, а сам ты считаешь себя неприкосновенным. Черт, может, ты и прав; не знаю, что там за порядки у вас в Спецоперациях… – Снайперу гнев не к лицу; челюсть раздулась вдвое против обычного, на лбу выступила опасная вена. – Но все-таки имей в виду, я прилагаю все усилия, чтобы сделать одолжение тебе. Я ради тебя расшибаюсь в лепешку. А сейчас вообще не припоминаю, чего я так стараюсь. Если ты не прекратишь вставлять мне палки в колеса на каждом шагу, я могу и передумать. Я подавил желание ударить по тормозам, чтобы Снайпер разбил лоб о стекло. – Одолжение? Объявить, что с Кевином произошел несчастный случай? – Не только объявить. Это пойдет в свидетельство о смерти. – А, ну тогда замечательно, конечно! Меня переполняет благодарность, Снайпер. Просто нет слов. – Дело не только в тебе, Фрэнк. Может, тебе и плевать, несчастный случай это или самоубийство, но твоей семье наверняка не все равно. – Ну нет, милый мой, нет, нет, нет. Этим ты меня не проймешь. У тебя, приятель, нет ни малейшего понятия, с чем ты столкнулся. Во-первых, ты, возможно, удивишься, но в их мирке ты не главный: они будут верить в то, во что хотят верить, что бы вы с Купером ни понаписали в свидетельстве; моя мама, например, просила сообщить тебе, что имело место дорожно-транспортное происшествие. Я не шучу. Во-вторых, если большинство моих родственничков загорится синим пламенем, я мочи пожалею, чтобы их потушить. Мне глубоко положить, что, по их мнению, случилось с Кевином. – А хоронят теперь самоубийц в освященной земле? Что скажет священник на заупокойной мессе? Что скажут соседи? Как это аукнется твоим родственникам? Не обманывай себя, Фрэнк, тебе вовсе не наплевать. Мое терпение порядком пообтрепалось. Я свернул в узкий тупичок между двумя многоквартирными домами – задним ходом, чтобы быстро срулить, если придется выкинуть Снайпера из машины – и выключил зажигание. Над нами нависали балконы, по прихоти архитектора выкрашенные в синий цвет и в ущерб средиземноморскому эффекту выходящие на кирпичную стену и нагромождение мусорных баков. – Итак, – сказал я, – гибель Кевина ты спишешь на самоубийство, комар носа не подточит. Позволь спросить, а что с делом Рози? – Убийство. Естественно. – Естественно. А убийца кто – неизвестный или неизвестные? Снайпер молчал. – Или Кевин? – Ну, тут все несколько сложнее. – Что именно? – Если наш подозреваемый тоже мертв, мы обладаем определенной свободой выбора. Здесь есть тонкость: с одной стороны, если арест не предвидится, начальство не придет в восторг от перспективы вбухивать ресурсы в это дело. С другой стороны… – С другой стороны, существует всемогущий процент раскрываемости. – Смейся-смейся. Это не пустяк. Думаешь, я смог бы привлечь столько людей для твоей подруги, если бы мой процент раскрываемости был ниже плинтуса? Замкнутый круг: чем больше я получу от этого дела, тем больше смогу вложить в следующее. Прости, Фрэнк, но я не собираюсь рисковать надеждами следующей жертвы на правосудие – и собственной репутацией, – только чтобы пощадить твои чувства. – Переведи. Что именно ты намерен сделать по делу Рози? – Я намерен сделать все правильно. Еще пару дней мы будем собирать и сопоставлять улики и свидетельские показания, а потом, если ничего неожиданного не всплывает… – Снайпер пожал плечами. – Мне уже доводилось заниматься похожими делами. Обычно мы стараемся уладить ситуацию как можно деликатней. Дело уходит в прокуратуру, но без шумихи; никакой огласки, особенно если речь не о рецидивисте. Мы предпочитаем не порочить имя человека, который не в состоянии защититься. Если прокуратура признает нашу версию обоснованной, мы проводим беседу с семьей жертвы, даем понять, что полной определенности нет, но некоторый катарсис и утешение они получат. И на этом все – родственники жертвы живут дальше, семья убийцы не лишается покоя, мы можем считать дело закрытым. Такова обычная процедура. – Почему у меня складывается впечатление, что ты пытаешься мне угрожать? – спросил я. – Брось, Фрэнк. Ты чересчур драматизируешь. – А как бы ты это назвал? – Я бы назвал это попыткой предупредить. Но ты не облегчаешь мне задачу. – О чем конкретно предупредить? Снайпер вздохнул. – Если, чтобы установить причину смерти Кевина, потребуется развернуть полномасштабное расследование, я это сделаю. Можешь не сомневаться, репортеры слетятся как мухи на мед. И, что бы ты ни думал о версии суицида, мы оба знаем пару журналюг, которые придут в восторг от сюжета о бесчестном копе. Думаю, ты и без меня догадываешься, каким бесчестным ты будешь выглядеть, попади эта история в дурные руки. – А вот это и впрямь звучит как угроза, – сказал я. – Кажется, я понятно объяснил, что предпочел бы не идти по этому пути. Но если это единственный способ прекратить твои игры в юного детектива… Я просто пытаюсь до тебя достучаться, Фрэнк. Других способов у меня не осталось. – Снайпер, вспомни, что говорил тебе я, когда мы виделись последний раз? – Что твой брат – не убийца. – Правильно. Ты обратил на это хоть какое-то внимание? Снайпер опустил солнцезащитный козырек и принялся изучать в зеркале бритвенный порез у себя на лице. Он запрокинул голову и провел большим пальцем по подбородку. – В каком-то смысле я должен быть тебе благодарен, – сказал он. – Надо признаться, я вряд ли нашел бы Имельду Тирни, если бы ты не нашел ее для меня. А она оказалась очень полезной. Изворотливая сучка… – Не сомневаюсь. Очень услужливая – ну ты сам понимаешь… – Нет-нет, она не просто пытается меня порадовать. Если дело дойдет до суда, ее показания прозвучат очень убедительно. Снайпер выдержал паузу. К чему сводился их с Имельдой разговор, было ясно по его самодовольной ухмылке, но я все равно продолжил расспросы. – Ну давай, порази меня. Что она наговорила? Снайпер поджал губы, изображая раздумья. – Фрэнк, если придется, она выступит свидетельницей. Я не смогу рассказать тебе о ее показаниях, если ты будешь вынуждать ее их изменить. Думаю, мы оба понимаем, как плохо это может кончиться. Я не торопился. Несколько долгих секунд я холодно разглядывал Снайпера; потом откинулся на подголовник и провел ладонями по лицу. – Знаешь, Снайпер, это самая длинная неделя в моей жизни. – Понимаю, старик. Однако для всех будет лучше, если ты направишь свою энергию в более продуктивное русло. – Ты прав. Начать с того, что мне вообще не стоило искать Имельду, тут я хватил через край. Они ведь с Рози дружили, понимаешь? Вот я и подумал, если уж кто и знает что-то…