– Еще одна остроумная версия, но неверная. Хорошо бы, если бы дело разрешилось само собой в порыве вдохновения, но вынужден тебя разочаровать: такое случается нечасто. – …и теперь вы что-то нашли и решили придержать при себе. Бай-бай, Стивен, славно поиграли, а теперь марш в свою коробку. Я должен быть польщен тем, что вы потрудились меня натаскать, так? Я вздохнул, откинулся на спинку стула и размял мышцы шеи. – Малыш, если ты не против выслушать небольшой совет от человека, который делает эту работу гораздо дольше тебя, позволь поделиться с тобой секретом: почти всегда самое простое объяснение – самое верное. Нет никакой круговой поруки, нет большого заговора, правительство не вживляло тебе за ухо чип. За последние пару дней я выяснил только одно: нам с тобой пора бросать это дело. Стивен таращился на меня так, будто я вторую голову отрастил. – Минуточку. А как же наша ответственность перед жертвами? Как же “Ты и я – все, что у них есть”? – Это потеряло смысл, малыш. Снайпер Кеннеди прав: у него не дело, а мечта. На месте прокурора я бы мигом дал ему зеленый свет. Черта с два он плюнет на свою версию и начнет с нуля, даже если архангел Гавриил спустится с небес и объявит, что Снайпер не прав. И уж тем более его не переубедят странности в телефонных звонках Кевина и наше с тобой недоверие к рассказу Имельды. Неважно, что случится до вторника: дело окончено. – И вас это устраивает? – Нет, солнышко, не устраивает. Ничуть не устраивает. Но я взрослый человек. Бросаться на амбразуру я буду, только если есть шанс, что это что-то изменит, а безнадежными случаями, хоть какими романтичными, я не занимаюсь, потому что это напрасная трата времени. Так и ты растратишь себя понапрасну, если тебя разжалуют и отправят до конца жизни в глухомань бумажки перебирать, когда поймают на том, что ты сливал мне бесполезную информацию. Как и все рыжие, малыш обладал огненным темпераментом: рука на столе сжалась в кулак, и Стивен, похоже, едва сдерживался, чтобы не засадить мне по физиономии. – Это мое решение. Я большой мальчик и могу сам о себе позаботиться. Я рассмеялся. – Не обманывай себя, я не пытаюсь тебя защитить. Я бы с радостью позволил тебе рисковать карьерой до конца года, а не то что до вторника, если бы хоть на мгновение поверил, что это что-нибудь даст. Но все бесполезно. – Вы сами втянули меня в это дело, почти что волоком затащили, и теперь я втянулся – и не отступлюсь. Вы не можете передумывать каждые пару дней: принеси палку, Стивен, брось палку, Стивен, принеси палку, Стивен… Я не ваша шавка – не больше, чем детектива Кеннеди. – Вообще-то как раз моя. Я глаз с тебя не спущу, дружище Стиви; если мне только покажется, что ты продолжаешь совать свой нос куда не надо, я отнесу отчет о вскрытии и результаты дактилоскопической экспертизы детективу Кеннеди и расскажу, откуда они у меня. Ты попадешь в его черный список, в мой черный список – и, более чем вероятно, за канцелярский стол в жопе мира. Так что повторяю еще раз: отвали. Понял? По молодости и от потрясения Стивен не владел лицом и прожигал меня взглядом, полным неприкрытой ярости, изумления и отвращения. Того-то я и добивался: чем больше он станет меня презирать, тем дальше окажется от предстоящих разнообразных неприятностей, – однако мне было от этого ничуть не легче. – Не понимаю я вас, – сказал Стивен, качая головой. – Совсем не понимаю. – Это ты верно подметил, – сказал я и полез за бумажником. – И не надо покупать мне кофе. Я в состоянии за себя заплатить. Если бы я слишком больно задел его самолюбие, он мог остаться в деле из принципа – доказать себе, что он настоящий мужик. – Как хочешь. Да, кстати, Стивен… – начал я. Он сидел, опустив голову, роясь в карманах. – Детектив, посмотри на меня. Я подождал, и наконец он неохотно поднял на меня глаза. – Ты отлично поработал. Я знаю, мы оба не хотели, чтобы все так закончилось, но могу сказать только, что я этого не забуду. Если подвернется случай тебе подсобить – а он подвернется, – я сделаю все возможное. – Как я сказал, я способен сам за себя заплатить. – Знаю, что способен, но я тоже привык платить по своим счетам, а перед тобой я в долгу. Приятно было с тобой поработать, детектив. Уверен, это не в последний раз. Я даже не пытался пожать ему руку. Стивен бросил на меня мрачный непроницаемый взгляд, пришлепнул на стол десятку – широкий жест для человека с зарплатой новичка – и влез в рукава пальто. Я остался за столиком, предоставив ему возможность уйти первым. * * * И вот я снова оказался там же, где был всего неделю назад, – на подъездной дорожке дома Лив, приехал забрать Холли на выходные. Словно прошли годы. На Оливии был сдержанный бежевый костюм вместо сдержанного черного платья на прошлой неделе, но смысл был тот же: псевдопедофил Дерьми уже в пути и ему светит удача. Впрочем, на сей раз Оливия не преградила мне дорогу, а широко распахнула дверь и быстро затащила меня в кухню. Прежде, когда мы были женаты, меня повергали в ужас эти сигналы “нам надо поговорить”, но сейчас я им даже порадовался. Гораздо лучше, чем “мне с тобой говорить не о чем”. – Холли еще не готова? – спросил я. – Она в ванной. У Сары в студии хип-хопа был день открытых дверей; Холли только что вернулась, вся в поту. Будет готова через несколько минут. – Как она? Оливия вздохнула и легко провела рукой по безукоризненной прическе. – По-моему, нормально – насколько можно ожидать. Ночью ей приснился кошмар, и она очень тихая, но не похоже… Не знаю. Хип-хоп ей понравился. – Она ест? – спросил я. Когда я съехал, Холли на какое-то время объявила голодовку. – Ест. Впрочем, ей уже не пять лет и чувства у нее не нараспашку. Однако это не значит, что их нет. Может, ты с ней поговоришь? Вдруг ты лучше поймешь, как она справляется. – Значит, она держит все в себе… – чуть ядовито сказал я. – Интересно, где она этого набралась? Оливия чуть заметно поджала губы. – Я совершила ошибку. Серьезную. Я признала это, попросила прощения и как могу стараюсь все исправить. Поверь, мне и без твоих слов очень плохо от того, что я причинила Холли боль. Я выдвинул барный табурет и тяжело осел на него – на сей раз не для того, чтобы побесить Оливию, просто был так разбит, что хоть две минуты посидеть в комнате, где пахнет тостами и клубничным джемом, казалось настоящей наградой. – Люди причиняют друг другу боль, такова жизнь. Ты, по крайней мере, пыталась сделать что-то хорошее, а это не каждый может о себе сказать. Плечи Лив напряженно застыли. – Людям необязательно причинять друг другу боль, – сказала она. – Обязательно, Лив. Родителям, возлюбленным, братьям, сестрам, можешь сама продолжить. Чем ближе человек, тем глубже он ранит. – Нет, иногда, конечно, такое бывает. Но ты представляешь все так, будто это непреложный закон природы… Это отговорка, Фрэнк, и ты сам это прекрасно знаешь. – Позволь предложить тебе щедрую порцию освежающей реальности. Большинство людей с огромной радостью покалечат друг другу душу. А тех немногих, кто изо всех силенок старается этого избежать, мир прижмет – и все равно заставит. – Иногда мне очень жаль, – холодно сказала Оливия, – что ты не слышишь себя со стороны. Ты хоть понимаешь, что рассуждаешь как подросток? Обыкновенный подросток, который наслушался Моррисси и упивается жалостью к себе. С этой финальной репликой Лив взялась за ручку двери, а я вовсе не хотел, чтобы она ушла. Я хотел, чтобы она осталась в теплой кухне и продолжила препираться со мной. – Я лишь говорю по собственному опыту, – сказал я. – Может быть, где-то есть люди, которые никогда не делали друг другу ничего вреднее чашки какао с маршмеллоу, но лично я таких не встречал. Если ты встречала, непременно меня просвети. Я открыт к твоим доводам. Приведи хоть один пример отношений, которые никому не причинили боли. Может, я и не могу заставить Оливию хотя бы иногда поступать по-моему, но я всегда отлично умел втянуть ее в спор. Лив отпустила ручку двери, прислонилась к стене и скрестила руки на груди. – Ладно, – сказала она. – Хорошо. Эта девушка, Роуз, когда-нибудь причиняла тебе боль? Не ее убийца, а она сама? Другая сторона наших с Лив отношений – то, что я вечно откусываю больше, чем могу прожевать. – Пожалуй, мне на этой неделе уже хватит разговоров о Роуз Дейли, если ты не против. – Она не бросала тебя, Фрэнк. Не бросала. Рано или поздно тебе придется с этим смириться. – Дай угадаю, Джеки растрепала? Вот уж язык без костей! – Я и без Джеки понимаю, что какая-то женщина обидела тебя или, по крайней мере, что ты так считаешь. Я знала это чуть ли не с первой нашей встречи. – Лив, как ни жаль тебя расстраивать, но твои навыки телепатии сегодня не на высоте. Удачи в следующий раз. – И телепатия мне тоже ни к чему. Спроси любую, с кем у тебя были отношения, – гарантирую, она знала, что она на втором месте, на замену, пока не вернется та, кого ты на самом деле хочешь. Оливия хотела было добавить что-то еще, но сдержалась. Ее глаза смотрели испуганно, почти ошеломленно, как будто она только что поняла, на какую скользкую почву ступила. – Ну давай, облегчи душу, – сказал я. – Договаривай, раз начала. Через мгновение Лив едва заметно пожала плечами: – Ладно. В том числе по этой причине я и попросила тебя съехать. Я громко рассмеялся. – Ах вот оно что. Ну тогда ясно. Значит, все эти бесконечные ссоры насчет моей работы и отлучек – это что, отвлекающий маневр? Просто чтобы я мучился догадками? – Не нужно извращать мои слова. Тебе прекрасно известно, что у меня хватало причин дойти до точки – я никогда не знала, означает ли твое “увидимся в восемь” сегодня или следующий вторник, я спрашивала, чем ты сегодня занимался, – и слышала в ответ “работал”, и…